Я приехал в Нью-Йорк из Караганды. Это было длинное и трудное путешествие.
Иногда мне кажется, что Нью-Йорк – увеличенная копия Караганды моего детства. Я не про архитектуру. Зайдите в любую государственную школу Нью-Йорка, и вы увидите такое же, как в Караганде, смешение народов. Только ехали они сюда не под конвоем. Ехали за американской мечтой.
Я прилетел в Нью-Йорк с полтинником в кармане, который тут же потратил на такси до Манхэттена. Здесь почти у каждого подобная история. Решил спать под мостом, но идти к поставленной цели.
С тех пор, как я приехал, Нью-Йорк очень изменился – стал безопаснее, но немного скучней. Внешний вид людей как бы усреднился – панков почти не видно, хиппи и байкеры исчезли, проститутку на улице я видел в последний раз лет 12 назад, и она сама себя стеснялась.
В Штатах я уже ко всему привык, все принял. Принял и правила игры Condé Nast, хотя поначалу их стиль работы показался мне «социалистическим»: в крупных корпорациях можно спрятаться и ничего не делать, получая хорошую зарплату. Я взялся эту систему переделывать и в первый же год получил 4 выговора. Когда стал жаловаться редакторам, то они сказали мне, что обычно здесь увольняют после первого же выговора. Так что я рекордсмен.
Рабочий день в Condé Nast начинается, как на заводе – приходишь к десяти утра, заглядываешь в журнал, где расписаны твои съемки, и дубасишь до шести. Во время Недели моды в журнал смотришь вечером и планируешь свой день по пути домой. Все прозаично довольно-таки. К красоте привыкаешь быстро и почти не замечаешь ее. Но стоит случиться простою, как начинаются ломки. Красота – великая сила.
Почти сразу по прилете в Нью-Йорк я стал снимать для крупнейшего фотоагентства Getty Images, но потерял работу, когда выяснилось, что у меня нет разрешения работать в США.
Кем я только ни трудился, чтобы заработать на хлеб, но мысль вернуться ни разу не возникла.
Я долгое время работал звукооператором и музыкальным менеджером в «Ирландском пабе», но пьяных почти не видел.
Хорошо, что я не сразу получил работу, о которой мечтал и которую сейчас имею. Я бы ее тогда не удержал – слишком по-другому здесь все устроено.
Сегодня благодаря работе у меня много интересных знакомых. Поболтать с иконой женщин, простецким в общении парнем Брэдом Питтом? Пообниматься с Вайноной Райдер и Жюльет Бинош? Покурить с Жанной Моро и поругаться с Изабель Юппер? Запросто! А потом пообедать в итальянском ресторане с Борисом Гребенщиковым и его женой и музой Ириной. Особое удовольствие – старая эмигрантская гвардия. Люблю ходить в гости к Эрнсту Неизвестному.
Вне работы мой круг общения состоит из художников. Очень много друзей среди женщин, так получилось. Я доволен: получается, и на работе, и дома окружен красотой.
Мне уже несколько лет не нужно показывать пропуск, чтобы зайти на любое шоу с заднего входа. Это огромное преимущество, потому что я не люблю очереди, простояв в них все детство с бабушкой за молоком, маслом и мясом. Да за всем.
Америка напоминает мне пятизвездочный сумасшедший дом, где очень много незаметных вышколенных санитаров. Если ты живешь по правилам, то никто тебя не тронет, но если ты эти правила нарушаешь, то рано или поздно тебе пропишут успокоительное или закроют надолго.
А в другой раз Америка напоминает советскую казарменную систему, когда большинство населения верило во все, о чем пишут в газетах.
Знаете, какая самая любимая сказка в Америке? Сказка про Золушку. А у меня была – про Ивана Дурака. Но здесь, лежа на печи, жениться на Василисе Прекрасной, превратив ее походя в Василису Дурак, не получится.
Есть в Нью-Йорке свои Собачевки, куда нам в детстве даже не нужно было запрещать ходить – мы сами туда не шли. Там чужаков били.
Иногда Америка напоминает мне советскую казарменную систему, когда большинство населения верило во все, о чем пишут в газетах.
Все здесь очень компактно – дома лепятся друг к другу, образуя блоки величиной с квартал. И никаких дворов с лавочками.
По пути из Караганды в Нью-Йорк я короткое время пожил в Москве – она другая, холоднее, заносчивее. А в Нью-Йорке приехавших и родившихся здесь поровну. Кому заноситься?
Я бы не стал называть Нью-Йорк сердцем Америки. Это, скорее, международный мегаполис, вбирающий в себя активных людей со всего света, поэтому его и называют столицей мира.
В Нью-Йорке – камеры наблюдения в каждом лифте. Переодетые офицеры полиции на каждом углу. Свой первый и пока последний штраф я получил от какого-то бомжа за курение в неположенном месте, оказалось – переодетый полицейский. Но за таким мегаполисом, как Нью-Йорк, и нужен особый присмотр, чтобы он никоим образом не напоминал самого себя из голливудских блокбастеров.
Здесь не лают собаки. За 10 лет мне всего три раза нахамили – один раз не считается, потому что произошло это на Брайтон-Бич.
Брайтон – не Америка, а голубая мечта одесского пенсионера, колбасное царство в королевстве демократии. Вы бы видели, как здесь живут советские пенсионеры, ни дня не работавшие на Америку, зато против нее – порой до самой пенсии. Бесплатное жилье, медобслуживание, возможность бесплатно учиться, карточки на питание и прочие радости, недоступные советскому пенсионеру на родине.
Я чувствую себя человеком мира. Но Казахстан из моей души не вытравить, и ковыльные степи мне никогда не забыть.
Не забудьте подписаться на текущий номер
