Пять точек зрения: о чем сегодня говорят современные казахстанцы


Некогда популярный формат «пацанского цитатника», будучи безнадежно устаревшим, канул в небытие. Но говорить о важном здесь и сейчас – все еще главная цель редакции Esquire Kazakhstan. Поэтому мы каждый раз обращаемся к привычному инструментарию как к форме, позволяющей в доступном ключе обозначить ту или иную проблематику. Так что же важно и актуально для современных казахстанцев сегодня, в свете локальных и глобальных перемен?

Темы деколонизации, самоидентификации и культурных кодов поднимаются в арт-сообществе Казахстана уже не первый год. И это неудивительно: люди из сферы искусства всегда остро и оперативно реагируют на любые общественные запросы и социально-культурные трансформации. В связи с этим мы побеседовали с рядом деятелей и деятельниц современного искусства, отобрав наиболее яркие их высказывания на тему.

Айгерим Капар

Взаимозависимая куратор, деколониальная активистка, исследовательница, основательница Artcom – платформы современного искусства и общественного взаимодействия.

Фото: Арыстан Шалбаев

Деколониальная повседневность и рутина

Выросла я в Кокшетау, между совхозом «Привольное», где, будучи казахской этничности, была в меньшинстве среди соседей и одноклассниц татар, русских,немцев, украинцев, марийцев, и казахским аулом Мадениет, где дети не знали другого языка, кроме родного. Там детей в шутку пугали русскими: «Если будешь плакать – придет орыс и заберет». Помню, как объясняла сверстницам, что русские – обычные люди, а спустя годы поняла, на чем основывалась эта страшилка. В годы раскулачивания и насильственной седентаризации казахов буквально забирали из аулов – как отца, а потом и отчима моей апа Қыздығой из рода жағалбайлы. Мой аул образовали родственники из родов аргын и жагалбайлы, выжившие после ашаршылык. Аргыны кочевали в землях Сарыарка сколько себя помнят, а жагалбайлы пришлось бежать сюда из Тургая за то, что поддержали восстание Емельяна Пугачева против Российской империи.

В ауле Мадениет я впервые и услышала об ашаршылык от моего пятилетнего братика Нуржана, мне было восемь лет. Он сказал: «Өткен заманда ашаршылық болған, адамдар бір бірін жеген, бір кесе бидайді бір кесе алтынға айрбастаған» и добавил, что информация из достоверного источника – рассказов апа. В шестнадцать лет, на первом курсе исторического факультета КазНУ им. аль-Фараби, вспоминая рассказы апа, я осознала, что мой ата участвовал в советско-финской войне 1939 года на стороне агрессора. Там он попал в плен, а после – в трудовой советский лагерь как враг народа. Через личные осознания пришли и политические, что ВОВ – это конструкт, придуманный, чтобы замалчивать преступления СССР во Второй мировой войне; что моему отцу, бывшему в юности советским солдатом, повезло не попасть на братоубийственную для него войну в Афганистане. Сегодня, когда я вижу, как казахов, бурят, татар, саха и другие народы отправляют на чужую бессмысленную, имперскую войну России в Украине, в моем сознании не помещается несправедливость такого масштаба.

Выступая с лекциями и презентациями, я часто слышу от международных и центральноазиатских коллежанок, что в Казахстане вопросы деколонизации проработаны глубоко. Я связываю это в первую очередь с Ашаршылық – мы не можем радоваться дорогам, заводам, колониальным академиям и институтам. Для меня абсурдно сидеть и высчитывать, насколько «полезной» была для нас колонизация Российской империей и Советским Союзом, которые разрушили наши системы и культуру взаимодействия оседлого, кочевого и полукочевого образа жизни, формировавшиеся в Великой степи на протяжении пяти тысяч лет. Наш предок Тоньюкук еще в VIII веке говорил, что если мы перестанем кочевать, то мы потеряем свои преимущества и станем частью таньцев.

Научное и художественное сообщество в Казахстане сегодня возвращают свое достоинство, продолжая деколониальные практики, которые были начаты как антиколониальная борьба с момента колонизации Казахского ханства в XVIII веке. Историки, археологи, художницы, писатели, архитекторы, искусствоведки, журналисты работают в диалоге. Мы помним антиколониальные восстания, в том числе Желтоқсан и движение алашордынцев, наследие наших культурных, научных и общественных деятелей и деятельниц XX века. Мы продолжаемся на базе и фундаменте, которые они проработали и создали.

На платформе современного искусства и общественного взаимодействия Artcom и школы Art Collider, где искусство встречается с наукой, мы с коллежанками разрабатываем наши коллективные деколониальные стратегии по заботе об окружающей среде, коллективной памяти, кочевому знанию, культуре и сообществах. На нас повлияли художественные практики группы Қызыл Трактор, особенно Молдакула Нарымбетова, а также Алмагуль Менлибаевой. Нас сформировали наш опыт, а также взгляды ученых и исследовательниц: Нурболата Масанова, Жулдызбека Абылхожина, Кульшат Медеуовой, Алимы Бисеновой и других. Как деколониальное поколение, мы проводили публичную школу и исследовательскую выставку памяти жертв политических репрессий XX века Estelikter. Otkenmen syrlasu в Астане. Мы заботимся о земле и окружающей среде, инициировав движение SOS Taldykol в столице с местными жительницами, активистами, учеными. Это яркий пример того, как общественность берет ответственность за места обитания, несмотря на многолетнюю колониальную политику отчуждения нас от земли.

Совместно с художницами и исследовательницами Artcom Platform заботится о воде и будущем, инициировав проект по заботе об озере Балхаш – Balqashqa Qamqor, где мы вспоминаем, что там было до колонизации, что это не «пустое» и безжизненное место. Здесь были зимовки казахских кочевий, жили туранские тигры, стояли города, проходил Шелковый путь. Во время моего исследования культурного ландшафта озера «Секреты озера Балхаш», опубликованного в этом году в рамках международного проекта «As you go…», я встретила активиста и бизнесмена Төлеубек аға. Он знает историю своего рода и семьи, их кочевые пути и вернул часть своих родовых земель, выкупив их у компании «Казахмыс».

Я вижу много сопротивления деколониальному процессу с разных сторон. Для нас в Казахстане уже не стоит вопрос, был ли СССР колониальной империей. Мы знаем: был, и мы не спрашиваем у российских ученых, как нам «правильно» деколонизироваться. Мы, наши родители, апашки, прожили это через свои тела и судьбы, это записано в истории наших семей. Но не для всех этот опыт очевиден. Те, кто приехал в Казахстан в советский период по своей воле в поисках лучшей жизни, обеспеченные квартирами, устроенные на лучшие должности, чаще всего не замечали, как были ущемлены местные. На днях я говорила с культурной деятельницей пенсионного возраста, и она искренне не считает Советский Союз колониальным, при этом вспоминает, как ее старшие родственницы пытались подкармливать аульских студенток, «еле говорящих по-русски». У меня, например, не было возможности учиться в казахской школе – такой школы в моем поселке просто не существовало, но меня спасли от потери языка семья и привилегия жизни в ауле на каникулах. Художник Сырлыбек Бекботаев на одной из дискуссий сказал, что он ничего не терял, ни языка, ни идентичности, будучи аулдан, из шымкентского Қоңыр төбе. И я понимаю, что у поколений, по которым «прошлись» компартия и советское образование, вопрос, был ли Советский Союз колонизатором, до сих пор открыт. Но вместе с тем люди находят ответы в работах о кочевой цивилизации историка Нурболата Масанова, о феномене политического кочевания в «Казакылык и образование Казахского ханства» корейского-канадского историка Джу Юп-Ли, о генетике людей, живших на наших землях со времен Золотой Орды, Жаксылыка Сабитова, о российской колонизации Казахского ханства Ирины Ерофеевой, Радика Темиргалиева. Если вы хотите узнать, понять и осознать, как в Казахстан попали крестьянские переселенцы, депортированные, ссыльные, целинники – прочитайте статьи и книги по этим темам, написанные в период независимости. Если вы задаетесь вопросом, деколонизация деген не – в Сети есть лекции и статьи Алимы Бисеновой, Зиры Наурзбаевой, Кульшат Медеуовой.

С 2017 года на Artcom мы проводим публичную школу Art Collider, где формируем язык описания нашей постколониальной ситуации и деколониального выбора. Мы записали курсы в деколониальной оптике о казахской музыке, кокпаре и системе родоплеменного родства. Скоро они будут доступны на веб-сайте Steppe Space – проекте о современном искусстве и культуре Центральной Азии.

Как углублять и расширять наши деколониальные практики, находясь между двумя империями, – вопрос для нас открытый. Вместе с тем мы наблюдаем события в Восточном Туркестане, где несколько поколений происходит геноцид уйгуров, казахов и других народов, и, наконец, после пожара в Урумчи, Китай солидаризировался и вышел на антиковидные и антиправительственные протесты. Наблюдаем сдвиги в Украине, воюющей против навязанной «дружбы народов» и «русского мира».

Сегодня, проживая Қантар и ища справедливости, мы проходим деколониальные процессы. Благодаря правозащитникам и активисткам, впервые в нашей истории собраны имена пострадавших и их рассказы. До сих пор нет списков погибших в Ашаршылык, в репрессиях 1930-х, при депортации народов в Казахстан, нет полного списка пострадавших в декабре 1986-го и в Жанаозене в 2011 году.

Осмысление коллективных травм через деколониальную оптику продолжают художники. Например, в начале года в своей персональной выставке Ерболсын Мельдибеков в видеоинсталляции «118 часов нарушаемой тишины, или Уроки казахского языка» читает алфавит по первым буквам имен и фамилий убитых в январе 2022 Асхат Ахмедьяр вписывает портреты пострадавших в январе в серию работ на своей выставке «Үміт». Сауле Сулейменова на выставке «Біз қарапайым халықпыз» вписывает январские события в нарратив историй из Синьцзяня об илийских казахах.

В Алматы на публичных мероприятиях все еще можно услышать от культурных деятельниц, что «у нас тема деколониальности все еще не изучается», что сложно представить в Астане – там уже школьницы проводят деколониальные исследования. Культурные институции и акиматы Алматы по колониальной привычке вместо местных деятельниц и эксперток приглашают российских. При этом казахстанская общественность отменяет российских артистов и инфлюенсеров. Так что если вдруг интеллектуалы заблудятся в колониальных дебрях, нам есть на кого надеяться – на мудрость народа.

Сауле Сулейменова

Художница, арт-активистка, актриса – все это о Сауле Сулейменовой, одной из самых передовых художниц современного Казахстана. Она постоянно находится в поиске новых инструментов для выражения своих идей, громко говорит о проблемах казахстанского общества и смело переосмысляет их посредством своего творчества.

Благодаря Қанды қаңтар и войне в Украине все настолько прояснилось, что стало понятно: это не шутка. Это очень серьезно. Я про деколонизацию. Это буквально касается нашей личной жизни, благополучия, вообще всего.

Я очень хорошо помню, как в профессиональных кругах очень скептически относились к термину «деколонизация», как он осмеивался. И вот мы сейчас приходим к такому моменту, что речь идет о выживании.  Деколонизация – это о том, как выжить. Потому что в другом случае тебя просто сотрут с лица земли, как это происходит в Украине.

Когда в 2010 году я сделала выставку I’m Kazakh, меня спрашивали, не стыдно ли мне так ее называть. То есть любое проявление национализма в негативной коннотации сразу вызывало реакцию стыда. Стыдно быть, стыдно называть себя. Просто говорить «я казах», «я казашка» было стыдно.

Деколонизация – это главная тема всего моего творчества последних лет. Как минимум пятнадцати. Самое главное – это то, что я сделала серию «Остаточная память – Қалдық Естелік – Residual Memory». Вся эта серия о каких-то знаковых травмах последнего века, последствием которых была катастрофическая потеря нашей идентичности. Если я говорю об ашаршылық, это искусственная седентаризация, то есть отказ от кочевого образа жизни в пользу земледельческого, в результате которого погибло 52% населения (это по старой статистике) и от 10 до 12% казахов переселились в другие страны. Есть еще серия «Карлаг», она тоже об этом. Я попыталась с помощью пластиковых пакетов увековечить или зафиксировать вот эти травмы XX века, которые повлияли на то, кем казахи стали сейчас.

Деколониальный поворот – это сбивание центров. Снятие наносных пленок, стереотипов и заплесневелых авторитетов. То есть ты пытаешься разобраться, кто ты сам. И деколонизация может быть совершенно чего угодно: сознания, нации, женщины, мужчины.

Во многом потеря культуры и идентичности сродни потери жизни.

Қанды үш келін, 2022

Момент деколониального поворота – это всегда очень большая сила, когда ты снимаешь оковы, когда освобождаешься. Это всегда здорово, это круто. У нас получается вдвойне: мы осознаем себя как новое государство, как новая национальная идентичность. А у женщин колонизация тройная, потому что есть еще слой, который накладывает патриархальное общество.

Красота – это простота и сияние правды в чистом виде, свобода, ликование, жизнь. Как может быть красотой вторичное, колониальное использование чьей-то свободы, чужого ликования?

Для меня деколониальность и обретение ее означает включение, погружение в поток бесконечного развития и поиска. Развития и поиска прежде всего самой себя. Поиск этот, разумеется, происходит через художественную практику. Она для меня является одним из самых больших наслаждений в жизни или, лучше сказать, единственным способом быть счастливой. Получается, что включение в процесс деколониальности – это попытка быть счастливым.

А что ценного из прошлых веков мы хотим сохранить в себе на будущее? Любые поиски какой-либо идентичности – это поиск прежде всего своей уникальности, своей отличности от других и при этом групповости, причастности. То есть попытка найти родных, попытка найти близких.

Осознание себя человеческой личностью происходит при поиске своей идентичности, и не важно, какой именно – национальной, гендерной или какой-либо еще. Мир захлестнула волна деколонизации, во всех странах мира идет осознание разных меньшинств и/или большинств людей, кто они такие, попытка поднять голову и вспомнить чувство собственного достоинства, самоуважения.

MATA collective

MATA collective – коллектив независимых деятельниц и деятелей искусства, а также открытая площадка для художественного и интеллектуального обмена. Участники MATA знакомы казахстанцам по их активной гражданской позиции и социально значимым акциям и проектам.

Фото: Анастасия Анисимова

Ділдә Рамазан, куратор, арт-критикесса

В контексте своей деятельности я понимаю деколонизацию как момент центрирования на самих нас. Nothing about us without us, то есть настало время приоритизировать локальные голоса, локальных авторов и локальные практики без постоянного оглядывания на кого-бы то ни было. Все ответы есть у нас самих. Я стараюсь применять эти принципы во всех сферах своей жизни, не ограничиваясь лишь профессиональными проектами. Это значит, чем бы я ни занималась, я вижу своей основной целью заботу о казахстанцах.

Я бы хотела подчеркнуть, что мне кажется важным отойти от концепции нации как фиксации лишь на одной этнической группе. Казахстан красив тем, что здесь сожительствуют многие этничности, поэтому я верю, что нам необходимо развивать казахстанскую нацию без привязки к этническому происхождению ее представителей.

Я вижу много прекрасных попыток как от отдельных культурных деятелей, так и от локальных институций обращаться к своей культуре и осмыслять ее. Это здорово, и думаю, что дальше таких инициатив будет больше.

Думаю, со временем больше людей будут знакомы с местным историческим и культурным контекстом. И еще у меня складывается ощущение, что вскоре казахоязычных граждан станет больше.

Художники и исследователи так или иначе работают с нарративами, которые исходят от широких масс, то есть общество дает первый импульс, не наоборот. Поэтому я считаю, что запрос на деколонизацию у казахстанцев есть давно, и, судя по тому, что сейчас творится в регионе, он будет лишь усиливаться.

Аида Адильбек, мультидисциплинарная художница, куратор

Деколониальный поворот – это возможность заново найти честность и красоту в нас самих там, где ее потеснили и/или заставили забыть.

В повседневности деколониальные признаки проявляются в разговорах и исследовании казахстанской истории искусств вне западного академического дискурса. В желании говорить и признавать, что искусство наивысшей формы существовало здесь и до того, как к нам пришли формы западного изобразительного творчества.

Искусство Казахстана до XX века не декоративно-прикладное, оно очень концептуальное, интеллектуальное и живое.

Поиск культурного кода и национальной идентичности начался и продолжается с момента получения Независимости Казахстана. И сейчас мы видим в первую очередь большой сдвиг благодаря музыкант_кам и музыкальной индустрии. Их вклад в современный казахский язык ни с чем не сравним.

Широкие массы, думаю, давно приближены к процессам самопознания и понятий о своем культурном коде. Ведь большинство граждан страны децентрализованы и не врут себе о том, кем они на самом деле являются. Колониальному мышлению как раз таки подвержены больше всего те, кто находятся в «центрах» страны, городов и среды.

Анвар Мусрепов

Читатели уже знакомы с Анваром по ряду материалов для Esquire и знают его как художника, исследователя и куратора. Он один из самых ярких представителей молодого поколения казахстанских мультидисциплинарных творцов. В своем творчестве очень часто обращается к прошлому, при этом используя современные цифровые технологии.

Деколониальная оптика является магистральной линией для моих художественных и кураторских концепций, одним из ключевых значений в работе со смыслами для меня является проект будущего. Я вижу необходимость в пересборке шаблонных европоцентристских нарративов, где большинство известной фантастики заканчивается на военных кораблях и патриархальных кодах насильственной колонизации других планет.

Территорию искусства я вижу как своеобразную лабораторию для практики радикального воображения, открывающего перспективу смещения статуса кво. Футуризмов должно быть много, и, как мне видится, сегодняшняя ситуация парализует в первую очередь наше воображение на уровне, где мы можем представить сотни видов фантастического оружия, но затрудняемся представить мир без избыточного производства и корпорации.

Мне интереснее видеть свою работу в пространстве идеи, без необходимости соотношения с «реальным». Размышляя над тем, как мы по-разному ощущаем мир, меня очаровывает траектория мысли, освобождающая от логоцентричности. К примеру, музыка и звук в казахской культуре никогда не воспринимались исключительно как светский досуг, многие мыслители описывали музыку как средство для исцеления души и тела. Попытка ускользания от прагматизма в мир магического сознания дает множество преимуществ для мыслительных экспериментов, освобождая мышление от категории невозможного.

Деколониальный поворот открывает целые миры хрупких культур, чьи знания и опыт отвергались и оставались невидимы в силу доминирования колониальных концепций. В искусстве это выражено в дистанционировании от программных идей модернизма, который проводил очень четкую границу между архаичным и современным.

Для меня сейчас актуально то, что не находится на поверхности медиа. Мне кажется, что чем больше образы и смыслы растворены в мейнстриме, тем короче их жизнь в мире идеи, поэтому я вижу работу художника не как скольжение по поверхности, а как попытку прорваться сквозь культурные слои, своеобразную археологию смыслов, еще не проявленных в пространстве образов.

Художественная практика никогда не была для меня самоцелью, я всегда относился к созданию работ как к междисциплинарному исследованию, где я скорее не репрезентирую концепции, занимая иерархичные позиции демиурга, а задаюсь критическим вопросами, в первую очередь направленными к себе. В подходе рефлексии через практику художественная работа является артефактом, скорее слепком процесса, но не манифестом и тем более не транспарантом, где я выражаю свои мысли, пытаясь навязать свое видение.

Одной из первых осознанных работ была экспозиция «Күміс Тақия», включающая объект, созданный ювелиром, мокьюментари фильм и серию фотографий, стилизованных под архивные снимки. Эта работа в каком-то смысле стала программной в отношении моей позиции к теме идентичности, проявив критический взгляд на спекуляцию вокруг исторических нарративов.

Одним из показательных примеров является образ золотого человека, без сомнений представленный в государственной мифологии как маскулинный воин, в то время как многие данные от археологов того времени указывали на женский пол. В этом смысле формирование субъектности, такой как национальная идентичность, не только в нашем обществе, но и во многих других контекстах является пространством сложно переплетенных мифов, истории, коллективных травм и интуиций, где для меня важно вести наблюдение с позиции исследовательской дистанции, сохраняя состояние флюидности и не переходя в конфронтацию в поле реального, выступая, например, в активизме или других доказательных позициях.

Для многих моих коллег деколонизация олицетворяет путь освободительной борьбы. Выбирая локальные или региональные частности в отношениях между странами или исторические процессы, для меня это альтернативный вектор по отношению к гегемонии европоцентристской мысли и восприятия эстетики и реальности.

Мой фронт – это эмансипация воображения от штампов, навязанных политикой и мейнстримом. Два этих вектора совершенно не противоречат друг другу и во многом дополняют, но я осознаю, что моя повестка находится на большой дистанции от актуальных дискурсов, связанных с термином «деколонизация» в данный момент в нашем обществе.

Записала: Малика Дуйсенбинова

Фото: личные архивы героев


Данный материал был опубликован в выпуске журнала Esquire Kazakhstan за декабрь 2022 года. В печатной версии материала вместо «…война России на Украине» следует читать «…война России в Украине». Редакция журнала приносит извинения авторам и читателям за допущенную ошибку.