Артист – это пограничник. Я смотрю концерты, скажем, AC/DC 1996 года и вижу, что Ангус Янг умирает на сцене. И я в это верю. Вот он, бл***, вышел и все, что у него было, отдал. Вот такая должна быть группа.
Я вообще не понимаю, как это происходит: все эти новые артисты, они на себя напялят тысячу одежд и не могут даже пошевелиться, потому что они потеют, и оттого не двигаются. Если шуба неуместна, вот тогда это ох***.
Торговый центр «у красного моста» в Петербурге примерно сопоставим с ларьком «24 часа». Раньше я там покупал клюквенную настойку, сейчас я там покупаю пальто. Одно и то же. Хотя клюквенная настойка иногда лучше.
Человек из мяса, он портится.
Мне до сих пор очень интересно жить, и, слава богу, наша большая фауна под названием Российская Федерация не дает скучать, здесь х*** соскучишься. Какие события каждый день! Квазиабсурд. За всей этой жизнью наблюдать, разбираться в ней, пытаться выжать из нее какие-то рифмы – очень интересно. Я не знаю, какая еще страна может предоставить такую фактуру.
По своему мироощущению я командировочный. Я не очень понимаю, как это: приехать куда-то и чтобы не тебе заплатили, а наоборот. Это идиотизм. Я вышел из дома, я куда-то двигаюсь, значит, мне должны платить. Ты шевелишь булками, или, скажем, летишь в самолете, который может упасть, – неужели ты должен это делать за свои деньги?
Мы не живем в эпоху романтики. Высокое и низкое искусство – это какая-то удивительная дискуссия начала XIX века. Нет! 2017 год на дворе, какое, нах***, высокое? У нас уже Тарантино в 1996-м был. Я уж не говорю про Чарльза Буковски. О чем сегодня вести речь?
У нас проблемы с новой формой. Что-то свое внести в чужую структуру мы умеем начиная со времен Баратынского, Жуковского. Но вся эта форма не наша. Да, я заявляю: я придумываю новую форму! Этим я категорически отличаюсь от всех остальных исполнителей.
Нет новой волны, свежей. Самая большая проблема (она существует с византийских времен) в том, что Россия – страна-пародия. Мы все время пытаемся сделать что-то, как у них там.
Я не очень понимаю новый русский рэп. Весь он примерно об одном: «У меня стоит, а я не знаю, что с этим делать». Потому что кровь отливает от головы к головке и появляется некая романтическая грусть. Это аллегория. Я говорю об интересе к жизни. Если интереса к жизни нет, незачем жить. Вот такая рекомендация рэперам.
К наркотикам я отношусь крайне плохо. Потому что в измененном сознании я не могу уследить за событиями. Мне столько всего хочется запомнить, а я не могу! Это какая-то х***ня.
Примат еще некоторое время назад скакал с ветки на ветку и метил территорию. Теперь он приходит в комментарии и пишет «Зае***». Он что имеет в виду? Что я ему надоел? Нет, конечно. Как я мог его зае***? Он же ко мне пришел. Он просто метит таким образом территорию. «Я здесь был». Не комментирую – следовательно, и не существую.
Я больше всего не люблю, когда говорят за народ. «Народ у нас хочет того-то». Какого черта ты говоришь за народ? Тебя делегировал кто-то? Меня никто не делегировал, и я не знаю, чего хочет народ.
Я смотрю на всю эту дихотомию – условное противостояние либерального крыла и консервативного – и начинаю жалеть: ну как же так! Меня подмывает пойти на выборы. Чтобы просто щелкнуть всех по носу. Они все такую скукотищу гонят – что одни, что другие. Должно же быть шоу. На Америку посмотрите – там же красиво все сделано.
Трамп мне интересен как человек, который в свои 70 с лишним лет не боится жить на острие. У него психология такая. Он открыт новому, и поэтому он крутой. Глупо его ругать и называть популистом. Как будто сейчас XIX век. Ну давайте он будет серьезным политиком – кому это интересно?
Я хочу, чтобы у нас в России перестали запрещать определенный порядок букв. Как только это произойдет, все сразу откроется по-другому. Невозможно бороться с матом. Вся история борьбы с ним заканчивается ничем. Займитесь чем-нибудь другим, хватит тратить силы. Русский язык гораздо умнее вас, дурачков, которые сидят в Думе. Мат существовал до вашего прихода и после вашего ухода будет существовать. Я выступаю за русский язык во всем его объеме. Как только мы откроем глаза и скажем себе, что это наш язык и слово «х***» в нем тоже присутствует, мы и жить начнем по-другому.
Вот мы пишем «х» и звездочки. А человек-читатель это произносит про себя, он понимает: вот две звездочки – это «х***». Так что же мешает написать «х***»? Зачем все это? Маскировка действительности? Что полезного вы скажете этими точечками?
Русский язык замечателен целиком. Давайте запретим наречия. Кому-то ведь они тоже не нравятся. Ну и глупость!
Мне никто не может ничего запретить. Сейчас я разговариваю как хочу – и готов платить штрафы. С точки зрения чиновников это даже не лицемерие, это попытка маскировать действительность. Вот тебе действительность, целиком! Зачем придумывать то, чего нет?
Мат в своих письмах обильно использовал Иван Грозный. Хотя слово «б***» – это не мат, конечно. Екатерина Вторая тоже была не против ввернуть словечко. Заметьте, мат никогда не был печатным. А почему? Потому что за все печатные слова приходилось всегда платить. Словарь русского языка создал и написал чиновник.
Самое точное описание русской жизни без мата невозможно. А чиновники выступают за неточность описания русской жизни. Сбивают, с***, прицел.
Группа «Ленинград» – это и есть русская жизнь. Это про здесь и сейчас, это актуально, написано нормальным языком, там нет никаких слов, которые были бы непонятны.
Был период, когда я планировал месячный бюджет. Естественно, это было связано с работой. Когда ты работаешь, у тебя есть регулярность в жизни. Но где-то с начала 2000-х я не планирую бюджет и о деньгах вообще не думаю. Не все помнят, что в рейтинге журнала Forbes с доходом в три миллиона я оказался в 2003 году.
Я всегда чувствую себя хорошо. Для этого мне не нужна какая-то определенная цифра.
У меня с женой всегда есть сюжет для разговора. Если нам не о чем говорить, мы говорим про «КоКоКо» (ресторан в центре Санкт-Петербурга, которым владеет Матильда Шнурова. – Esquire).
Матильда не сделала меня лучше, она меня просто спасла. Если бы не она, я думаю, вряд ли бы мы сейчас с вами разговаривали. Но вообще, я как был говном, так и остался.
Спортом я не занимаюсь вообще, это вредно. Если про меня такое пишут, то значит, сами придумали.
В моем возрасте мне не хватает пуза. Концерты крадут весь шарм.
Раньше люди ездили на «Жигулях». Почему? Потому что продавались только «Жигули». Потом стали продаваться автомобили «Вольво», появились салоны автомобилей. И этот переход произошел только потому, что открылись бутики. А до этого бутиков не было. Были какие-то странные телки, которые приезжали с сумками из Милана и продавали это в своих квартирах. Раньше, чтобы одеваться, нужно было прилагать какие-то усилия. Сейчас никаких специальных усилий не требуется. Оделся и оделся. Скажем, если бы я жил в Советском Союзе, я бы вряд ли купил автомобиль. Потому что это был дикий геморрой за собственные деньги.
Мне приятель историю рассказал. Он живет в Испании и встретил там какого-то деда, лет 90, который постоянно приходит в один и тот же кабак и утром заказывает себе бутылку вина, потом бутылку вина днем и вечером еще бутылку. Ху***рит по три бутылки вина в день в свои 90 лет. Приятель к нему подходит и спрашивает: «Вы так хорошо выглядите, в разуме. Может, вы спортом каким-нибудь занимаетесь, ходите по долгу по гористой местности?». Тот ему отвечает: «Ты чего? Ты видел когда-нибудь вечного почтальона?» Вот и я вечного почтальона не видел.
Спортсмены живут недолго и умирают мучительно. Я уж не говорю о травмах. В здоровом образе жизни главное слово – «образ», понимаете? Это образ. К здоровью он не имеет никакого отношения.
Я делаю себе образ, ты делаешь себе образ, он делает себе образ. Все это делают. В принципе, каждый, кто хоть раз поднял жопу с дивана в своей жизни, уже как цивилизованный человек делает себе образ.
Никому не рекомендую читать книжки. Потому что книжки – как яд. Их можно принимать по чуть-чуть, но регулярно. Тогда вырабатывается привыкание. Не будет такой книги, которая сможет перевернуть твое сознание полностью. Если ты прочитал одну книгу, она ударила тебя по голове – ты е***нат. Кто прочитал три, у того больше шансов стать е***натом. Если ты прочитал тысячу, шансов меньше. Или не надо читать вообще.
Я не могу сказать, что я себе нравлюсь. Я не нарцисс. Я видел нарциссов, это совершенно странные люди, они из другого теста: они действительно за собой ухаживают, а еще им действительно важно, что они закинули в свой живот.
Я себе не рисую заоблачных перспектив, не строю планов, не ставлю задач, где много иксов. Мне важно рацио. Если я затеваю какой-то проект, я первым делом звоню тому, кто является узловым звеном, получаю «да» и тогда иду дальше. Я не страдаю х***ней вроде того, что мне нужен Роберт Де Ниро. Таких полно, особенно среди молодых. Многие Роберты Де Ниро – сидят себе, мечтают и ничего не делают.
Мы делаем интернациональное шоу на русской почве. Я не думаю, что какой-нибудь Нижинский сильно парился, перед кем он выступал с Русскими сезонами. Какая тебе разница! Каждый раз та же гримерка, тот же свет, так же в зале темно. Умирай на сцене, делай невозможное. Все. Твоя задача очень проста.
Достаточно посмотреть инстаграм любой телки – это блокнот начала позапрошлого века. Правда, тогда этим занимались аристократки, а сейчас это делают все кому не лень.
Я выступаю в роли рекламного агентства полного цикла. Даже не так, это рекламное агентство, которое работает при заводе. И завод называется «Ленинград».
Художник – это не тот, кто создает новое с помощью материалов. Художник – тот, у кого есть воля сказать, что он художник.
У меня в принципе не бывает неглобальных программ.
Я себя чувствую так, будто я совсем не поистрепался.
Интервью Сергей Яковлев
Фотография Тимофей Колесников
Стиль Алла Алексеевская