Ринат Кибраев, блогер
5 февраля 2014 года я впервые познакомился с казахстанской пенитенциарной системой. В девять часов вечера наряд полиции доставил меня в специализированный приемник для административно арестованных (СПАА) по адресу: Лобачевского, 10. Вместе со мной были блогеры Дмитрий Щелоков и Нурали Айтеленов.
Мое заключение – или злоключение – началось со стандартной процедуры. Дежурный полицейский попросил достать все ценные вещи и снять шнурки с обуви. У меня в кармане было 500 тенге и вай-фай-роутер, сотовый телефон забрали еще в Бостандыкском РУВД. Полицейский включил все это в опись моего имущества и выдал казенный мобильный для звонка родным. Я быстро предупредил жену и родителей, чтобы в течение десяти суток меня не ждали, и в сопровождении конвоя пошел "на хату" – так на местном жаргоне называются камеры. На моей камере №7 висел листок бумаги с надписью «карантин», арестанты ей тоже придумали свое название – тарантин; не знаю, что они имели в виду, может, режиссера Тарантино, а может быть, просто в рифму сработали. Мои товарищи, Нурали и Дмитрий, «тарантин» избежали, а я первые сутки провел там.
Внутри меня ожидала мрачная картина. Нет, я, конечно, понимал, что прибыл не на курортно-санаторное лечение, но увиденное напомнило самые чернушные фильмы и книги о тюрьмах, зонах и царской каторге.
Иллюстрации shutterstock.com Другие материалы из рубрики "Каково" можно прочитать здесь.
5 февраля 2014 года я впервые познакомился с казахстанской пенитенциарной системой. В девять часов вечера наряд полиции доставил меня в специализированный приемник для административно арестованных (СПАА) по адресу: Лобачевского, 10. Вместе со мной были блогеры Дмитрий Щелоков и Нурали Айтеленов.
Мое заключение – или злоключение – началось со стандартной процедуры. Дежурный полицейский попросил достать все ценные вещи и снять шнурки с обуви. У меня в кармане было 500 тенге и вай-фай-роутер, сотовый телефон забрали еще в Бостандыкском РУВД. Полицейский включил все это в опись моего имущества и выдал казенный мобильный для звонка родным. Я быстро предупредил жену и родителей, чтобы в течение десяти суток меня не ждали, и в сопровождении конвоя пошел "на хату" – так на местном жаргоне называются камеры. На моей камере №7 висел листок бумаги с надписью «карантин», арестанты ей тоже придумали свое название – тарантин; не знаю, что они имели в виду, может, режиссера Тарантино, а может быть, просто в рифму сработали. Мои товарищи, Нурали и Дмитрий, «тарантин» избежали, а я первые сутки провел там.
Внутри меня ожидала мрачная картина. Нет, я, конечно, понимал, что прибыл не на курортно-санаторное лечение, но увиденное напомнило самые чернушные фильмы и книги о тюрьмах, зонах и царской каторге.
Обстановка угнетала, сразу начинала давить на психику. Оставь надежду всяк сюда входящий!На грязном потолке висела тусклая неоновая лампа, освещая черные, прокопченные стены; густо пахло сортиром. Четыре двухъярусные шконки – кровати, все занятые. Посередине доска, на ней в целлофановом пакете булка хлеба и открытая пачка сигарет State Line. Это «общак». Вонь (да, все-таки вонь, а не запах) сортира смешивалась с едким дымом сигарет, разъедающим глаза. Арестанты встретили меня дружелюбно, усадили на шконку и начали расспрашивать. Они спрашивали меня о том, за что я попал туда, а я интересовался, за что они. Один бедняга оказался бездомным, другой попал по ДТП, третий – за хранение легких наркотиков, четвертый – за выброшенный в неположенном месте бычок сигареты, а пятый щелкал семечки на улице...
Когда я рассказал, что вместе с друзьями хотел попасть на встречу с тогдашним акимом Алматы Ахметжаном Есимовым, но был задержан и приговорен судом к аресту на десять суток, все очень удивились.Начали сочувствовать мне, говорить о том, какой бардак творится в стране. Каждый из них столкнулся с правоохранительной системой по своей причине, но все согласились, что мой случай показывает, что законы исполняются так, как это выгодно властям. Мы обсуждали политику до поздней ночи, пока я, измученный суматошным днем, не свалился спать. В камеребыло холодно, отопления как будто и вовсе не было: я лег в куртке, натянул на голову капюшон и укрылся грязным, дырявым одеялом, но это не спасало. Ночью дышать стало совсем трудно, потому что небольшое окошко – «кормушка», через которое подают еду, запирают, и вышеупомянутый запах отходов человеческой жизнедеятельности, смешанный с дымом, буквально забивает легкие. Перед сном я еще успел сходить в туалет, хотя старательно оттягивал этот момент. Туалетом оказалась небольшая комнатка с дыркой в полу и краном, из которого бежит холодная ржавая вода. Ранним утром меня перевели в камеру №8. Всего в СПАА их десять: №1 считается VIP-камерой, там отбывают срок люди с достатком. В первой хате есть телевизор, и предназначена она для четверых человек, тогда как в остальных по 6-8 шконок на 12-16 человек. Камера №2 – женская; камеры №3, 4, 5, 6 – обычные, только в третьей стоит телевизор. Камеры №9, 10 предназначены для гастарбайтеров и иностранцев. В них забивают по 20-30 человек; люди спят на полу, на матрасах. Мне повезло: я попал в восьмую хату, она «люксовая», так как в ней сидят всего четыре человека, есть относительно чистый туалет и хорошее освещение. Моими соседями оказались молодой шофер, совершивший ДТП, и мужчина лет сорока, избивший жену. Позже к нам подсадили уголовника – тоже избил жену, а в молодости он убил троих человек.
Мужик, избивший жену (не убийца), страдал обострением астмы, но местная медсестра отказывалась ему помогать, и в одну ночь он едва не помер.Чуть не задохнулся, еле откачали. До моего товарища Дмитрия Щелокова, объявившего голодовку, медсестре тоже не было дела. У нее никогда нет никаких таблеток. Персонал СПАА состоял из трех смен, дежурили по двое полицейских. У некоторых были свои прозвища: Кирпич, Шрек, Фиона. Арестанты рассказывали, что за взятку можно протащить в камеру хоть водку, хоть анашу. Кормили нас отвратительно, но три раза в день. Утром каша на воде (ни разу за десять дней не притронулся), в обед гречка на воде, на ужин перловка на воде или гороховый суп с компотом. Плюс листовой чай в бутылке от минеральной воды «Тасай». Спасали чифир и бесконечное курение. Целыми днями арестанты болтали, травили несмешные анекдоты, ходили из угла в угол и курили. Книг, радио не было. «Официантами», то есть разносчиками еды, трудились узбеки. Иногда за пару сигарет они соглашались передать нам из одной камеры в другую карты или нарды. Из либеральных вольностей – 15-минутные прогулки дважды в день на специальной территории. А в воскресенье душ, если есть желание заболеть бронхитом от сквозняка. Что и произошло с Дмитрием Щелоковым.
15 февраля, отбыв свой срок, я покинул этот «первый круг ада». Успев почувствовать себя за десять дней и ночей опасным преступником, осужденным за тяжелое убийство.Атмосфера, обстановка, холод, скудная еда и почему-то откровенно враждебное отношение персонала – от надзирателей до медсестры – усиливают эффект заключения. Каким бы ни был проступок, наказанием в итоге является не изоляция от общества на несколько суток, а само пребывание в экстремальных условиях. Я прикинул расходы на себя – кашки на воде, отсутствие отопления, холодная вода – и решил, что они никак не тянут на те деньги, которые государство выделяет на содержание арестантов. Так что сотрудники СПАА должны быть нам благодарны, ведь мы даем им неплохо зарабатывать на себе.
Иллюстрации shutterstock.com Другие материалы из рубрики "Каково" можно прочитать здесь.
