Гульнара Бажкенова посмотрела фильм «Смерть Сталина» и пришла к выводу, что наше общество намного более сталинистское, чем подозревает об этом.
kinopoisk.ru
«Таких надо расстреливать» – этот приговор высшей меры я часто слышала в детстве из уст вполне милых, далеких от советской судебно-правовой системы людей. Языковой реликт сталинского времени дожил до наших дней, я и сейчас изредка слышу эту рекомендацию, например, от пожилых таксистов. Молодые говорят иначе, мужчины в интернет комментариях пишут, что таких надо резать, женщины проявляют сдержанность, ограничиваясь пожеланием «убить», не уточняя, как именно. Вот эта разница в методе исполнения наказания и есть расстояние, на которое мы ушли от репрессивного сознания. Расстрелять, зарезать или просто убить – от огнестрела до холодного оружия – это и есть путь, проделанный нами от тюрьмы народов. Смысл остается тем же: «таких» надо уничтожать, в крайнем случае сажать. Каких таких? Других.
Мы все еще живем в империи, созданной Сталиным, даже если на двух специальных показах фильма «Смерть Сталина», переполненный зал кинотеатра Арман либерально смеялся политически двусмысленным шуткам. Даже в самом продвинутом сообществе у нас всегда найдутся политически сознательные активисты, строчащие донос на тех, кто думает по-другому. Новое заключается только в том, что их предшественники слепо верили в идею, ради которой не жалко и родного отца, а сегодня спроси про Сталина комментаторов, требующих убить за неосторожный поцелуй в публичном месте, авторов заявления в полицию на разжигающего ненависть блогера, уятменов, избивающих девушек за нескромное поведение, и все они уверенно ответят, что это тиран и душегуб. Не подозревая, до какой степени сами являются носителями его идеологии.
В Казахстане трудно представить протестующих против неуважительного фильма о Сталине. У нас нет такой активной социальной группы, для которой актуальна была бы сталинская повестка, в определенных симпатиях можно заподозрить разве что пенсионеров, ну так они весь свой политический пыл растратили в девяностых. Осознанных сталинистов забрала себе вместе с золотом партии и с остальным советским наследием законная правопреемница СССР. У нас Сталина не развенчивают на государственном уровне и не прославляют, про него не спорят на кулаках в прямом эфире и уж точно никогда не выберут самым великим человеком в истории. Отец народов в Казахстане проходит в контексте массового голода тридцатых, репрессированной казахской интеллигенции, аральской трагедии, ядерных взрывов и других национальных бедствий советского времени. Иосифа Виссарионыча, как историческую личность, победил национал-патриотизм, Сталин – это советская власть, это тюрьма народов, это старший брат. Но символически побежденная личность вовсе не означает победу действительную. Перефразируя классическую фразу ушедшей эпохи, можно сказать, что Сталин в Казахстане умер, но дело его живет.
Страна живет в парадигме созданной им империи, причем не только духовно – в том, как проявляет себя общество по отношению к тем, кто думает, любит, ведет себя иначе – вся наша инфраструктура еще двумя ногами там. И фильм про Сталина не покажут в прокате в том числе поэтому. Не спешите опровергать, как все это время делали представители кинотеатров и прокатчиков, – цензура бывает не только прямолинейная.
Казахстанский министр культуры Мухамедиулы ничего не запрещал прокатчикам и кинотеатрам. Хотя из любви к искусству интересно было бы посмотреть, как он повел себя, обратись к нему в ведомство за прокатным удостоверением. Но ему не надо было утруждаться – все сделал российский коллега. Если фильма нет в российском прокате, то в большинстве случаев его нет и в казахстанском. Мы живем и еще долго будем жить в информационном и культурном поле великого соседа. За это на него можно, конечно, обижаться — по привычке постколониальных стран обижаться по любому поводу, но тогда придется обижаться и за то, что в наших кинотеатрах вообще показывают кино. Пусть министр Мединский невольно командует нашими умами, но все, что идет в наших кинотеатрах зарубежного – идет в большинстве случаев благодаря российскому прокату и к нам заходит попутно. Как самостоятельный субъект мы не слишком интересны мировым кинопроизводителям. Не будь рынка соседей, мало кто работал бы с нами напрямую, и тогда большое кино было бы доступно для нас только контрафактом с мониторов ноутов и планшетов.
В России представлены все голливудские студии, а мы для них – бедная, слаборазвитая страна, где потенциальными клиентами современных кинотеатров с долби стереосистемой, мягкими креслами и попкорном являются 500 тысяч жителей больших городов.
Такая же ситуация с любой другой областью интеллектуального потребления – слишком мало у нас интеллектуалов для собственных дистрибьюторов. Блокбастеры, артхаус, детская развивающая, деловая и художественная литература, научпоп – все представлено на местном рынке только благодаря России. Старший брат никуда не делся, и в отместку ему можно только отморозить собственные уши, вовсе отказавшись от консьюмеризма. Некоторые уже так и поступают, запрещая своим детям смотреть и читать по-русски, – и таких условный товарищ Сталин тоже бы одобрил, такое поведение очень в духе его борьбы с чуждым влиянием, и вообще он хоть и насаживал всеобщую грамотность, интеллектуалов не жаловал.
Получается, жирные минусы и не менее жирные плюсы, вытекающие одно из другого, – одинаково наследие Сталина. Все это – его империя с выстроенной системой, где с одной стороны «за это расстреливали» и никогда не показывали отклоняющееся от курса партии кино, а с другой стороны, даже в маленьком ауле строили кинотеатр, в котором показывали советское, индийское, французское, а иногда даже и вовсе американское кино. Это широкий ленинский проспект, с одной стороны которого стоял театр оперы и балета, неизменно появлявшийся там, куда приходила советская власть, а с другой стороны стояла тюрьма с подвалом для пыток и расстрелов. Выехать с него окончательно на светлую половину возможно, но только не постоянными жалобами на Россию, которая завалила нас своим кино, а собственным величием. Если из 18 миллионов населения хотя бы миллион станет достаточно обеспеченным и культурным, чтобы полюбить смотреть хорошее кино на большом экране (а хорошее кино только так и нужно смотреть) и покупать книги, то у нас все появится – и самостоятельный прокат, и собственный книжный рынок. А вот кровожадных комментариев и заявлений в полицию на инакомыслящих от сознательных граждан – самого печального сталинского багажа – станет ничтожно мало.
