В августе 1994-го обладатель двух Пулитцеровских премий, писатель и основатель «новой журналистики» Норман Мейлер по просьбе Esquire взял интервью у Мадонны.
В качестве журналиста Норман Мейлер дебютировал в Esquire в 1960 году. Очерк о Джоне Кеннеди «Супермен приходит в супермаркет» имел огромный успех, однако Мейлер остался недоволен тем, что редактор без его ведома изменил название, и отказался писать для журнала до тех пор, пока ему не принесут публичные извинения. Спустя два года в Esquire вышло эссе писателя о Джеки Кеннеди, которое предваряло извинение редакции. Сотрудничество с журналом продолжалось больше сорока лет, и даже в 71 год Норман Мейлер не упустил возможность поговорить с Мадонной о славе, одиночестве, контрацепции, порно и религии.
Мейлер: Одна из фотографий в книге «Секс» шокировала даже самых преданных ваших фанатов — на снимке вы засунули нос между мужских ягодиц. Сложно сказать, целуете вы его в задницу или все же кусаете. А еще здесь распятие на заднем плане, прямо на его руке.
Мадонна: Это у него татуировка такая, чистое совпадение.
Мейлер: Но ведь кто-то отобрал именно эту картинку. Если в книге в итоге опубликовали несколько сотен снимков, могу предположить, что негативов, из которых вы выбирали, были тысячи. Так что это фото определенно... заходит на опасную территорию.
Мадонна: Ну да, ну да.
Мейлер: С другой стороны, религия и дефекация не так уж далеки друг от друга. Какой бы духовной ни была ваша пища, вся она выйдет одним путем и, как все живое, уйдет обратно в воду, к смерти. Любая организованная религия тоже прежде всего озабочена подготовкой к смерти. Вы выбрали такой снимок, потому что тоже чувствовали эту связь?
Мадонна: Может быть, подсознательно.
Мейлер: Такие вещи шокируют людей до полусмерти, и в то же время они являют собой художественное высказывание. Это же просто ваше видение рая для интеллектуалов, разве не так?
Мадонна: Да, спасибо, что заметили. Кроме того, у него весьма красивая задница, поэтому мне было попросту приятно.
Мейлер: Да мы же все живем и работаем только ради таких моментов!
Мадонна: Именно. (Смеется.) Но я же не ответила на вопрос. Так вот, я убеждена, что религия и эротизм крепко связаны друг с другом. Более того, мне кажется, что мои собственные сексуальность и эротизм развились только благодаря посещению церкви.
Мейлер: Уверен, что вы правы. Я не хожу в церковь, но если бы пришлось выбирать, к какой религии примкнуть, я стал бы католиком.
Мадонна: Католицизм очень чувственная религия, и все в ней выстроено вокруг того, что делать нельзя. Все запрещено, все спрятано за решетками исповедален, за тяжелыми портьерами, за витражами, ритуалами и коленопреклонениями — есть в этом что-то жутко эротичное. А еще католичество не лишено садомазохизма.
Мейлер: А еще тебе позволяют есть тело Христа и пить его кровь.
Мадонна: Да, это так плотоядно!
Мейлер: Замечательные табу собраны в одном месте и выставлены как животворящее... важное духовное и интеллектуальное достижение.
Мадонна: А если ты ведешь себя плохо, то просто заходишь в небольшую будку и просишь у Бога прощения.
Мейлер: И это в известной степени работает...
Мадонна: И ты получаешь свое прощение!
Мейлер: Можно выйти из церкви и немедленно совершить тот же грех, но вы уже знаете, что вам за это будет. Это все, что церковь может сделать для вас. Знаете, тут как с воспитанием детей: не получится контролировать их ежесекундно, но можно понемногу регулировать восприятие ими собственных поступков. По-моему, исповедь делает то же самое, только более восхитительным и театральным способом.
Мадонна: Да, настоящие оперные страсти.
Мейлер: Как вам кажется, вы сможете когда-нибудь вернуться в лоно церкви?
Мадонна: Я часто хожу в церковь, потому что многие католические храмы — прекрасные памятники архитектуры, особенно накануне Рождества: запах, свечи, ладан, все эти обряды — в это время храм кажется мне самым умиротворенным местом на земле. Люди обычно как-то проникаются уважением, когда заходят в храм, и все это место буквально наполняется спокойствием. Но я даже представить себе не могу, что снова стану верующей католичкой, нет.
Мейлер: Как-то я разговаривал с другом, очень толковым священником, и сказал ему, что сам никогда бы не обратился в католическую веру. Он спросил: «Почему? Из-за учения о пресуществлении?» Я ответил, что это меня совершенно не беспокоит, я вполне мог бы уверовать во всякие ритуальные чудеса. Тогда он поинтересовался, не сомневаюсь ли я в непорочном зачатии. А я сказал: «Я никогда не смогу быть католиком, потому что не верю, что Бог всемогущ». Меня восхищает идея Бога, у которого нет абсолютной власти над миром. Интересно, вы могли бы поверить в такого?
Мадонна: В Бога, который совершает ошибки?
Мейлер: В Бога, который может потерпеть неудачу, который честно противостоит равному себе дьяволу...
Мадонна: Да, такому я могла бы посвятить себя.
Мейлер: Значит, вы разделяете и следующую идею: в каждом из нас есть и Бог, и дьявол?
Мадонна: Да, спасибо, что читаете мои мысли!
Мейлер: И они вечно воюют друг с другом — иногда побеждает один, иногда другой. Невозможно знать наверняка. Потому что сама природа дьявола в том, чтобы сеять сомнение.
Мадонна: Ну, мне нравится идея о том, что Бог внутри каждого из нас. Если это так, то тогда высшая форма молитвы — это всем быть добрыми друг к другу.
Мейлер: Разумеется, есть люди, к которым ты никогда не сможешь быть добр, это было бы непростительной ошибкой. Важно осознавать, что в мире существует еще и зло.
Мадонна: Я знаю, что зло существует, но лично я не верю, что я сама злой человек.
Мейлер: Неужели? Мне-то кажется, что злости в вас предостаточно.
Мадонна: Я же не говорю, что живу в полной гармонии и во мне нет этой вечной борьбы добра и зла. Я говорю, что то, как мы общаемся с другими людьми, на самом деле и есть наш ежедневный способ молиться.
В качестве журналиста Норман Мейлер дебютировал в Esquire в 1960 году. Очерк о Джоне Кеннеди «Супермен приходит в супермаркет» имел огромный успех, однако Мейлер остался недоволен тем, что редактор без его ведома изменил название, и отказался писать для журнала до тех пор, пока ему не принесут публичные извинения. Спустя два года в Esquire вышло эссе писателя о Джеки Кеннеди, которое предваряло извинение редакции. Сотрудничество с журналом продолжалось больше сорока лет, и даже в 71 год Норман Мейлер не упустил возможность поговорить с Мадонной о славе, одиночестве, контрацепции, порно и религии.
Мейлер: Одна из фотографий в книге «Секс» шокировала даже самых преданных ваших фанатов — на снимке вы засунули нос между мужских ягодиц. Сложно сказать, целуете вы его в задницу или все же кусаете. А еще здесь распятие на заднем плане, прямо на его руке.
Мадонна: Это у него татуировка такая, чистое совпадение.
Мейлер: Но ведь кто-то отобрал именно эту картинку. Если в книге в итоге опубликовали несколько сотен снимков, могу предположить, что негативов, из которых вы выбирали, были тысячи. Так что это фото определенно... заходит на опасную территорию.
Мадонна: Ну да, ну да.
Мейлер: С другой стороны, религия и дефекация не так уж далеки друг от друга. Какой бы духовной ни была ваша пища, вся она выйдет одним путем и, как все живое, уйдет обратно в воду, к смерти. Любая организованная религия тоже прежде всего озабочена подготовкой к смерти. Вы выбрали такой снимок, потому что тоже чувствовали эту связь?
Мадонна: Может быть, подсознательно.
Мейлер: Такие вещи шокируют людей до полусмерти, и в то же время они являют собой художественное высказывание. Это же просто ваше видение рая для интеллектуалов, разве не так?
Мадонна: Да, спасибо, что заметили. Кроме того, у него весьма красивая задница, поэтому мне было попросту приятно.
Мейлер: Да мы же все живем и работаем только ради таких моментов!
Мадонна: Именно. (Смеется.) Но я же не ответила на вопрос. Так вот, я убеждена, что религия и эротизм крепко связаны друг с другом. Более того, мне кажется, что мои собственные сексуальность и эротизм развились только благодаря посещению церкви.
Мейлер: Уверен, что вы правы. Я не хожу в церковь, но если бы пришлось выбирать, к какой религии примкнуть, я стал бы католиком.
Мадонна: Католицизм очень чувственная религия, и все в ней выстроено вокруг того, что делать нельзя. Все запрещено, все спрятано за решетками исповедален, за тяжелыми портьерами, за витражами, ритуалами и коленопреклонениями — есть в этом что-то жутко эротичное. А еще католичество не лишено садомазохизма.
Мейлер: А еще тебе позволяют есть тело Христа и пить его кровь.
Мадонна: Да, это так плотоядно!
Мейлер: Замечательные табу собраны в одном месте и выставлены как животворящее... важное духовное и интеллектуальное достижение.
Мадонна: А если ты ведешь себя плохо, то просто заходишь в небольшую будку и просишь у Бога прощения.
Мейлер: И это в известной степени работает...
Мадонна: И ты получаешь свое прощение!
Мейлер: Можно выйти из церкви и немедленно совершить тот же грех, но вы уже знаете, что вам за это будет. Это все, что церковь может сделать для вас. Знаете, тут как с воспитанием детей: не получится контролировать их ежесекундно, но можно понемногу регулировать восприятие ими собственных поступков. По-моему, исповедь делает то же самое, только более восхитительным и театральным способом.
Мадонна: Да, настоящие оперные страсти.
Мейлер: Как вам кажется, вы сможете когда-нибудь вернуться в лоно церкви?
Мадонна: Я часто хожу в церковь, потому что многие католические храмы — прекрасные памятники архитектуры, особенно накануне Рождества: запах, свечи, ладан, все эти обряды — в это время храм кажется мне самым умиротворенным местом на земле. Люди обычно как-то проникаются уважением, когда заходят в храм, и все это место буквально наполняется спокойствием. Но я даже представить себе не могу, что снова стану верующей католичкой, нет.
Мейлер: Как-то я разговаривал с другом, очень толковым священником, и сказал ему, что сам никогда бы не обратился в католическую веру. Он спросил: «Почему? Из-за учения о пресуществлении?» Я ответил, что это меня совершенно не беспокоит, я вполне мог бы уверовать во всякие ритуальные чудеса. Тогда он поинтересовался, не сомневаюсь ли я в непорочном зачатии. А я сказал: «Я никогда не смогу быть католиком, потому что не верю, что Бог всемогущ». Меня восхищает идея Бога, у которого нет абсолютной власти над миром. Интересно, вы могли бы поверить в такого?
Мадонна: В Бога, который совершает ошибки?
Мейлер: В Бога, который может потерпеть неудачу, который честно противостоит равному себе дьяволу...
Мадонна: Да, такому я могла бы посвятить себя.
Мейлер: Значит, вы разделяете и следующую идею: в каждом из нас есть и Бог, и дьявол?
Мадонна: Да, спасибо, что читаете мои мысли!
Мейлер: И они вечно воюют друг с другом — иногда побеждает один, иногда другой. Невозможно знать наверняка. Потому что сама природа дьявола в том, чтобы сеять сомнение.
Мадонна: Ну, мне нравится идея о том, что Бог внутри каждого из нас. Если это так, то тогда высшая форма молитвы — это всем быть добрыми друг к другу.
Мейлер: Разумеется, есть люди, к которым ты никогда не сможешь быть добр, это было бы непростительной ошибкой. Важно осознавать, что в мире существует еще и зло.
Мадонна: Я знаю, что зло существует, но лично я не верю, что я сама злой человек.
Мейлер: Неужели? Мне-то кажется, что злости в вас предостаточно.
Мадонна: Я же не говорю, что живу в полной гармонии и во мне нет этой вечной борьбы добра и зла. Я говорю, что то, как мы общаемся с другими людьми, на самом деле и есть наш ежедневный способ молиться.
