Казахстанский специалист и общественный деятель Айнура Абсеметова, уехавшая по линии ООН работать в Малави, в своем двадцать третьем письме рассказывает, почему местные жители слишком лояльны к власти и как с этим связан язык Чичеуа.
«Айнура, поехали со мной? Я встретилась с одной монахиней, сестра Мэри из Ирландии, живет и служит тут в одной деревенской поликлинике. Работает с девушками вич-инфицированными и СПИД, но как-то уничижительно отзывается о них. Это меня насторожило, но она пригласила приехать и посмотреть. Я побаиваюсь одна, давай, присоединяйся, тебе будет интересно!», – протараторила Нэнси по телефону.
Так она втянула меня в еще одну историю, которая наверное существует в копилке каждого, кто приехал помогать Африке.
Клиника Касина (ударение на «И») находится в округе Дэдза, в часе езды от Лилонгве. Нэнси – социальный работник и болезненно воспринимает малейшие признаки социальной несправедливости и любое проявление расизма. Однажды в Лилонгве она попала на закрытую костюмированную вечеринку в стиле средневековья. Правоверную либеральную европейку напугала помпезность и роскошь, с которой было обставлено мероприятие, но самым большим потрясением стало присутствие вокруг исключительно белых людей. Судя по акценту, большинство гостей были из ЮАР. Мои знакомцы Маорин и Гай из Кумбали лоджа тоже гуляли на сем балу.
Нэнси напугало такое скопление в одном месте бывших белых колонизаторов, которые в своем кругу не скрывают своих крайне правых взглядов. «Это было все равно что попасть на вечеринку Ку-Клус-Клан!», – заключила Нэнси.
Нэнси всей душой любит детей и свое призвание социального работника. В Африке она работает в офисе, но очень скучает по своей прежней работе, где через рисунки и игры помогала детям, пострадавшим от насилия. Поэтому она не могла отказать сестре Мэри в просьбе встретиться с деревенскими подростками. Меня же вело любопытство и поиски настоящей Малави. Мы запланировали поездку в ближайшие выходные.
Мы выехали из Лилонгве в 8 утра. Сестра Мэри прислала за нами небольшой рабочий грузовик. Водитель у нас был благословенный, по имени Блэссинг. Завтракая в дороге мандаринами и бананами, мы расспрашивали его о жизни. Родился в Лилонгве, закончил среднюю школу, но из-за отсутствия денег не смог продолжить учебу. Мечтает стать бухгалтером или финансистом, но работает водителем в клинике «Касина». Водит все машины, что есть в больнице – и трак, и скорую помощь.
Оставшуюся часть пути мы едем в молчании, история Благословенного похожа на тысячи других. В Малави учеба бесплатная только до среднего звена школы, старшее звено уже платное и закончить школу от начала до конца считается большой удачей. Колледжи и университеты – это вообще недосягаемая заоблачная мечта для большинства.
Клиника Касина расположена в деревне Касина, отсюда и название. Я бы приняла ее за районный центр: она служит центром притяжения всей округи, поскольку тут находится поликлиника, обслуживающая все близлежащие деревни.
Сестра Мэри встретила нас и быстро перепоручила другой сестре по имени Синтия из Нигерии. Которая отвела нас на поляну, где порядка сорока детей в возрасте от двух до шестнадцати лет, разбившись на две команды играли в мяч. Сестра Синтия в сером ситцевом костюме сразу располагала к себе мягким, дружелюбным голосом и приятной манерой улыбаться сквозь речь. Простыми короткими фразами она рассказала нам сложную историю детей. Практически все они были рождены с вич-статусом, кроме двух девушек-подростков, заразившихся от партнеров. При клинике работает детский клуб, где раз в месяц собирают больных детей и в игровой форме учат – дают информацию и понимание их статуса вич, прививают привычки здорового питания, взвешивают и отслеживают состояние здоровья. И напоследок снабжают лекарствами на весь месяц. Обучают даже двух-трехлетних малышей регулярно принимать лекарства. Сестра Синтия говорит, что самое сложное для малышей – понять, зачем пить какие-то лекарства, если они и так чувствуют себя хорошо. Игры и «необычная» еда в виде булочки с ореховым маслом – две главные вещи, что привлекают детей в лагерь.
Пока Синтия не торопясь рассказывала нам все это, я молча разглядывала детей, а они в ответ разглядывали меня и Нэнси. Дети смотрели на нас, больших «мзунга», как называют белых на чичеуа – с настороженным любопытством. Синтия попросила нас представиться.
Нэнси представилась как жительница острова в океане между Европой и Америкой, где всегда идут дожди, а я – как жительница степей, где живут большие лошади, а зимой выпадает снег. Синтия спросила детей: «Поедите ли вы в гости к леди?» И они ответили «Да» Нэнси и «Нет» мне…
Общаться напрямую было трудно, потому что дети не говорят на английском.
Это оказалось большим препятствием между нами, а также нашим желанием быть тут полезными. Я и Нэнси готовы были предложить свою помощь в работе с родителями и молодежью, но язык все усложнял.
«Разве английский не является государственным и основным языком обучения в системе государственного образования?», – удивлялась я. Почему эти дети говорят только на Чичеуа, который никогда не даст им знаний и достойной работы? Сестра Синтия и социальный работник по имени Бонифаций только пожимали плечами в ответ на мое возмущение. «Вы же знаете, как все в этом государстве работает. Официально образование бесплатно и с первого класса должно быть только на английском. На самом деле бесплатны только первые шесть лет учебы, а для обучения на английском языке нет ресурсов. У школ нет денег для настоящих учителей на английском языке, у школ вообще ничего нет, кроме стен и крыш. Учить приходится своими деревенскими силами на Чичеуа. Поэтому все деревенские вырастают безграмотными, в лучшем случае с очень слабым английским.
«Они даже наш английский еле-еле понимают, – говорит сестра Синтия, – Мы пытаемся подтянуть местную молодежь и подготовить для поступления в колледжи на гранты. Обучаем компьютерной грамотности, английскому языку и отправляем в город. Наш проект помогает большинству хотя бы найти работу, а более удачливым продолжить обучение. Иначе они остаются в деревне голодать, перебираться сезонной полевой работой или проституцией. Это снова вич, СПИД и другие болезни, передающиеся половым путем».
Я смотрела на полуграмотных молодых женщин и девочек, общаясь с ними знаками и улыбками и думала о своем, о наболевшем. Все они могли впитать английский, приложи взрослые – их родители и политики – чуть больше усилий.
Ведь английский – не чужой в Малави, это язык бывших колонизаторов, государственный язык. Вся документация, информация и обучение в высших учебных заведениях ведутся только на английском. Но в глубинке большинство владеют только Чичеуа.
Буквально пару дней до этого я разговаривала с двумя родными братьями – Эндрю и Питером. Первый – преуспевающий архитектор, второй работает учителем географии и русского языка в частной школе. Разговор с ними привел к знакомой и больной теме.
Братья происходят из непростой семьи: их отец – политический активист, в свое время с командой сподвижников приведший страну к независимости, а Камазуку Банда к власти. Их постигла обычная участь соратников диктатора: Банда начал чистить ряды своих товарищей, как только стал президентом. Некоторым и в том числе отцу Питера и Эндрю удалось спастись бегством в соседние страны. Так вот я задала братьям вопрос: почему из всех племенных языков, Банда выбрал главным именно Чичеуа? Он ничем не отличается от других языков, не уступая и не превосходя соседей ни качеством, ни количеством. На Чичеуа говорило одно не самое многочисленное племя Малави, и бывший президент даже не принадлежал к нему и Чичеуа не знал. Он знал английский. До посетившей его великой идеи о независимости родины, Камазуку Банда благополучно жил и работал в Лондоне, он был врачом. Выбор диктатором Чичеуа по сей день остается загадкой, но у Эндрю и Питера есть гипотеза. Чичеуа не является глубоким и богатым языком, способным отразить все современные явления. Он не может соответствовать современным реалиям на глобальном уровне. Даже цифры на Чичеуа исчисляются не больше десяти, что уже говорить о других аспектах жизни. Когда требуется объяснять и описывать сложные действия и явления, язык африканского племени бессилен. На родных языках практически нет полноценной литературы и поэзии, мало авторов пишущих на своих языках. Тем не менее дети бедноты, коих в стране больше половины (56 процентов) учатся на Чичеуа. А дети богатых и состоятельных, как нетрудно догадаться – получают образование на великом и могучем языке Шекспира.
Таким образом язык становится естественной стеной между социальными сословиями – бедные и деревенские говорят на Чичеуа, богатые и городские говорят на английском. Так между бедностью и безнадежностью появляется знак равенства.
Но почему люди не возмущаются? Разве нет в Малави прогрессивной молодежи, образованной интеллигенции, которые взывали бы к отвественности государство? На мои полуриторические вопросы Эндрю напомнил сюжет одной из книг Оруэлла, где правитель намерено сменил один государственный язык на другой, в котором не было слов, обозначавших такие понятия как «право», «прозрачность», «свобода». Нет слов – нет понятия в голове, не будут рождаться такие мысли.
Выбрав язык Чичеуа, скудный на определения и важные для современного мира значения, способный только описывать бытовые и простые действия, правитель одним махом лишил простой народ способность осознавать, мыслить шире, чем позволяет забор собственного дома и видеть дальше, чем на месяц вперед.
Малавийцы, выросшие в англоговорящей информационной среде и получившие образование на английском развиваясь, уходят все дальше и дальше от общей массы народа. Они становятся все более чужими и непонятными в глазах большинства своей страны. Растет стена непонимания. Пока малая часть малавийцев довольствуется благами цивилизации, девяносто процентов населения выращивает маис киркой и использует электричество только для освещения жилища.
Наше прощание с детьми и подростками из лагеря сестры Мэри и сестры Синтии было долгим и забавным. Пока мы ждали машину, детки обступили нас нас, держа в руках сумки или пакеты с полученными на месяц лекарствами. Каждый из них пытался прикоснуться к нам, а я и Нэнси с удовольствием обнимались и пожимали им руки. Девушки-подростки стояли в сторонке, застенчиво улыбаясь. Мы подозвали их к себе и предложили сфотографироваться. Они что-то проговорили нам в ответ и давай хихикать. Эх, как жаль, что я не знаю язык Чичеуа, а как бы хотелось расспросить их о многом – о том, чего никогда не расскажут Сестры.
