Плакать или смеяться над шутками Бората, и почему он все-таки казах, задумалась Гульнара Бажкенова на четырнадцатом году существования знаменитого – печально знаменитого для казахстанцев – персонажа.
Наконец-то из лимона получилось выжать лимонад. Саша Барон Коэн впервые серьезно высказался про Казахстан. В комментарии газете «Нью-Йорк Таймс» он объяснил, почему для своего фильма выбрал именно эту страну – потому что в США о ней почти никто ничего не знал, что позволило создать безумный комедийный фальшивый мир. Настоящий же Казахстан – это прекрасная страна, в которой живут современные гордые люди.
После первого фильма ставший благодаря Борату знаменитым комик, несмотря на гром и молнии казахстанских властей, ни разу не сделал дисклеймер про родину своего героя. Более того, после соответствующих и не очень дипломатичных нот МИДа, устроил пресс-конференцию у стен казахстанского посольства в Вашингтоне, на которую приехали настоящие журналисты. И заявил, что верить надо ему, настоящему гражданину РК, а не самозванцам внутри этого здания. И, получая заслуженный Золотой глобус за лучшую мужскую роль, поблагодарил высмеянный американский народ за чувство юмора, а вот славный казахский народ с его повышенным чувством собственного достоинства не упомянул вовсе.
И вот спустя четырнадцать лет Саша Барон Коэн говорит как завзятый голливудский гость Евразийского кинофестиваля. Для такого поворота понадобилось не вести пиар-войну стоимостью в миллионы долларов, а всего-то сделать самую знаменитую фразу из «Бората-2» слоганом страны в туристическом ролике. Kazakhstan.Very nice!
Really? Мы изменились после первого Бората? Закончили американские вузы, что подчеркивает журналист статьи «Нью-Йорк Таймс» в своих героях, и, преисполненные самоиронии, можем посмеяться над собой со всем миром?
И да, и нет – с одной стороны, в 2006 году невозможно было представить себе туристический ролик со слоганом из ненавистного фильма, но с другой, так же трудно вообразить кровожадные угрозы физической расправы. Мы были невинны настолько же, насколько серьезны. Молодой Борат вообще во многом предвосхитил нашу дальнейшую эволюцию: массовая гомофобия казахстанцев в первом фильме выглядела диким абсурдом, потому что этот дискурс в середине нулевых еще даже не родился и отношение соотечественников к гомосексуальности представлялась загадкой. Преследование цыганского меньшинства в воображаемом Казахстане не на шутку сердило – в 2006 году это была обидная клевета, но уже очень скоро то тут, то там начнут вспыхивать межэтнические конфликты, и погромы сел не цыганских, но меньшинств перестанут быть чьей-то больной фантазией.
Так что сатиру Коэна лучше принимать не с обидой, а с опаской – как бы не накаркал, и уж тем более не надо спешить публично смеяться, чтобы не стать тем единственным в комнате чукчей, который вместе со всеми советскими людьми хохотал над анекдотом про чукчу, потому что ничего другого не оставалось. Любая реакция в такой неловкой ситуации обречена выглядеть избыточной и неадекватной.
Умные люди уже сто пятьсот раз объяснили, что и первый и второй «Борат» не про нас, что целью сатиры Саши Барона Коэна являются не казахи, а американцы и в целом сытое западное общество. Но гуманисты и эстеты, призывающие казахов не обижаться, а вовсе даже смеяться над шутками Бората не понимают, что это во сто крат обидней – служить не целью для сатиры, а попутным средством. Быть туповатым шутовским персонажем, на фоне которого тупость окружающего мира становится выпуклой и очевидной.
Спор о том, стоит ли казахам обижаться на безжалостную сатиру Коэна, в очередной раз разделил, казалось бы, уже неделимое казахстанское общество, но мы до сих пор не поняли: а почему все-таки выбрали нас, если не целью, то пахучим ядовитым средством, которым для верности обмазали наконечник стрелы?
Автор говорит, что выбрал Казахстан исходя из того, что об этой стране американцы ничего не знали, но американцы ничего не знают о множестве стран. Это заявление даже можно счесть первой уступкой актера требованиям политкорректности. Как знать, времена изменились и для него, и обвинения в расизме и ксенофобии в 2020 году, стоит им удачно влиться в струю, могут стоить репутации, наград и кассы. Казахстанские государственные пиарщики кое-чему научились: вместо официальных протестов на самом высоком уровне, они пытаются бить по самому уязвимому месту западного мейнстрима. Устами любимого и дорогого гостя астанинских симпозиумов Насима Талеба, решительным гневом тюрка и аркадаша Эрдогана, наконец, редкими и неуверенными голосами американских казахов они заговорили про расизм и ксенофобию.
На самом деле, Борат-казах был безошибочным выбором именно в эпоху тотальной политкорректности. Авторам надо было дать Борату какую-то идентичность, и они взяли казахстанскую, которая, положа руку на сердце, оказалась самой удачной из возможных.
У персонажа европейская внешность – он скорее белый. Не даром же казахи постоянно высчитывают у себя долю европейских генов, оставшихся от прекрасных голубоглазых предков, «испорченных» монголами. Миф настолько распространенный даже в научной среде, что не требует ссылок, и страна благодаря этой крови и клочку земли за Уралом даже прорвалась играть в европейскую лигу чемпионов, даром, что в азиатской всем проигрывала. Нет, не скифы мы и не азиаты, чтобы играть на нотках ксенофобии и расизма. Мы маргиналы, зависшие во всех смыслах – между. Не зажиточные и не богатые, чтобы это вызывало уважение, но и не настолько бедные и несчастные, чтобы смеяться над нами было неприлично. Не продвинутые как корейцы с японцами, но и не самобытные, как монгольские кочевники. Не высокоразвитые и не так прям чтобы сильно отсталые. Грамотность стопроцентная, но понять того что читаем – не можем. Трущоб нет, по крайней мере, пока, но за сверкающим фасадом элитных домов протекают крыши…
Так почему Борат – казах? Потому что маргинал.
