В качестве иллюстраций использованы материалы Института критических зоологов в Токио. Разработанный сотрудниками института плащ The Blind преломляет свет, мимикрируя под окружающую среду, и делает наблюдателя невидимым для животных.
Никогда прежде коллегия пяти судей апелляционного подразделения Верховного суда штата Нью-Йорк в городе Рочестер не слышала ничего подобного. За последние два часа они рассмотрели типичный набор исков: квартирные кражи, вооруженные ограбления, мигрант пырнул кого-то ножом в драке, мужчина без разрешения трогал чью-то вагину, молодому человеку отрубило пальцы автобусным обогревателем, адвокат просит снизить срок своему клиенту с 48 до 15 лет – ведь он не хотел никого убивать. Каждое слушание длится десять минут, одни плохие адвокаты, тратящие больше времени на чистку своих блестящих туфель, чем на подготовку к заседанию, сменяются другими. Они запинаются, путаются в показаниях и разбираются в деталях дел хуже, чем сами судьи. Но дело юриста из Флориды Стивена Вайза коллегия поставила в самый конец расписания: судьи явно хотели послушать, почему им нужно принять это историческое решение – наделить правами личности шимпанзе по кличке Кико.
С высокой трибуны коллегия смотрит, как к кафедре напротив быстро выходит приятный немолодой юрист. Он рыхлый, седой, с небольшой залысиной, лицо его в оспинах и шрамах, у него водянистый серый взгляд, тонкие очки, обаятельная и растерянная улыбка. Ему некомфортно в мешковатом черном костюме, не таком безукоризненном, как у других адвокатов – он предпочитает серую растянутую толстовку с логотипом Вермонтской школы права. Мужчина прочистил горло и уставился на судей. Минутная пауза, как перед большим прыжком.
Его честь Джозеф Валентино, моложавый лысый дед девяти внуков, поправляет мантию. Ее честь Эрин Перадатто, член общества «Фи Бетта Каппа», не поднимает глаз от документов. Ее честь Нэнси Смит, подтянутая председатель коллегии, делает большой глоток воды. Его честь Стефан Линдлей, мужчина без возраста, держит дужку очков во рту. Его честь Джеральд Вален, седовласый человек с лицом Джорджа Буша, мерно раскачивается в кресле.
– Уважаемый суд, меня зовут Стивен Вайз, – немного сбивчиво начинает мужчина за кафедрой. – И я хочу поблагодарить вас за честь и возможность выступить перед вами от имени организации Nonhuman Rights Project с прошением о выдаче постановления хабеас корпус для шимпанзе по имени Кико, которого держат на цепи в бетонной клетке в городе Ниагара-Фолс.
Юрист Стивен Вайз и его организация Nonhuman Rights Project – одна из многочисленных граней борьбы за права животных, но грань уникальная. Это многовековая борьба тянется еще с добиблейских времен, и в ней успели поучаствовать Сенека, Декарт, Вольтер, Жан-Жак Руссо, Кант, экотеррористы, радикальные активисты и даже Третий рейх. Сегодня эта битва занесла Вайза в вымирающий город Рочестер на севере штата Нью-Йорк, недалеко от канадской границы. In the middle of nowhere, дыра, сказал Вайз накануне, сидя в ресторане отеля Hyatt и изучая статью в Википедии о Рочестере: население 210 тысяч человек, градообразующее предприятие Kodak прекратило производство камер, население постепенно уезжает, уровень преступности вдвое выше среднего по стране. Вайз рад, что он наконец оказался в этой дыре.
Это был долгий путь. В молодости Стив хотел быть ученым или врачом, играл в рок-группе на электрооргане, получил степень бакалавра по химии, не поступил в медицинский, работал в пульмонологической лаборатории, участвовал в движении против войны во Вьетнаме. В 1979 году 27-летний Вайз прочитал книгу австралийского философа Питера Сингера «Освобождение животных», библию этой битвы. «Я никогда даже не думал о животных и их положении, о том, как они используются в хозяйстве и какие над ними проводятся опыты», – вспоминает он.
Зоолог в вечнозеленых лесах Тайхейо, Япония. Плащи The Blind производятся из тщательно обработанных тонких листов металла.
Вайз перестал есть курицу, потом рыбу, потом мясо вообще, перестал носить кожу и мех, но этого было мало. Он решил, что должен представлять интересы животных в суде, но быстро понял: с юридической точки зрения животное не существует, и прав у него не больше, чем у стула или лобового стекла. Единственный способ помочь – создать систему, в которой у животных есть хотя бы часть прав. Не право голосовать и избираться в сенат, а лишь право на собственное тело. В те годы только в одном американском штате был принят закон о жестоком обращении с животными, так что борьба не имела никакого смысла. Вайз стал готовиться.
Чтобы заполнить «теоретический вакуум», как это называет Вайз, понадобилось тридцать лет. Он изучал международное право, законы всех штатов и научные фундаментальные труды, общался с учеными и собирал доказательства умственных способностей животных, написал четыре книги, преподавал, возглавлял специализированные организации. Штат за штатом постепенно принимали законы о должном обращении с животными, а Вайз занялся адвокатской практикой: плохое отношение к домашним питомцам, попытки остановить охоту на оленей, транспортировка дельфинов, защита животных от усыпления. Вайз создал собственную НКО, до 2011 года занимался ей на общественных началах, а когда пошли пожертвования, нанял персонал. Через два года система волонтеров по стране насчитывала уже 70 человек, и Вайз понял: время пришло. В декабре 2013 года Nonhuman Rights Project подала сразу четыре иска, первые в истории США и мира, о присвоении человекообразным обезьянам права на неприкосновенность личности. Иски касаются Томми, Кико, Геркулеса и Лео – то есть всех шимпанзе штата Нью-Йорк, содержащихся в неволе. Ни один иск пока не удовлетворен.
– Позволите задать вопрос? – сразу перебивает Вайза председатель Нэнси Смит. – Вы не просите, чтобы Кико отпустили на улицу? Вы просите, чтобы его содержали в заповеднике. Верно?
– Верно. Мы хотим перевезти Кико в заповедник во Флориде, там есть острова, озера и…
– То есть он все равно будет затворником? Вы не говорите, что Кико должен идти на улицу?
– Это было бы опасно и для Кико, и для нас, но он не будет затворником. Он будет в заповеднике.
– То есть из одного заключения, плохого, он отправится в другое заключение, получше? – скептически спрашивает Стефан Линдлей и надевает очки.
– Гораздо, гораздо лучше, – Вайз немного запинается, но продолжает. – Примите к сведению, что это место, в котором его возможность к самоопределению расцветет так, как не может сейчас.
– Но если бы Кико был субъектом права, мы бы не стали брать его из одного заточения и везти в другое, – с сомнением говорит Линдлей. – Мы бы сказали: «Кико, ты свободен, иди куда тебе захочется».
– В истории США и Великобритании по хабеас корпус часто проходили психически нездоровые или умственно отсталые люди, дети, кабальные слуги, дети-рабы. Когда ты не можешь за себя ответить, тебя заберут из одного места и перевезут в другое.
Остров Кюсю, Япония. Камуфляж The Blind может использоваться в любом регионе, от тропического леса до тундры и Северного полюса.
Хабеас корпус – это положение англо-американской правовой системы, принятое английским парламентом в 1679 году и гарантирующее личную неприкосновенность: чтобы лишить человека свободы, должны быть существенные доводы – например, решение суда. У животных такого права нет, хотя из заключений ученых Вайз точно знает, что высшие приматы, дельфины и слоны не только чувствуют боль и умеют сострадать, но также осознают прошлое и будущее. Стивен Вайз называет эту ситуацию «юридической стеной», в которой он пытается пробить брешь. Приходит в низшую инстанцию суда, говорит: вот шимпанзе, его надо отпустить согласно хабеас корпус. Ему говорят: да, но ведь у шимпанзе нет такого права. Тогда Вайз подает апелляцию и требует этого конкретного шимпанзе таким правом наделить.
Англо-американская система права строится вокруг прецедента, а значит, если Томми, Кико, Геркулес или Лео получат право на неприкосновенность, то в перспективе его могут получить все шимпанзе в стране. Изменить конституцию или лоббировать федеральный закон гораздо сложнее.
– Кто-нибудь из Nonhuman Rights Project ездил проведать Кико в Ниагара-Фолс? – спрашивает председатель коллегии.
– Я, ваша честь, ездил, но не смог увидеть Кико. Я говорил с ответчиком, еще когда иск не был подан, и видел у него обезьян и птиц в клетках. Я убежден, что Кико, как и шимпанзе Чарли, который умер до того, как мы успели подать иск, находится там.
– Имеет ли значение, в каких условиях находится Кико… – Линдлей не успевает закончить свой вопрос, как Вайз восклицает: «Нет!»
– Мы в Nonhuman Rights Project называем это «проблемой Билла Гейтса». Что случится, если Гейтс возьмет моего ребенка, увезет его и будет содержать в условиях, которые многократно лучше, чем я когда-либо смог бы обеспечить? Что должен делать судья? Ребенок ли это Гейтса или мой ребенок?
– Давайте возьмем зоопарк, да? – Стефан Линдлей настроен серьезно. – Скажем, зоопарк в Сан-Диего, у них там одни из лучших условий для шимпанзе в стране. Огромные территории, бананы повсюду, – по залу прокатывается легкий смешок. – Но если вы правы, значит кто-нибудь придет и скажет: «Эй! Хабеас корпус, надо освободить этих животных».
– Если зоопарк уважает их самостоятельность и стремление к самоопределению, тогда этого не нужно будет делать.
Вайз все сильнее раскачивается на ногах, а его взволнованная жена Гейл из зала показывает большой палец: муж держится хорошо. Адвокаты, оставшиеся после своих заседаний посмотреть на удивительный процесс, с интересом тянут шеи.
– Откуда вы знаете, что шимпанзе обладают способностью к сознательной деятельности? – вылезает из бумаг Джозеф Валентино.
– У нас к делу приложено экспертное заключение на сто страниц. Оно сообщает вам: шимпанзе сознательны, там упомянуто порядка 45 их когнитивных способностей, включая способность к самоопределению, самостоятельности и прочее.
– А здесь есть вопрос собственности? Кто владеет Кико?
– Я не уверен, что Кико можно владеть, но ответчики так считают.
– Хорошо, ну а если у них есть право на обладание Кико, как он может быть у них изъят?
– Если Кико получит юридические права, то это перевесит данный факт. Ровно то же самое случилось в известном деле «Сомерсет против Стюарта». Будучи рабом, Джеймс Сомерсет добился в суде свободы, хотя его владелец не хотел, чтобы он был освобожден.
Аргумент про рабство – один из самых сильных в арсенале Вайза, он пришел к нему в конце девяностых. По его словам, от этого сравнения судьям становится неловко. Из 13 судей, перед которыми он уже предстал, двое попросили больше в их присутствии такое не говорить. Борьбу за права животных часто ставят в один ряд с борьбой за права женщин и геев, но Вайз с этим не согласен: только рабы и животные с юридической точки зрения – бесправная вещь.
– Но почему вы не можете просто пойти к законодателям? – устало спрашивает Линдлей. – В нашем штате есть законы о правильном содержании питомцев. И это весьма детализированные указания.
– Мы совсем не беспокоимся об этом. Нет! Мы беспокоимся о том, что он находится в заключении. Он задержан, арестован, – если бы ему дали продолжить, то Вайз объяснил бы: просить лучших условий для животных – то же самое, что просить более щадящего графика работы для рабов.
– Но если вы правы, значит ли, что все шимпанзе из зоопарков должны отправиться за Кико? – с надеждой спрашивает Линдлей. Он давно уже отложил свои очки в сторону и прикрыл лицо рукой.
– В штате Нью-Йорк в зоопарках нет шимпанзе.
– А что насчет дельфинов? Их тоже надо освободить?
– В штате Нью-Йорк нет дельфинов, – не задумываясь отвечает Вайз.
– Хорошо, дельфины США.
– Если они содержатся в маленьком бассейне, то конечно.
Линдлей не моргая смотрит на Вайза. Судья Вален, не вмешивавшийся в разговор на протяжении всего заседания, наконец перестает качаться в кресле:
– Знаете, в чем мне видится проблема, господин адвокат? У вас выдающиеся бумаги, это очень впечатляет. Но как же так, мы берем самосознание из одной среды и переносим его в другую? Он же должен быть свободен. Вы будете решать, где Кико должен жить, что Кико должен есть, где Кико должен находиться.
– Но с этим... с этим... – от волнения Вайз сбивается с ритма. – С этим приходится разбираться каждый раз, когда личность недееспособна! Ребенок не может делать все, что захочет, кто-то должен принять решение, но это решение в интересах ребенка. А здесь будут учитываться интересы Кико, а не человека, который держит его на цепи.
Наконец, возникает пауза, будто кто-то хочет еще что-то сказать, но Вайз не упускает своей возможности: он знает, что уже выступает вдвое больше, чем ему доводилось прежде, и дольше, чем все юристы в этом зале до него. Он выдыхает:
– Независимость и свобода самоопределения в штате Нью-Йорк рассматриваются как важнейшая ценность. Мы имеем право отказаться от переливания крови, от препаратов, имеем право умереть.
Судья Линдлей делает последний бросок:
– Получается, Кико равноценен умственно отсталому взрослому?
– Я бы так не сказал. Он скорее как нормальный человеческий ребенок в возрасте пяти лет.
– Который никогда не вырастет?
– Который никогда не вырастет, да. Кто-то всегда должен будет принимать решение за него, но это решение будет сделано исходя из его интересов. И можно будет отстаивать его независимость и автономность, вместо того чтобы позволить ему прожить жизнь раба на цепи, согласно чьим-то чужим представлениям о том, как он должен жить.
– Спасибо вам, думаю, это все, – говорит председатель. Судьи встают.
– Спасибо вам огромное, ваша честь, – Стивен Вайз отходит от кафедры к жене, она шепчет ему: «Ты был просто молодцом, отлично, отлично выступил». Вайз улыбается.
На следующий день, 3 декабря 2014-го, Стивен Вайз узнал решение по делу другого шимпанзе, Томми: в удовлетворении иска отказано. Коллегия Рочестера свое решение обнародовала после Нового года: отказать. Вайз собирается идти выше. Он понимает, что судьям тяжело принять решение в его пользу, один из них так и сказал: «Я не буду первым, кто совершит этот прыжок веры». Но рано или поздно, уверен Вайз, этот прыжок кто-то совершит – судьи в США избираются, идеи прав животных поддерживают все больше американцев, а сравнение с рабством однажды сыграет свою роль. В конце концов, еще один судья, вынося отказ, сказал Вайзу: «Удачи вам. Извините, я не могу подписать это решение, но надеюсь, вы продолжите борьбу. Я сам люблю животных и ценю вашу работу».
Скоро команда Стивена Вайза начнет работать в других штатах, на очереди слоны и дельфины. Вайзу 64 года, и он понимает: дело его жизни при нем не будет закончено, но его это не печалит – кто-то же должен начать строить новый мир. Именно поэтому Nonhuman Rights Project работает с юристами из Великобритании, Испании, Португалии и Аргентины. Накануне Нового года орангутанг Сандра, живущая в зоопарке Буэнос-Айреса, получила постановление хабеас корпус, и это судебное решение расширит аргументацию Вайза. Ведь прецедент есть прецедент.
Записал Егор Мостовщиков
