Гульнара Бажкенова продолжает исследовать тему образования и влияния языков на образованность и успешность ее носителей.
*В качестве иллюстраций использованы фотографии села и местной школы из научного исследования Джалии Джайдакпаевой.
В последнем материале «школьной» серии Гульнара Бажкенова на примере героини Курткакыз Набиевой показала, что выпускники казахских школ, не владеющие русским языком, в большинстве своем занимают самые неквалифицированные и низкооплачиваемые рабочие места. В продолжении темы автор пытается посмотреть на казахскую школу изнутри, глазами инсайдера, и понять, какие именно черты дают ее выпускникам конкурентные преимущества, а какие, наоборот, лишают шанса на успех в современном мире.
В августе 1983 года выпускница университета Джалия Джайдакпаева ехала на ослике в отдаленный аул Южно-Казахстанской области. От Алматы до Шымкента она добралась на поезде, от Шымкента до райцентра на старом «Икарусе», от райцентра до совхоза на «Пазике», а дальше ехать было уже не на чем, кроме ослика. Девушка ехала в аул работать, учить детей английскому языку в местной школе. Такой выпал жребий распределения, в советское время неотвратимый как судьба, если у вас не было связей. Аул* был маленький, всего 120 дворов, на советском административном языке назывался фермой. Все жители были представителями одного казахского рода, который со временем разделился на две враждующие ветви потомков двух братьев, когда-то основавших это поселение. На балансе животноводческой фермы находились табуны в тысячи голов скота – коров, лошадей и баранов. А вот земледелие было не в почете – в селе не росло ни деревца, ни кустика, ни даже культовой для советского человека картошки. Из административных зданий – клуб, магазин, контора и школа, под которую приспособили старую конюшню. Там молодой учительнице и предстояло учить детей животноводов языку Шекспира. А жить – у бедной вдовы, в одиночку воспитывавшей пятерых сыновей.
Аул был по-южному патриархальный, жители разговаривали только на казахском языке, русский знали плохо; замужние женщины, даже учительницы, ходили в платках, и первое, что с удивлением увидела выпускница советского столичного вуза – это как при входе в школу они кланяются уборщице.Секрет заключался в социальной иерархии, не имевшей отношения к иерархии служебной – учительницы были келинками, и местная уборщица, как любая апашка в этом селе, считалась для них ане. Приезжую алматинку ни к чему такому – глубоким «салемам» и особому дресс-коду – не понуждали. Но без эксцессов не обошлось. Спустя всего лишь пару месяцев в ауле произошло невероятное. На окраине села собака раскопала труп новорожденного младенца. Приехавшим следователям люди сказали, что у них такое невозможно, проверять надо чужаков, коих оказалось всего два человека: Джалия и еще одна учительница-практикантка. Удивительно, но милиционеры образца 1983 года не смогли противиться воле народа, и вызванный из района гинеколог, в нарушение всех мыслимых прав и законов, подверг девушек осмотру. Которые оказались к тому же девственницами – придраться не к чему и Джалию с подругой по-несчастью отпустили. А женщину, действительно убившую своего ребенка, так и не нашли. Впрочем, и не искали – этого не допустили жители села. Таких противоречий хватало. К примеру, при всей строгости нравов, не допускавших даже мысль о внебрачных связях, несмотря на их очевидные последствия в виде убитых младенцев – крепко выпивали. Учителя нередко делали это прямо в школе, закрывшись в классах. Спустя 30 лет исследователь программы LMSc in Educational Leadership Назарбаев Университета Джалия Джайдакпаева вернулась в аул своей молодости. В центре ее научного исследования опять была школа. Жизнь в маленьком селе течет медленно, событий наперечет; чужаков, кроме разбавляющих местный генофонд приезжих келинок, не бывает. И Джалию здесь на удивление хорошо помнили – и выросшие ученики, и постаревшие родители. Тем не менее тридцать лет не прошли бесследно и для дальнего южно-казахстанского села. В 2014 году педагог из столицы опять добиралась до него на перекладных по плохой дороге, но все же не так экзотично как в 1983-ем – за небольшую плату с относительным комфортом ее подвезли на попутке. У местных появились машины. Въехав в аул, гостья подмечала и другие перемены – новая мечеть, огороды возле домов. Но главное, и лучшее, что произошло с аулом за эти годы – у него появилась новая школа. Сначала Джалия решила, что ее построили по госпрограмме «100 школ, 100 больниц» и порадовалась: смотри-ка, что-то делается в стране не только на бумаге. Но все оказалось еще удивительней: школа была результатом не государственной, а народной программы «Асар». Люди построили ее своими руками на собственные деньги. Три года все взрослое население села было задействовано в этом грандиозном проекте: мужчины работали на стройке, женщины помогали чем могли и по очереди готовили для них еду. По этой причине учителя мужского пола три года не посещали уроки – их заменяли коллеги-женщины. А еще каждый учитель пожертвовал на стройку две месячные зарплаты. «Все ради того, чтобы дети учились в нормальных классах, а не на конюшне», – объяснили Джалие. Ученый вообще отметила это бесценное качество местных жителей – стремление к знаниям, несмотря на все трудности, обычные для казахстанского села – отсутствие воды, коммунальных удобств, инфраструктуры, работы... Поэтому в ходе интервью Джалия Джайдакпаева постоянно говорила, как восхищается этими людьми, несмотря на то, что как исследователь подмечала все особенности их жизни, не всегда лестные... Постепенно, углубляясь в жизнь села, она узнавала и другие подробности. Милые, как сельская пастораль и суровые, как соцреализм. В ауле теперь почти не пьют, в отличие от прежних лет; активно занимаются возрождением казахской культуры – ищут старые забытые песни, обряды, редкие слова и пытаются их реанимировать; самобытно справляют Наурыз, любят собираться все вместе и петь. Но когда праздники заканчиваются и начинаются будни – надо бы работать, а работы в селе нет с тех пор, как в начале девяностых те самые тучные табуны в тысячи голов скота пустили под нож или приватизировали вместе с техникой и другим государственным имуществом. Сегодня самые состоятельные люди в селе – его бывшая руководящая верхушка – управляющий, агроном и главный механизатор. Сын последнего занимает лучшее рабочее место – он директор школы. Сегодня школа здесь единственный работодатель, а учителя соответственно – самые уважаемые и обеспеченные люди. Только они в селе получают зарплату и могут брать кредиты в банке. Джалия заметила, что зависть остальных жителей вызывает даже не первое – не сама работа и зарплата, – а именно возможность одалживать деньги. Каковая используется на полную катушку: у всех учителей богатейшая кредитная история, на каждом висит по несколько кредитов – в долг берут на машины, бытовую технику, ремонт и строительство домов, учебу.
Соответственно и устроиться в школу не просто, для этого надо, как минимум, иметь правильную фамилию.Джалия по приезде сразу обратила внимание на одинаковые фамилии у доброй половины учителей и директора. Затем внимание заезжей гостьи привлек необычно высокий уровень образования сельских учителей – абсолютно у всех за одним исключением по два высших образования. Дипломы, как под копирку, выписаны заочным отделением частного пединститута Шымкента. Сочетание специальностей самое причудливое: в школе есть биологи и социологи, математики и психологи, специалисты по саморазвитию и физики. Единственный, кто учился не заочно, а очно, не в пединституте Шымкента, а в КазНГУ, и у кого один диплом, а не два – это географ. Который ведет психологию. Когда-то он вел географию, и родители его очень любили, потому что дети во время его учительства умели даже рисовать карты. Однако несмотря на протесты, профильные часы у любимого учителя отбирали и в конце концов оставили без ничего.
Джалия долго выпытывала причину, ведь он единственный в школе обладатель полноценного диплома, которого уважают дети и родители, в то время как уровень преподавания других предметов вызывает лишь горестное сокрушение. После настойчивых расспросов, географ признался в чем дело – он не является родичем директора. Он происходит из второй враждебной ветви рода. Никто не помнит, как и с чего в давние времена началась вражда между потомками двух братьев-основателей, но глобус у географа отобрали.
Есть у географа еще одна черта, которая выделяет его среди остальных – он знает русский язык. Остальные учителя и директор школы русский не знают, строго говоря, его не знает даже учительница русского (также как учительница английского не знает английский). Понятно при таком раскладе, что к идее трехязычия, уже озвученной в 2014 году, здесь относятся настороженно.
«Неге біз орысша үйренемис?» – Зачем нам учить русский? – такие вопросы учителя задают при учениках. Отношение к языкам и более того, – к национальному вопросу вообще заслуживает отдельного разговора.Во время интервью Джалия Джайдакпаева очень осторожно сказала мне то, что до нее говорили на условиях анонимности другие: по ее наблюдениям, восхваление всего казахского в этой школе происходит на таком уровне, когда впору говорить уже не о воспитании патриотизма, а культивировании идеи превосходства своей нации и неприятии чужих культур. Фактически детей воспитывают в духе ксенофобии. На классном часе «тарбие сағат» учительница при детях обозвала алматинского исследователя шала-казашкой, за ее попытку объяснить ученикам необходимость других языков, прежде всего русского и английского, поскольку их мир не всегда будет ограничен маленьким аулом на 120 дворов. Когда-нибудь они вырастут и поедут в город и – окажутся там неконкурентоспособными. Спустя 30 лет Джалия навестила вдову, у которой жила в 1983-ем. И огорчилась. Все пятеро сыновей постаревшей хозяйки стали тем, что можно назвать «внутренними гастарбайтерами». Летом калымят на шымкентских стройках, живя где придется, зимой возвращаются домой и бездельничают. Ни один не выбился в белые воротнички, не создал какое-нибудь маленькое дело, способное прокормить семью, не выучил рабочее ремесло и не зацепился в городе. Где работа, коммунальные удобства, театры и красивые девушки не твоего рода. Сыновья вдовы – не исключение, их положение типичное для села. С другой стороны, это всего лишь маленькое село на 120 дворов, где все друг друга знают, дети беспрекословно подчиняются старшим, учителя по утрам отдают «салем» директору, а келинки по-прежнему кланяются пожилым уборщицам. Может быть, в городских казахских школах все иначе и выпускники более конкурентноспособные? Директор рекрутингового агенства «Оптимум» Салтанат Абильтаева нехотя признается, что рекрутеры обычно понимают, какую школу – русскую или казахскую – закончил кандидат, хотя спрашивать об этом запрещено. Еще более неохотно она отвечает на вопрос, выпускники каких школ лидируют в борьбе за лучшие рабочие места, – например, за рабочие места в иностранных компаниях. Потому что речь идет даже не о лидерстве или отставании – речь идет о том, что выпускники казахских школ вообще крайне редко проходят отбор в иностранные компании, кроме турецких. Причина не в языке, как таковом, не в том, что руководители компаний сами говорят на русском, ведь в конце концов выпускники городских казахских школ умеют изъясняться и читать на русском (пока еще). Но они показывают принципиально другие профессиональные качества. Передовые современные компании ценят в своих сотрудниках прежде всего такие качества как креативность, независимость, способность самостоятельно принимать решения и в последнюю очередь – послушание, чинопочитание, исполнительность. А выпускники казахских школ демонстрируют все с точностью наоборот: у них зашкаливают показатели лояльности к руководству и почти полностью отсутствует инициативность. Специалисты HR выявляют это во время интервью и тестов, которые проходят по проверенным научным программам – то есть фактор пристрастности и ошибочности суждений исключен, говорит Абильтаева.
В мае их агентство отрабатывало позицию специалиста по снабжению в иностранную производственную компанию. Большинство кандидатов были выпускниками казахских школ и казахских отделений вузов.Так на конкурсах происходит все чаще, просто потому что количество выпускников казахских школ и вузов с каждым годом растет. Соискатели проходили ряд тестов, в частности, на изучение интеллектуального потенциала: вербальная и не вербальная логика, обработка информации, скорость принятия решений, а также давали интервью на основе компетенций. В итоге ни один из сотни молодых людей с высшим образованием не прошел отбор. Результат тестов оказался ниже нормы, иначе говоря, неудовлетворительным, а интервью – завалены, поскольку никто не соответствовал требованиям работодателя по таким компетенциям, как ориентация на результат и склонность к инновациям. Количество не переходит в качество, и ситуация, ставшая типичной – рекрутеры после долгих безуспешных поисков кандидатов на важные вакансии внутри страны, обращаются к рынку труда России и Украины. За пятнадцать лет работы с кадрами у Салтанат Абильтаевой сложилось понимание причин. Выпускники казахских школ, даже самых лучших, действительно сильных, таких как казахско-турецкие лицеи – сильно ориентированы на регламентированные процессы и не готовы самостоятельно вносить изменения. «Они чересчур послушные, – это мешает развитию. Хорошие исполнители – плохие творцы.» Сегодня такие работники на рынке не востребованы, как бы вам ни нравилось такое поведение. Но именно эти качества – послушания и чинопочитания – в казахских школах культивируются и едва ли не ставятся во главу учебного процесса. Я взяла интервью у нескольких человек, учившихся и в русской и в казахской школе, и все отметили разницу в подходе к учебному и воспитательному процессу – в казахской школе дети не балуются, уважают и слушаются старших, не спорят с учителями, не выражают собственное мнение. Это удобно для взрослых, но это не то, что завтра приведет их к успеху в открытом обществе, если мы стремимся таковым стать. Понятие тарбие – воспитания, как священный дух витает в казахской школе и стоит превыше всего, и даже того, ради чего люди собственно ходят в школу – выше учебы. Частный предприниматель Газиза Раимбек получила аттестат в русской школе Алматы №42, но с 7-го по 9-й класс по настоянию бабушки училась в казахской школе №123. Первое, что обнаружила девочка после перехода из русской школы в казахскую – повышенное внимание к поведению и внешнему виду учеников. «Складывалось впечатление, что именно это и есть самое главное для школы.» Требования к поведению крайне строгие: никаких возражений учителю, и даже намека на самовыражение в одежде и мыслях. По утрам на входе детей встречал дежурный учитель и придирчиво осматривал, обращая особое внимание на девочек – не короткая ли юбка, не распущены ли волосы, нет ли на лице следов пудры и помады.
Девочек заставляли заплетать одну косичку, когда же Газиза осмелилась ослушаться, учительница закричала на нее при всем классе: сен не отырсын бай олген катын сиакты? Вернувшись домой она спросила у родных, что значат эти странные слова и привела их в ужас.С одной стороны, титанические усилия педагогического состава, направленные на моральный облик и скромность учеников приносили плоды – в школе практически не хулиганили, с учителями не пререкались, как это водилось в русской школе. Дети были послушные, что наверное, дает спокойствие взрослым, вспоминает Газиза. С другой стороны, пятерки, четверки и одна тройка по химии ученицы русской школы Газизы Раимбек – в казахской школе неожиданно превратились в круглые пятерки. «Даже по химии?» – недоверчиво спросили родные после первой четверти. «Даже по химии,» пожала плечами девочка. Учиться стало легко и просто, единственное, что омрачало ее школьную жизнь в те годы – был «неуд» по поведению, тарбие. Получается, что в казахстанских и, особенно, казахских школах есть одна фундаментальная проблема, кроме множества других – они по своему духу традиционализма и патернализма не соответствуют современным идеалам образования. Свобода мысли, независимость суждений, отсутствие догм и авторитетов – все это не укладывается в казахское «тарбие», а если смотреть еще глубже, то не укладывается в идеологию всего государства. Которое с одной стороны, хочет быть современным и динамичным, но с другой, желает видеть своих граждан послушными и пассивными, – а иначе жирный неуд по поведению. Это противоречие может стать фатальным для образования и рынка труда. Выпускников казахских школ с каждым годом все больше, но на конкурсах за рабочие места в передовых компаниях они уступают выпускникам русских школ, которых с каждым годом все меньше. Чем меньше последних, тем чаще работодатели ищут кандидатов за рубежом. В недалеком будущем это может довести нас до ситуации в ЮАР, где во всех коммерческих компаниях существуют обязательные управленческие и менеджерские квоты для коренного населения. Унизительная мера, но чернокожие граждане нуждаются в преференциях, поскольку в равной конкуренции в сухую проигрывают белым – не хватает знаний и компетенции. Утешает разве то, что с поведением у них тоже не очень удовлетворительно. * Название села, в котором работала Джалия Джайдакпаева не указано в силу условий, действующих при написании научных социологических работ.
Гульнара Бажкенова. Продолжение следует... "Мучат в школе" часть первая "Мучат в школе" часть вторая "Мучат в школе" часть третья
