Впервые я услышал о Казахстане в 1995 году, когда работал в России.
На следующий год я сюда приехал, трудился в одной компании и фактически бывал в стране наездами. Три года назад я переехал на постоянное жительство в Казахстан. К тому времени я уже знал, что это за страна и какую роль она играла в СССР. При этом даже сегодня многие европейцы и американцы не знают, где находится Казахстан. Все, что заканчивается на «-стан», для них где-то рядом с Афганистаном и там идет война.
Я знал, что Казахстан существует, но не знал, чего ожидать от этой страны. Я просто слышал, что здесь красивые горы. И действительно, первое, что ты видишь, когда подлетаешь к Алматы, — это прекрасные горы. Я приехал сюда в первый раз после трех лет жизни в России, поэтому каких-то неожиданностей, которыми пугают иностранцев, не было. Кстати, про страшилки: в Москве на Старом Арбате по-прежнему медведи гуляют.
Казахстан сразу встретил меня шоковой ситуацией. В свой первый приезд в 1996 году я столкнулся с проблемой — долго не мог улететь назад из-за тумана. Нам пришлось два дня просидеть в лобби гостиницы, так как свободных номеров не было. И еще помню, что после десяти вечера на улице наступила кромешная тьма, так как по всему городу выключили освещение для экономии электричества. Когда мы ночью вышли из ресторана, пришлось буквально наощупь пробираться до гостиницы.
Зачастую родственники здесь работают в одной компании. В Казахстане это встречается чаще, нежели в более крупных странах вроде России. Причем не важно, какой это родственник – дальний или близкий, в Казахстане сильны связи вне зависимости от степени родства. В нашем банке я завел правило: если на работу принимается чей-то родственник, то необходимо поставить в известность правление. Просто когда над одним проектом работают родственники, риск коррупции и мошенничества сильно возрастает.
В Казахстане всегда нужно быть готовым к тому, что в самый ответственный момент может потеряться ответственный за многое сотрудник. Если проект не мониторить с самого начала, то риски повышаются. Если люди с самого начала не до конца понимали, что от них требуется, то в финале проекта им проще пропасть, нежели прилагать титанические усилия для спасения ситуации. Для меня это аналогично пунктуальности и профессионализму. Это неприемлемо, но такие вещи всегда были и всегда будут. И я заметил, что в Казахстане часто «случаются» какие-то семейные проблемы, которые тормозят дело – умер двоюродный дедушка, младенцу исполнилось 40 дней и прочее, – такие причины я здесь часто слышу. Я понял, что, когда планируешь дело, особенно финальную часть проекта, рассчитывать нужно на ключевых людей, в которых ты уверен. И я стараюсь ставить сроки заранее с запасом, потому что знаю — все равно будут какие-нибудь препятствия.
Казахстанцы не любят говорить «нет». Однозначно, эта страна более азиатская, чем Россия, где твой собеседник свободно может от чего-то отказаться. Люди напрямую говорят: «Сделаю» или «Нет, извини», но в Казахстане нередко можно услышать робкое «да», и это будет означать «нет». Подобные интонации я научился распознавать.
Нежеланием говорить «нет» казахстанцы похожи на корейцев. Несколько раз я был на переговорах с корейцами, и всегда выходил со встречи с ощущением, что только что закончилась лучшая встреча в моей жизни: все обо всем договорились и все замечательно. А потом звонишь в местный офис, и тебе говорят, что на самом деле все ужасно и ничего не будет. Но на встрече ты об этом никогда не догадаешься, потому что их лица ничего не выражают. У казахстанцев все более эмоционально, вы сами можете понять, что собеседник говорит «да», подразумевая «нет» — это тонкая национальная ментальная особенность.
Пунктуальность для многих местных бизнесменов до сих пор остается просто словом, но я к этому уже привык. Это проблема всего постсоветского пространства – в России люди пунктуальностью тоже не отличаются, но там принято все списывать на пробки. Моя проблема в том, что я всегда встаю и приезжаю рано и в итоге по полчаса жду встречи. Представьте, человек назначает по 8 встреч на день, а первая же задерживается на полчаса, соответственно, летит весь дневной график. Люди, которые работают со мной в банке, знают, что опоздания мне не нравятся, поэтому стараются приходить вовремя. У нас в банке критическое время – от одной до пяти минут. Повторюсь, я к этому привык, но до сих пор раздражает. В России, если я возглавлял какой-нибудь комитет и человек на минуту опаздывал, мы его штрафовали. А потом на «штрафные» покупали выпивку для всей команды. Через некоторое время люди перестали опаздывать, не потому что не нравилось вместе выпивать, а потому что не хотели платить. Буквально на этой неделе я задумался о том, чтобы ввести такую практику в Евразийском.
Учитывая, что я уже 20 лет живу за пределами своей страны и три года в Казахстане, по выражению лица или языку тела, я могу угадать, что человек подразумевает при разговоре. Я вижу, когда люди не понимают меня, сразу вижу, когда что-то вот-вот пойдет не так. Просто слишком много уроков было за все эти годы.
Здесь любят роскошь. В странах с недолгой финансовой историей — бывшего СССР, Центральной и Восточной Европы — люди не привыкли иметь состояние. Нужно время, чтобы они освоились с наличием больших денег и поняли, что с ними делать. Всегда находятся чудаки, которые выглядят глупо, окружая себя предметами роскоши. К примеру, человек покупает в кредит роскошный внедорожник, но не ездит на нем, так как нет денег на бензин. Лично встречал.
Поднимают настроение цветные носки. Сегодня на встречу я пришел в оранжевых, и это не самая бодрая расцветка из тех, что у меня есть.
Часто ко мне в Казахстане набиваются в друзья, хотя я не самый общительный человек. Очевидно, что хорошо иметь банкира в друзьях, правда искренности в этом зачастую мало. Я это понимаю и выработал для себя несколько циничный подход к новым знакомствам. Даже когда я приезжаю в Америку и говорю, что руковожу российским или казахстанским банком, меня спрашивают: а можно там кредит взять? Это часть моей работы.
Друзей в Казахстане почти нет. Есть люди, которых я знаю, есть те, с кем мне интересно общаться, но тех, кого можно назвать друзьями, наверное, вообще мало. Мне приходится говорить «нет» и увольнять людей, а если это связано с дружескими отношениями – трудно принимать решения. Это не значит, что я не могу с кем-то поужинать, поспорить или пообщаться. Я жил по нескольку лет во многих странах и знаю, что в таких условиях сложно заводить друзей. При этом у меня все еще есть несколько старых друзей в Америке.
Я побывал почти во всех городах Казахстана, в некоторых по нескольку раза. И удивляюсь, что Казахстан такая неоднородная страна – в каждом регионе, в каждом городе все по-разному. Шокирует, какой разный Казахстан – здесь горы, там Каспий, тут степь. Это просто здорово.
Здесь нет пробок на дорогах в их классическом понимании, хотя о них все сетуют. В Москве, Стамбуле, Каире ситуация на дорогах в десятки раз хуже.
Первое застолье в юрте произошло где-то неподалеку от Караганды летом 1996-го, мне предстояло произнести тост в кругу бизнесменов, политиков и известных людей, так что я был в костюме и при галстуке. Мы выехали на природу, в красивое место, на улице 42 градуса, а внутри юрты не менее 50. И все при галстуках и в пиджаках. Две вещи мне запомнились навсегда: безумная жара и то, что я тогда впервые попробовал баранью голову. Помню, как один из высокопоставленных политиков вскрыл эту голову, нарезал мозги и предложил каждому за столом – я никогда этого не забуду – сидеть в безумной жаре в костюме в юрте и есть мозги прямо из головы животного. Это сейчас я эксперт в этом вопросе и через такие церемонии проходил десятки раз. При этом еще не решил, какая часть бараньей головы самая вкусная. Наверное, никогда не решусь попробовать бараний глаз.
Фотографии с таких застолий я отправляю друзьям и советую попробовать это в первую очередь, когда они сюда приедут. Приезжают самые смелые.
Когда я узнал, что здесь едят конину, то был уверен, что мы, американцы, никогда ее не распробуем. Оказалось, что это вкусно, и когда я прихожу в ресторан, частенько заказываю стейк из конины. Европейцам жалко лошадок, но это же еда, как и коровы. Например, в Америке у меня есть друг, фермер, который давал имена своим коровам. Одну назвал в честь подруги, и за ужином сообщил, что сегодня они едят Айлин. Подруге понравилось, они даже потом поженились.
В Казахстане нужно быть всегда начеку, ведь тебя запросто могут сделать пешкой в чужой игре. Помню, как осенью 2009-го сломал плечо в душе гостиницы в одном из городов, где у банка есть филиал. Мне предстояла встреча с акимом, я принял обезболивающее и отправился в акимат. Захожу, а там полная комната журналистов с камерами и микрофонами. Вспышки фотокамер, аким меня представляет, говорит, мол, что пригласил, чтобы вместе изучить возможности инвестирования в регион. После встречи журналисты заявляют, что мы, мол, знаем, что вы уже договорились с акимом об инвестициях. Я ничего не знал об этом, к тому же сломанное плечо отвлекало. В общем, это была подстава. Меня такие вещи восхищают – ему необходимо было что-то сделать, и он воспользовался возможностью.
У меня нет охраны. Я реально знал 5-6 руководителей банков, которых убили. Их убивали для решения какой-то проблемы. А так как всю власть и все ключевые решения они замкнули на себе, то вместе с ними устранялась и проблема. На поиски нового председателя уходило как минимум полгода, за это время банк превращался в ничто.
В Казахстане я беседовал с одним олигархом, он считает, что охрана – бесполезное занятие. Если кто-то действительно решит тебя убрать, то всегда найдутся снайперы (или один из твоих же охранников), о которых ты и подозревать не будешь. Так что телохранители это, скорее, некое шоу, которое едва ли спасет от смерти. В целом охрана дает ложное чувство защищенности, они могут предотвратить разве что похищение. Я стараюсь не быть дураком и если наши безопасники скажут, что в какой-то момент лучше подстраховаться – я приму это, но исключительно из профессиональных побуждений, а не собственного эго.
Казахстанские банки сильно отличаются от российских. Последний кризис был первым для казахстанского банковского сектора.Российские же банки пережили уже три кризиса и у них больше опыта в этой сфере. Да, на Казахстане сказался и кризис 1998 года, но в России был еще кризис 1995 года, после которого половина банков просто не выплыла. А здесь такого опыта меньше. Кроме того, к Казахстану, по некоторым причинам, сложилось более благоприятное отношение со стороны западной прессы и среди западных политиков. После кризиса 1998 года российским банкам закрыли доступ на международные рынки, и эта ситуация затянулась где-то до 2003–2004 годов. Этого времени российским банкам хватило чтобы понять: для того чтобы вернуться на международные рынки и развивать достойный бизнес, необходимо работать над собой. Десятки если не сотни миллионов долларов были потрачены на то, чтобы внедрить современные IT-системы, усовершенствовать систему риск-менеджмента, иногда даже привлечь экспертную или просто опытную команду руководства. Они сделали значительный скачок в плане качества для того, чтобы вернуть позиции.
Иллюстратор: Зоя Хорошева
На следующий год я сюда приехал, трудился в одной компании и фактически бывал в стране наездами. Три года назад я переехал на постоянное жительство в Казахстан. К тому времени я уже знал, что это за страна и какую роль она играла в СССР. При этом даже сегодня многие европейцы и американцы не знают, где находится Казахстан. Все, что заканчивается на «-стан», для них где-то рядом с Афганистаном и там идет война.
Я знал, что Казахстан существует, но не знал, чего ожидать от этой страны. Я просто слышал, что здесь красивые горы. И действительно, первое, что ты видишь, когда подлетаешь к Алматы, — это прекрасные горы. Я приехал сюда в первый раз после трех лет жизни в России, поэтому каких-то неожиданностей, которыми пугают иностранцев, не было. Кстати, про страшилки: в Москве на Старом Арбате по-прежнему медведи гуляют.
Казахстан сразу встретил меня шоковой ситуацией. В свой первый приезд в 1996 году я столкнулся с проблемой — долго не мог улететь назад из-за тумана. Нам пришлось два дня просидеть в лобби гостиницы, так как свободных номеров не было. И еще помню, что после десяти вечера на улице наступила кромешная тьма, так как по всему городу выключили освещение для экономии электричества. Когда мы ночью вышли из ресторана, пришлось буквально наощупь пробираться до гостиницы.
Зачастую родственники здесь работают в одной компании. В Казахстане это встречается чаще, нежели в более крупных странах вроде России. Причем не важно, какой это родственник – дальний или близкий, в Казахстане сильны связи вне зависимости от степени родства. В нашем банке я завел правило: если на работу принимается чей-то родственник, то необходимо поставить в известность правление. Просто когда над одним проектом работают родственники, риск коррупции и мошенничества сильно возрастает.
В Казахстане всегда нужно быть готовым к тому, что в самый ответственный момент может потеряться ответственный за многое сотрудник. Если проект не мониторить с самого начала, то риски повышаются. Если люди с самого начала не до конца понимали, что от них требуется, то в финале проекта им проще пропасть, нежели прилагать титанические усилия для спасения ситуации. Для меня это аналогично пунктуальности и профессионализму. Это неприемлемо, но такие вещи всегда были и всегда будут. И я заметил, что в Казахстане часто «случаются» какие-то семейные проблемы, которые тормозят дело – умер двоюродный дедушка, младенцу исполнилось 40 дней и прочее, – такие причины я здесь часто слышу. Я понял, что, когда планируешь дело, особенно финальную часть проекта, рассчитывать нужно на ключевых людей, в которых ты уверен. И я стараюсь ставить сроки заранее с запасом, потому что знаю — все равно будут какие-нибудь препятствия.
Казахстанцы не любят говорить «нет». Однозначно, эта страна более азиатская, чем Россия, где твой собеседник свободно может от чего-то отказаться. Люди напрямую говорят: «Сделаю» или «Нет, извини», но в Казахстане нередко можно услышать робкое «да», и это будет означать «нет». Подобные интонации я научился распознавать.
Нежеланием говорить «нет» казахстанцы похожи на корейцев. Несколько раз я был на переговорах с корейцами, и всегда выходил со встречи с ощущением, что только что закончилась лучшая встреча в моей жизни: все обо всем договорились и все замечательно. А потом звонишь в местный офис, и тебе говорят, что на самом деле все ужасно и ничего не будет. Но на встрече ты об этом никогда не догадаешься, потому что их лица ничего не выражают. У казахстанцев все более эмоционально, вы сами можете понять, что собеседник говорит «да», подразумевая «нет» — это тонкая национальная ментальная особенность.
Пунктуальность для многих местных бизнесменов до сих пор остается просто словом, но я к этому уже привык. Это проблема всего постсоветского пространства – в России люди пунктуальностью тоже не отличаются, но там принято все списывать на пробки. Моя проблема в том, что я всегда встаю и приезжаю рано и в итоге по полчаса жду встречи. Представьте, человек назначает по 8 встреч на день, а первая же задерживается на полчаса, соответственно, летит весь дневной график. Люди, которые работают со мной в банке, знают, что опоздания мне не нравятся, поэтому стараются приходить вовремя. У нас в банке критическое время – от одной до пяти минут. Повторюсь, я к этому привык, но до сих пор раздражает. В России, если я возглавлял какой-нибудь комитет и человек на минуту опаздывал, мы его штрафовали. А потом на «штрафные» покупали выпивку для всей команды. Через некоторое время люди перестали опаздывать, не потому что не нравилось вместе выпивать, а потому что не хотели платить. Буквально на этой неделе я задумался о том, чтобы ввести такую практику в Евразийском.
Учитывая, что я уже 20 лет живу за пределами своей страны и три года в Казахстане, по выражению лица или языку тела, я могу угадать, что человек подразумевает при разговоре. Я вижу, когда люди не понимают меня, сразу вижу, когда что-то вот-вот пойдет не так. Просто слишком много уроков было за все эти годы.
Здесь любят роскошь. В странах с недолгой финансовой историей — бывшего СССР, Центральной и Восточной Европы — люди не привыкли иметь состояние. Нужно время, чтобы они освоились с наличием больших денег и поняли, что с ними делать. Всегда находятся чудаки, которые выглядят глупо, окружая себя предметами роскоши. К примеру, человек покупает в кредит роскошный внедорожник, но не ездит на нем, так как нет денег на бензин. Лично встречал.
Поднимают настроение цветные носки. Сегодня на встречу я пришел в оранжевых, и это не самая бодрая расцветка из тех, что у меня есть.
Часто ко мне в Казахстане набиваются в друзья, хотя я не самый общительный человек. Очевидно, что хорошо иметь банкира в друзьях, правда искренности в этом зачастую мало. Я это понимаю и выработал для себя несколько циничный подход к новым знакомствам. Даже когда я приезжаю в Америку и говорю, что руковожу российским или казахстанским банком, меня спрашивают: а можно там кредит взять? Это часть моей работы.
Друзей в Казахстане почти нет. Есть люди, которых я знаю, есть те, с кем мне интересно общаться, но тех, кого можно назвать друзьями, наверное, вообще мало. Мне приходится говорить «нет» и увольнять людей, а если это связано с дружескими отношениями – трудно принимать решения. Это не значит, что я не могу с кем-то поужинать, поспорить или пообщаться. Я жил по нескольку лет во многих странах и знаю, что в таких условиях сложно заводить друзей. При этом у меня все еще есть несколько старых друзей в Америке.
Я побывал почти во всех городах Казахстана, в некоторых по нескольку раза. И удивляюсь, что Казахстан такая неоднородная страна – в каждом регионе, в каждом городе все по-разному. Шокирует, какой разный Казахстан – здесь горы, там Каспий, тут степь. Это просто здорово.
Здесь нет пробок на дорогах в их классическом понимании, хотя о них все сетуют. В Москве, Стамбуле, Каире ситуация на дорогах в десятки раз хуже.
Первое застолье в юрте произошло где-то неподалеку от Караганды летом 1996-го, мне предстояло произнести тост в кругу бизнесменов, политиков и известных людей, так что я был в костюме и при галстуке. Мы выехали на природу, в красивое место, на улице 42 градуса, а внутри юрты не менее 50. И все при галстуках и в пиджаках. Две вещи мне запомнились навсегда: безумная жара и то, что я тогда впервые попробовал баранью голову. Помню, как один из высокопоставленных политиков вскрыл эту голову, нарезал мозги и предложил каждому за столом – я никогда этого не забуду – сидеть в безумной жаре в костюме в юрте и есть мозги прямо из головы животного. Это сейчас я эксперт в этом вопросе и через такие церемонии проходил десятки раз. При этом еще не решил, какая часть бараньей головы самая вкусная. Наверное, никогда не решусь попробовать бараний глаз.
Фотографии с таких застолий я отправляю друзьям и советую попробовать это в первую очередь, когда они сюда приедут. Приезжают самые смелые.
Когда я узнал, что здесь едят конину, то был уверен, что мы, американцы, никогда ее не распробуем. Оказалось, что это вкусно, и когда я прихожу в ресторан, частенько заказываю стейк из конины. Европейцам жалко лошадок, но это же еда, как и коровы. Например, в Америке у меня есть друг, фермер, который давал имена своим коровам. Одну назвал в честь подруги, и за ужином сообщил, что сегодня они едят Айлин. Подруге понравилось, они даже потом поженились.
В Казахстане нужно быть всегда начеку, ведь тебя запросто могут сделать пешкой в чужой игре. Помню, как осенью 2009-го сломал плечо в душе гостиницы в одном из городов, где у банка есть филиал. Мне предстояла встреча с акимом, я принял обезболивающее и отправился в акимат. Захожу, а там полная комната журналистов с камерами и микрофонами. Вспышки фотокамер, аким меня представляет, говорит, мол, что пригласил, чтобы вместе изучить возможности инвестирования в регион. После встречи журналисты заявляют, что мы, мол, знаем, что вы уже договорились с акимом об инвестициях. Я ничего не знал об этом, к тому же сломанное плечо отвлекало. В общем, это была подстава. Меня такие вещи восхищают – ему необходимо было что-то сделать, и он воспользовался возможностью.
У меня нет охраны. Я реально знал 5-6 руководителей банков, которых убили. Их убивали для решения какой-то проблемы. А так как всю власть и все ключевые решения они замкнули на себе, то вместе с ними устранялась и проблема. На поиски нового председателя уходило как минимум полгода, за это время банк превращался в ничто.
В Казахстане я беседовал с одним олигархом, он считает, что охрана – бесполезное занятие. Если кто-то действительно решит тебя убрать, то всегда найдутся снайперы (или один из твоих же охранников), о которых ты и подозревать не будешь. Так что телохранители это, скорее, некое шоу, которое едва ли спасет от смерти. В целом охрана дает ложное чувство защищенности, они могут предотвратить разве что похищение. Я стараюсь не быть дураком и если наши безопасники скажут, что в какой-то момент лучше подстраховаться – я приму это, но исключительно из профессиональных побуждений, а не собственного эго.
Казахстанские банки сильно отличаются от российских. Последний кризис был первым для казахстанского банковского сектора.Российские же банки пережили уже три кризиса и у них больше опыта в этой сфере. Да, на Казахстане сказался и кризис 1998 года, но в России был еще кризис 1995 года, после которого половина банков просто не выплыла. А здесь такого опыта меньше. Кроме того, к Казахстану, по некоторым причинам, сложилось более благоприятное отношение со стороны западной прессы и среди западных политиков. После кризиса 1998 года российским банкам закрыли доступ на международные рынки, и эта ситуация затянулась где-то до 2003–2004 годов. Этого времени российским банкам хватило чтобы понять: для того чтобы вернуться на международные рынки и развивать достойный бизнес, необходимо работать над собой. Десятки если не сотни миллионов долларов были потрачены на то, чтобы внедрить современные IT-системы, усовершенствовать систему риск-менеджмента, иногда даже привлечь экспертную или просто опытную команду руководства. Они сделали значительный скачок в плане качества для того, чтобы вернуть позиции.
Иллюстратор: Зоя Хорошева
