Казахстанский специалист и общественный деятель Айнура Абсеметова, уехавшая по линии ООН работать в Малави, в своем пятнадцатом письме рассказывает почему дети голодают.
У меня есть маленький ритуал, который приносит успокоение. Побыть в абсолютной тишине с чашкой кофе в уютном месте, где не встретишь знакомых. Я нашла такое место и в Малави. На днях выйдя из своего тайного убежища после очередной «медитации», я заметила девочку, которая сидела на улице и вязала. Подойдя поближе я увидела, что спицы ей заменяет паста от ручки. Как выяснилось, она вязала сумочку для куклы, а пряжа взялась из распущенного старого носка. Моя только что выстроенная внутренняя гармония опять пошатнулась, к горлу подкатил сухой комок.
Девочка, оказавшаяся Сандриной, застенчиво отвечала на мои вопросы. А я в ответ рассказала, что тоже вяжу и тоже совсем маленькие вещи, только для живых маленьких крошек размером с ее куклу. Честно говоря, диалога не получилось. Девочка сильно смущалась. Ну а как еще: сидела себе спокойно и вязала, греясь на зимнем солнышке, а тут тетя непонятной наружности напала с расспросами. Я бы тоже в 12 лет смутилась, если не испугалась желанием чужого человека «причинить» мне добро. Одним словом, я уехала с сильным чувством в груди, как будто увидела чудо. В голове так и стояла картинка – детские руки вяжут сумочку пастой от ручки как крючком. Приехав домой, я схватила свой крючок для вязания и моток пряжи для Жаника (да, мой мальчик тоже учится вязать) и стрелой помчалась обратно к Сандрине.
Она была еще на месте, только сидела уже не одна, а с подружкой и болтала о чем-то своем, пока руки продолжали вязать. Я подлетела к ней, сунула в руки крючок и пряжу, сумбурно что-то проговорила, уже чувствуя, что надо отстать от ребенка, чтобы не напугать окончательно. На прощание я пообещала привезти еще много пряжи и научить вязать носки и разные красивые вещи, если она не бросит это занятие, а Сандрина только молча кивала головой, потупив глаза.
Уже сидя в машине, посмотрев в зеркало заднего вида, я увидела, как Сандрина улыбается, живо разглядывает с подругой свой новый крючок, потом отдает свою пасту-вязалку подруге, и та радостно прыгает вокруг.
Мне нужно было торопиться, я обещала сыну в тот день поехать и поставить прививку нашему щенку, а маме обещала прогулку по рынку. Но на перекрестке меня обступила ватага беспризорников, мальчишек лет 6-10 и просто так было не уехать. Они часто там стоят, чтобы подбежать к окошку и попросить милостыню, как только машина остановится на красный свет. Один раз я вместо того, чтобы дать денег, предложила привезти еду. Этот верный способ проверить, на сколько они действительно нуждаются или их заставляют собирать деньги. Пацаны согласились. На обратно пути я всучила им вязанку бананов и упаковку хлеба, и они с такой радостью, пританцовывая, собрались в кружок и прямо на обочине дороги принялись делить хлеб и есть бананы. С тех пор каждый раз, когда я проезжаю мимо этого перекрестка, эти дети машут мне рукой, и если я не забываю, то стараюсь покупать лишнюю упаковку хлеба и вязанку бананов. Иногда я просто проезжаю мимо, и кто-нибудь обязательно танцуя кричит: «Халоу мадам».
Есть другой участок дороги, полный дыр, там мальчик лет 13-ти периодически разбивает в крошку кирпич и засыпает им эти дыры. Потом стоит с тарелкой и ждет, что какой-нибудь проезжающий водитель кинет ему деньжат за заботу. Он стоит каждую неделю и очевидно, что он не ходит в школу. Мой водитель сказал, что мальчик явно давно уже не ребенок, такие обычно являются старшими кормильцами семье, поскольку матери часто умирают при родах. Это подтверждает статистика: каждая третья мать в Малави погибает при родах, поэтому страна славится одним из самых высоких рейтингов сирот на душу населения. Демографический рост на 30 процентов всего лишь за 5 лет стал «угрозой» для экономического развития страны. Зато на женщине все еще висит неизменное обязательство рожать и чем больше тем лучше, иначе она и не человек вовсе.
У Иосифа, охранника нашего команда (иначе говоря, кондоминиума) целую неделю болел младший ребенок – малярия. Семья, разумеется, многодетная. В ту ночь дежурства Иосиф опоздал по причине сильной лихорадки сына, длившейся третий день. Узнав обо всем этом, хозяин команда Пани предложил немедленно отвезти мальчика в больницу и на обратной дороге сильно ругал Иосифа за то, что тот не обратился за помощью. Ответ Иосифа был покорным и безысходным как судьба: «Я уже выбросил пятого ребенка, а этот просто мог быть следующим». Он использовал слово, обозначающее на чечеуа «смерть» или «похоронить», которое в то же время значит «выбросить» по отношению к мусору. Смерть человека воспринимается как выброшенный мусор, и цена человеческой жизни ничуть не выше.
… Но все мои сентиментальные сентенции в стиле «ах, какие бедные детки в Малави» быстро смыло, как только я открыла казахстанский фейсбук, и он мне живо напомнил о родных реалиях, не менее суровых по отношению к маленьким людям. Задушенные своими матерями дети, оставшиеся на улице после смерти родителей сироты, мальчик, ищущие заработок на улице…
Все это уже наша, а не малавийская история. Мне вспомнилось из детства как в нашем совхозе«Кандоз» в глухом районе за рекой Сырдарья жили дети, которые узнавали о существовании обуви для ног только накануне первого класса школы. Это делает меня еще более непримиримой к аргументам местных коллег, которые находят объяснение любой проблеме в «высоком уровне бедности». Конечно, бедность – это зло. Но не меньшее, а может быть и большее зло – это невежество, которое низводит цену человеческой жизни до мусора. Так было в моем родном селе «Кандоз», так есть в Малави, и никакие денежные капиталы не помогут вам развиваться с таким капиталом в головах.
Айнура Абсеметова
У меня есть маленький ритуал, который приносит успокоение. Побыть в абсолютной тишине с чашкой кофе в уютном месте, где не встретишь знакомых. Я нашла такое место и в Малави. На днях выйдя из своего тайного убежища после очередной «медитации», я заметила девочку, которая сидела на улице и вязала. Подойдя поближе я увидела, что спицы ей заменяет паста от ручки. Как выяснилось, она вязала сумочку для куклы, а пряжа взялась из распущенного старого носка. Моя только что выстроенная внутренняя гармония опять пошатнулась, к горлу подкатил сухой комок.
Девочка, оказавшаяся Сандриной, застенчиво отвечала на мои вопросы. А я в ответ рассказала, что тоже вяжу и тоже совсем маленькие вещи, только для живых маленьких крошек размером с ее куклу. Честно говоря, диалога не получилось. Девочка сильно смущалась. Ну а как еще: сидела себе спокойно и вязала, греясь на зимнем солнышке, а тут тетя непонятной наружности напала с расспросами. Я бы тоже в 12 лет смутилась, если не испугалась желанием чужого человека «причинить» мне добро. Одним словом, я уехала с сильным чувством в груди, как будто увидела чудо. В голове так и стояла картинка – детские руки вяжут сумочку пастой от ручки как крючком. Приехав домой, я схватила свой крючок для вязания и моток пряжи для Жаника (да, мой мальчик тоже учится вязать) и стрелой помчалась обратно к Сандрине.
Она была еще на месте, только сидела уже не одна, а с подружкой и болтала о чем-то своем, пока руки продолжали вязать. Я подлетела к ней, сунула в руки крючок и пряжу, сумбурно что-то проговорила, уже чувствуя, что надо отстать от ребенка, чтобы не напугать окончательно. На прощание я пообещала привезти еще много пряжи и научить вязать носки и разные красивые вещи, если она не бросит это занятие, а Сандрина только молча кивала головой, потупив глаза.
Уже сидя в машине, посмотрев в зеркало заднего вида, я увидела, как Сандрина улыбается, живо разглядывает с подругой свой новый крючок, потом отдает свою пасту-вязалку подруге, и та радостно прыгает вокруг.
Мне нужно было торопиться, я обещала сыну в тот день поехать и поставить прививку нашему щенку, а маме обещала прогулку по рынку. Но на перекрестке меня обступила ватага беспризорников, мальчишек лет 6-10 и просто так было не уехать. Они часто там стоят, чтобы подбежать к окошку и попросить милостыню, как только машина остановится на красный свет. Один раз я вместо того, чтобы дать денег, предложила привезти еду. Этот верный способ проверить, на сколько они действительно нуждаются или их заставляют собирать деньги. Пацаны согласились. На обратно пути я всучила им вязанку бананов и упаковку хлеба, и они с такой радостью, пританцовывая, собрались в кружок и прямо на обочине дороги принялись делить хлеб и есть бананы. С тех пор каждый раз, когда я проезжаю мимо этого перекрестка, эти дети машут мне рукой, и если я не забываю, то стараюсь покупать лишнюю упаковку хлеба и вязанку бананов. Иногда я просто проезжаю мимо, и кто-нибудь обязательно танцуя кричит: «Халоу мадам».
Есть другой участок дороги, полный дыр, там мальчик лет 13-ти периодически разбивает в крошку кирпич и засыпает им эти дыры. Потом стоит с тарелкой и ждет, что какой-нибудь проезжающий водитель кинет ему деньжат за заботу. Он стоит каждую неделю и очевидно, что он не ходит в школу. Мой водитель сказал, что мальчик явно давно уже не ребенок, такие обычно являются старшими кормильцами семье, поскольку матери часто умирают при родах. Это подтверждает статистика: каждая третья мать в Малави погибает при родах, поэтому страна славится одним из самых высоких рейтингов сирот на душу населения. Демографический рост на 30 процентов всего лишь за 5 лет стал «угрозой» для экономического развития страны. Зато на женщине все еще висит неизменное обязательство рожать и чем больше тем лучше, иначе она и не человек вовсе.
У Иосифа, охранника нашего команда (иначе говоря, кондоминиума) целую неделю болел младший ребенок – малярия. Семья, разумеется, многодетная. В ту ночь дежурства Иосиф опоздал по причине сильной лихорадки сына, длившейся третий день. Узнав обо всем этом, хозяин команда Пани предложил немедленно отвезти мальчика в больницу и на обратной дороге сильно ругал Иосифа за то, что тот не обратился за помощью. Ответ Иосифа был покорным и безысходным как судьба: «Я уже выбросил пятого ребенка, а этот просто мог быть следующим». Он использовал слово, обозначающее на чечеуа «смерть» или «похоронить», которое в то же время значит «выбросить» по отношению к мусору. Смерть человека воспринимается как выброшенный мусор, и цена человеческой жизни ничуть не выше.
… Но все мои сентиментальные сентенции в стиле «ах, какие бедные детки в Малави» быстро смыло, как только я открыла казахстанский фейсбук, и он мне живо напомнил о родных реалиях, не менее суровых по отношению к маленьким людям. Задушенные своими матерями дети, оставшиеся на улице после смерти родителей сироты, мальчик, ищущие заработок на улице…
Все это уже наша, а не малавийская история. Мне вспомнилось из детства как в нашем совхозе«Кандоз» в глухом районе за рекой Сырдарья жили дети, которые узнавали о существовании обуви для ног только накануне первого класса школы. Это делает меня еще более непримиримой к аргументам местных коллег, которые находят объяснение любой проблеме в «высоком уровне бедности». Конечно, бедность – это зло. Но не меньшее, а может быть и большее зло – это невежество, которое низводит цену человеческой жизни до мусора. Так было в моем родном селе «Кандоз», так есть в Малави, и никакие денежные капиталы не помогут вам развиваться с таким капиталом в головах.
Айнура Абсеметова
