Я вернулась с работы и только села ужинать, когда услышала в коридоре незнакомый голос. Это был голос взрослой женщины, судя по произношению – респектабельной мадам. Нехотя оторвавшись от своей полухолодной котлеты, я вышла и увидела элегантную женщину лет семидесяти. Белую женщину. Она оказалась мамой нашего лэндлорда – хозяина компаунда Пани. Кристи, так зовут ее, приехала в гости к сыну, и поскольку внуки с пяти часов утра рвутся играть с каким-то новым другом по имени Жаник, решила лично познакомиться с ним. Щепетильная греческая бабушка не может не знать, с кем дружат ее дражайшие внуки. Кристи – малавийская гречанка.
Милая бабушка в стиле Old School, которая любит дисциплину и послушание, пришла с намерением выяснить, какого мы воспитания, семей-кровей и нравов. Кто мы вообще такие, как и почему планируем жить в Малави.
Высокие требования с лихвой окупило музыкальное образование Жаника. Звуки флейты и классические этюды – единственное что нарушает благоговейную тишину на всю округу, и благодаря им, наша троица получила высокий рейтинг греческой бабушки как «благородная и образованная семья». Мой американский акцент, приобретенный во время учебы в Штатах только усилил доверие, и мы прошли самый высокий барьер, получив допуск «дружить семьями».
Мне же, гонимой своим непомерным любопытством, такое расположение позволило в свою очередь бесцеремонно расспрашивать мадам старо колониального стиля, каким образом ее семью занесло сюда. Благо Кристи, как и все девушки, оказалась словоохотлива, и как большинство людей, любит внимание к истории своего происхождения.
Родители Кристи переехали в колониальную Малави сразу после окончания второй мировой войны в 1948 году из голодной Греции. Девочке было всего два года. Родители купили землю и занялись фермерством. Трудолюбие помогло им встать на ноги. Кристи с заметной ненавистью рассказывало о том, как с пяти до четырнадцати лет училась в католической школе для девочек. Французские монахини-воспитательницы оставили в памяти только суровые правила, жестокое обращение и молитвы от рассвета до заката. В преддверии старших классов, Кристи взмолилась и попросила родителей перевести ее в светскую школу, после чего в жизни юной девушки началась светлая полоса. Кристи вспоминает те годы с ностальгией и умилением. Хотя жизнь была трудной, ее матери и отцу приходилось много работать. В своем доме они воссоздали уютный быт Греции.
На мой вопрос, как в то время жили местные, какой была Малави в колониальный период – Кристи вскользь упомянула, что тут царила полная и повсеместная сегрегация. Белые жили в своем мире, а черные в своем.
Знаешь, почему малавийские дети не такие сообразительные и не преуспевают в обучении? – неожиданно задала прямолинейный вопрос собеседница.
И сама же ответила: «Потому что они все время едят нсима. Нсима и больше ничего! Ни фруктов, ни овощей. Только те родители, которые способны дать своим детям разнообразное питание, могут рассчитывать на более или менее сообразительных детей».
Я промолчала, но про себя подумала, что тоже заметила пристрастие малавийцев к нсима – продукту из кукурузной, или как здесь говорят, маисовой муки. Удивительно, но что местные ели до того как она появилась на их столе? Ведь это случилось всего 200 лет назад. Культуру завезли из Южной Америки работорговцы. Маис считался самым дешевым и малозатратным кормом для рабов. И если в Мексике и других странах Латинской Америки из маиса готовят разнообразные блюда, – начос, лепешки, закуски, всевозможные каши, – то в Малави рецепт предельно прост – это просто сильно сваренная кукуруза. Так делали работорговцы, так по сей день не отступая ни на йоту делают малавийцы.
Такое постоянство местные хранят не только в кулинарии. Сын Кристи Пани говорит, что малавийские племена в сельском хозяйстве пользуются той же киркой, какой пользовались 400 лет назад.
– Вы не замечали, что когда народы пытаются и стремятся усовершенствовать свои орудия труда, это сказывается и на желании усовершенствовать свою пищу? – задал коварный вопрос Пани.
И уже совсем прямо заявил, что родившись и прожив всю жизнь в Малави должен сказать, что не замечает в местных никакого стремления усовершенствовать ни свой быт, ни свою еду, ни свой труд. Если проехаться в глубь деревни, можно увидеть и убедиться, что образ и уклад жизни там не менялся несколько десятков веков. Они до сих пор живут в мазанках размером два метра на два метра без окон. Женщины до сих пор ходят в читенжи – ткани, обернутой вокруг бедер. Практически до пятидесятых годов прошлого века женщины обертывали только бедра, а верхняя часть тела оставалась обнаженной. Сегодня традиционные читенжи одеваются поверх современной одежды, будь то платье или футболка. Чуть больше одежды – единственное что изменилось в образе современных малавийцев.
Хочешь я опишу этих людей одним словом? – разгорячено заключил Пани – Hopeless. Они безнадежные. Они оставили надежду жить лучше.
Что изменилось в этой стране после независимости? – не унималась я.
Кристи только разочарованно махнула рукой. Колония не давала этой стране равенство, но взамен давала возможность развиваться. Проклятые колонизаторы построили для местных жителей школы и университеты. Британский патронат давал ресурсы и шанс перенимать европейские стандарты жизни, культуру и образование. Когда наступили шестидесятые, образованная элита малавийцев во главе с профессором Бандой потребовали у Британии независимость для своей страны. Британцы согласились, но условием освобождения также и от своей помощи. Фактически это означало экономическое эмбарго со стороны Британии.
Как вам первый президент Банда? – спросила я белых малавийцев.
Кристи закинув голову и подняв правую ладонь, произнесла с укором: «Этот народ заслуживает диктат!»
«Малавийцы (да простит меня Бог – прошептала Кристи) глупы словно малые дети. Они неспособны думать наперед и мыслить на перспективу. Профессор Банда был лучшим, что могло случиться с этой страной в первые годы независимости. Все что ты видишь в этой стране было построено и создано в годы его правления. Да, он был диктатором, но зато при нем не воровали. Этим людям нужен был именно такой правитель. Они не способны думать сами за себя, они привыкли ждать готовых решений от кого-то. Они живут так, как будто будущее не наступит. Что мы видим сейчас? Эти последующие президенты, выбранные демократическим путем и все правительство – сплошные безответственные проворовавшиеся мошенники! В этой стране законы не работают, сколько бы их не писали».
Оценка Кристи жесткая и неполиткорректная может выглядеть несколько шокирующей, но ее можно понять. Муж и сын Кристи вложили в экономику и землю Малави много труда и средств, но все это перечеркивается абсолютным отсутствием гарантий. Белые живут с ощущением, что в любой момент к ним могут постучаться и под знаменем «возвращения народных богатств» все отобрать. «Мы поняли, что вкладывать в эту страну бесполезно, люди у власти ненасытно жадные, не дальновидные и не постоянные. Сегодня у них одни правила, завтра другие».
Почему же вы и ваши дети остаетесь тут? – задала я очевидный вопрос. Для Кристи — это земля где она провела всю жизнь, где похоронены родители и муж. Она не раз пыталась начать новую жизнь в Греции, в США, в Англии, но каждый раз возвращалась. Она чувствует привязанность к этой земле. На этом месте голос белой леди дрогнул и, хотя я слышала в нем патронатное отношение, в тоже время была там и привязанность, и причастность ко всему происходящему в стране, и любовь.
Пани же в свои 46 лет изрядно испытал и взлеты, и падения. Он успел побывать успешным бизнесменом в ЮАР, миллионером-владельцем сети пекарен в Малави и скатиться до банкротства из-за несчастного брака, с последующим алкоголизмом. Сейчас он вылечился, встал на ноги и возродился степенным бизнесменом-землевладельцем, работающим для блага своих детей. Он тоже не торопится уезжать из этой страны. И хоть этого не было сказано, но как я сильно подозреваю, это еще и потому что здесь, в Малави им легче процветать ввиду низкой конкурентоспособности местных. Если вы цепляетесь за свои традиции, кирку и лоскут ткани вокруг бедра, то их у вас не отнимут, но работать вы скорее всего будете на подхвате у белого человека. Всегда. А если выгоните и отнимете все у белого человека, как это случилось в недалеком Зимбабве, то работать вообще не будете, потому как не у кого.
На мой вопрос, считает ли он себя малавийцем, Пани незамедлительно ответил:
«Я — грек, но родом из Зимбабве, ибо там родился и жил до 13 лет. Потом мама вернулась в Малави, а с ней и я. Малави стало моим вторым домом и уезжать отсюда я уже никуда не хочу. Я останусь тут, что бы не случилось. Помимо того, что у меня здесь земля, дома, бизнес, у меня есть моральное обязательство – помогать этим людям».
Пани рассказал и нюансы взаимодействия с местным персоналом.
«Работал у меня один парень. Как-то приходит он ко мне и говорит:
— Пани, отпусти меня домой. У меня дома проблемы.
— А что ты собираешься делать там?
— Ничего, у меня ведь нет денег на решение проблемы.
— А зачем тогда тебе ехать домой и сидеть без денег, когда здесь ты можешь заработать?
— Нет, я все равно должен вернуться к себе в деревню, ведь у родных проблемы».
Недавно Пани купил около двадцати гектаров пахотных земель в деревне недалеко от столицы. И предложил жителям следующую схему: он им бесплатно дает семена, удобрения и землю, а они должны вернуть в качестве оплаты за аренду только двадцать процентов урожая. Жители отказались. Сказали, лучше пусть будет маленькая гарантированная зарплата сегодня, чем не гарантированный заработок побольше завтра.
После ухода Кристи и Пани я некоторое время сидела в смущенной задумчивости. Как-то все звучит жестко и неполиткорректно, их откровенность заставила меня задуматься о неудобных вопросах истории.
