Мой поезд прибыл на станцию Чикаго Юнион, и я почувствовал облегчение. Во мне ожил дух кочевника, ведь я снова путешествовал. А еще это особое чувство жителя небольшого города всякий раз, когда он приезжает в огромный мегаполис.
В ожидании друга я встал недалеко от вокзала и тут какой-то уличный бродяга попросил у меня деньги. Он был требователен и настойчив, он не просил, а спрашивал: есть ли у меня деньги и даже подробно объяснял, зачем они ему нужны. Я попытался было увернуться – тщетно, и тогда я вежливо сказал, что помочь не могу, нет наличных. Извини, брат. Собственно говоря, это была правда. Но когда я произносил эти обычные не выходящие за пределы литературного языка, слова, глаза мужчины смотрели на меня все более удивленно, как будто я был существом с другой планеты. Меня в свою очередь ошарашило его очевидное потрясение, и я уже строго спросил: «Какие-то проблемы?»
Попрошайка ответил с нескрываемым недоверием: «О, men, я не ожидал от тебя… я думал, ты будешь говорить с акцентом!»
Такие события не происходят со мной ежедневно, однако гораздо чаще, чем хочется. Жизнь и взросление азиатского подростка на Среднем Западе отличаются от жизни в таких местах, как Нью-Йорк или Калифорния. Я постоянно оказывался единственным представителем своей расы в каком-нибудь месте или на каком-нибудь мероприятии. Будучи ребенком, не замечал этого, но по мере взросления собственная исключительность из общего круга стала очевидной для меня.
Я стал обращать внимание, что, даже вписываясь в определенные компании из-за общих интересов и разделяя одинаковые культурные ценности, все же несу на себе неуловимую печать, отделяющую меня от остальных. Я чувствовал себя изолированным. Возможно, это была обычная подростковая рефлексия, и настоящих причин переживать не было. В моей семье вообще нет никаких различий, ко мне относились также как ко всем остальным детям. Но так или иначе почувствовав себя другим, я смутился – ведь я никогда не был другим.
Так в мыслях о себе и о других я взрослел, но по мере взросления не становилось проще. В 16 лет я начал искать свои казахские корни. Я действительно увлекся и показывал друзьям все, что знал о Казахстане. Реакция была разная – от полного приятия и восторга чужой культурой до в некотором смысле удивления. Кто-то был ошеломлен тем, что я чувствую себя еще кем-то кроме американца, и игнорировал эту сторону моей личности. Я начал испытывать то, что испытывают многие меньшинства в чужой стране. Я слышал порой невежественные высказывания и даже расистские термины в свой адрес. Как только меня не называли – от Sand Nigger (оскорбительное прозвище выходцев с Ближнего Востока) до Chunk (оскорбительное прозвище выходцев Азии).
Даже на работе я встречал людей, чувствующих себя выше кого-то только из-за своего этнического происхождения. Я замечал, что некоторые клиенты относятся ко мне иначе, чем к коллегам, не принадлежащим к этническим меньшинствам. Большинство таких людей, как правило, крайне необразованны. Слышал много глупых, совершенно ложных представлений о Казахстане. И на все эти глупые выпады я не знал, как реагировать, ведь я был всего лишь подростком и не знал никого из казахстанцев лично.
Я всегда знал, что Америка — мой дом, и вырос на фоне повсеместно звучащей риторики, что наша страна богата своим разнообразием, что это огромный плавильный котел, в котором из представителей самых разных рас и этносов выковывается единая американская нация. Конечно, большинство из того негатива, что я слышал, говорили из-за невежества, а не истинного расизма. Но ведь это не облегчает страдания, когда тебе шестнадцать. Да мне и сейчас очень жаль то и дело испытывать к себе отношение как к иностранцу в собственной стране.
Но больше всего я сожалею от осознания, что всегда и везде буду иностранцем…
Большинство казахов больше чем просто приветствуют, они скорее обнимают меня, как брата, которого давно потеряли. Мое воссоединение с исторической родиной было не обычным. И мой путь к земле, на которой я родился, еще не завершен. Я встретил на дороге своих поисков много радости, любви и доброты от людей, которые являются моим народом. Но несмотря на все это я понимаю, что и среди них всегда буду чужим. Я уже другой. Чем дальше, тем больше я осознаю это и все чаще попадаю в ситуации, которые слишком очевидно выдают меня.
Моя неспособность говорить на казахском языке неизменно становится поводом для неприятных комментариев от соотечественников. Пару раз мою казахскую личность прямо умалили и преуменьшили. Я помню комментарий в инстаграме, когда решился написать пост на русском языке. «Пиши лучше по-казахски!» – указали мне грубо.
Не менее негативную реакцию я встречаю, как только говорю о том, как сильно хочу сделать в своей жизни что-то полезное для Казахстана.
Людей можно понять: я и есть чужак. И уже никогда не буду для них своим. Но каким бы ни видели меня другие, я есть и буду оставаться самим собой.
Я – американец, и я решительно поддерживаю свои связи с Казахстаном. Я казах, но я вырос в Америке. Я американец, но родился в Казахстане. Я такой, какой есть, и ничто никогда не изменит этого. Мои мечты, страсти и сама жизнь не могут быть уничтожены кем-либо.
Одна из самых важных вещей, которые я успел узнать в свои годы — необходимо принять, кто ты есть и следовать своим желаниям и целям. А свои слабости надо превратить в сильные стороны. Я подростком испытывал комплексы из-за своего положения в качестве международного усыновителя, – теперь считаю это своей большой тайной силой. И тем, что может определить мою судьбу.
Перевела Гульнара Бажкенова
