В программе Encounters берлинского кинофестиваля состоялась премьера новой документальной работы Виталия Манского и Евгения Титаренко под названием «Восточный фронт». Фильм показывает войну в Украине глазами Евгения и других добровольцев, помогающих на фронте. Данная картина стала для корреспондента Esquire Kazakhstan самой тяжелой и оттого наиболее запоминающейся из всей программы Берлинале этого года. Чтобы узнать о процессе создания фильма, мы взяли интервью у одного из его авторов — Виталия Манского.
О чем фильм
Большая часть картин на тему войны вызывают чувства сопереживания, грусти и ненависти. На контрасте, самой сильной эмоцией от просмотра «Восточного фронта» становится страх. Кромешный ужас, переданный режиссерами через съемку от первого лица, не покидает зрителя с первых сцен. Так, наблюдая за работой парамедиков, везущих умирающего солдата через весь город в больницу, невольно хочется закрыть глаза и просто молиться за жизнь незнакомого тебе человека. Каждый поворот, каждая остановка и каждый лежачий полицейский на их пути может стать решающим для военного в машине. В конце душераздирающего эпизода, вцепившись в кресло кинозала, зритель буквально становится свидетелем человеческой смерти.
В этот момент хочется, чтобы фильм остановился. Появляется невероятное желание просто выйти из зала, закончив весь ужас, показанный на экране. Но даже покинув показ, зритель будет знать, что ад на земле, увиденный им секундами ранее, никуда не исчезнет. Более того, смотря картину, нужно постоянно держать в голове, что у нас есть возможность прекратить наблюдать за террором и вернуться в мирную жизнь. У жителей Украины этой возможности нет. Они должны проходить через события «Восточного фронта» на ежедневной основе, точно так же моля, чтобы смерти их сограждан остановились. Именно из желания прекратить этот кошмар раз и навсегда, документальную работу Виталия Манского и Евгения Титаренко нужно смотреть, показывать знакомым и близким, а также прилагать все усилия, чтобы придать картину огласке.
Что нужно знать о Виталии Манском?
Имя режиссера уже хорошо знакомо любителям документального кино. Так, постановщик стоит за такими важными работами как «Под лучами солнца» (2015), что повествует о среднестатистической северокорейской семье, а также фильмом «Свидетели Путина» (2018), показывающий приход к власти и первый год правления нынешнего президента России. Кроме того, Манский снимал фильмы о других известных политических деятелях, в числе которых есть Борис Ельцин, Михаил Горбачев и Далай-лама.
Хоть Манский родился и вырос в Украине, большую часть сознательной жизни он провел в России, уехав оттуда в 2014 году в связи с оккупацией Крыма и войной на Донбассе. Режиссер даже посвятил событиям 2014 года фильм «Родные», где рассказывал об отношении своей семьи к войне, развернувшейся на востоке страны. До весны 2022 года Манский продолжал организовывать фестиваль документального кино «Артдокфест» в России. После серии политических скандалов и репрессий он окончательно перенес место проведения фестиваля в Ригу. Фильмы, представленные в программе «Артдокфеста» 2023 года, в первую очередь посвящены войне в Украине.
В работе над этим фильмом принимало участие два режиссера. Я бы хотел узнать, как распределялась работа между вами и Евгением во время съемки и монтажа?
Ну это более-менее очевидно из фильма. Евгений снимал войну, я снимал тыл. Собственно, в этом заключается основное разделение наших обстоятельств. Когда мы решили, что мы будем делать этот фильм, уже шел четвертый месяц войны и достаточно большой объем материала Женей и его товарищами был снят. Другой вопрос, что в тот момент не было понимания, каким этот фильм может быть. Оно возникло как раз в результате нашей с Женей встречи в Риге, куда он приехал в связи с гуманитарной работой. Это тоже одно из направлений его деятельности — он собирает грузы и привозит их в Украину.
Как вы познакомились с Евгением?
Мы познакомились на основе кино. В 2017-м году Евгений снял фильм «Война ради мира». Тут нужно Евгения представить более объемно. Он по своей профессии режиссер, однако с 2014 года он еще и доброволец на фронте. Я бы сказал, что он в первую очередь доброволец, а потом уже режиссер. Съемки, которые он производил, были прилагаемым обстоятельством к его обязанностям парамедика.
Картина очень честная, такая реалистичная и представляющая ту самую войну, которую не все хотели видеть. Именно о ней был его фильм. И эту работу, я, как президент фестиваля «Артдокфест», хотел показать в России. Это наше желание натолкнулось на жесточайшее сопротивление власти. Оно было использовано пропагандой, чтобы, как они говорили: «Вывести предателей на чистую воду.» На меня и на фестиваль заводились всякие дела, инспирированные депутатами и спикерами. Наше дело рассматривалось на разных центральных телеканалах. В общем, нам не дали показать картину.
Женю на тот момент я не знал. Я видел только его фильм. Тогда еще мы считали, что сопротивление той диктатуре было возможно или хотя бы необходимо. Поэтому мы попросили разрешение у авторов, чтобы разместить фильм на сайте фестиваля. Раз мы не можем показать его офлайн, мы хотели, чтобы люди увидели его онлайн. Они пошли нам на встречу. «Войну ради мира» посмотрело под миллион человек. Был большой резонанс. Так мы с Женей оказались в каком-то контакте. Потом мы повстречались на фестивале за пределами России и уже находились в каком-то диалоге.
Когда у Евгения появился материал, он понял, что ему нужен внешний взгляд. Его личное погружение было столь велико, что даже во время монтажа, когда я предлагал какие-то решения, он не мог с ними сразу ужиться. Будучи внутри этого пространства, он иногда не мог понять, что где-то можно, например, изменить немного звук, чтобы достичь нужного эффекта восприятия. Поэтому фильму нужно было понимание общей трагедии, общего объема и ощущения глобальности войны и героизма.
В ваших предыдущих работах очень много вас, вашего закадрового голоса и присутствия в целом. В «Восточном фронте» же вы появляетесь только в начале и в конце фильма. Почему вы пошли на такое решение?
Прежде всего, я не очень люблю свое присутствие в фильмах. Я понимаю, что мое нахождение есть в «Горбачев: Рай», ведь это наш с диалог с ним. Я также появляюсь в фильме «Свидетели Путина», коль скоро это наши с ним споры. И мое присутствие есть в фильме «Родные», потому что это мои родственники и было бы странно, если бы я, делая картину о своей семье, оказался бы вне ее.
Здесь же идет чисто прикладное понимание, что этот фильм о людях, вырванных из мирной жизни. Вырванных не с корнем, так как их корневина находится в их земле, в их семьях, в их пространствах, где они собираются. Но они были вырваны и отправлены на фронт. И здесь не нужно никакой внешней экспансии. Здесь нужно дать зрителю общаться один на один, всматриваться и создавать некое ощущение, что это зритель разговаривает с героями. Хотелось, чтобы это было ощущение такого присутствия за столом, когда они, к примеру, отмечают крещение сына Субботы (позывной одного из героев). Есть те столы, когда ценнее не быть тамадой, а быть одним из допущенных, получивших возможность такого единения. Поэтому наши операторские и монтажные решения — это вещи весьма принципиальные с профессиональной и художественной точки зрения.
Ближе к концу фильма вы спрашиваете у Евгения, как он видит последнюю сцену картины. Все его варианты были воодушевляющими, но ваша концовка, хоть и показывает возвращение Херсона, все еще невероятно пугает зрителей. Почему вы поставили именно эту сцену?
При всей моей убежденности в победе Украины, как и глобальной победе добра над злом, я считаю, что нужно быть честным, а может быть даже трезво мыслящим, когда мы говорим об этой войне. Он еще очень далека от своего завершения, и она унесет много жизней. Поэтому некое прекраснодушие, желаемое зрителями, может сыграть злую шутку с нами всеми.
Мне кажется, что мир должен получить реальный образ того ужаса, который до сих пор продолжается. У нас все еще нет финальной точки. Может быть, этот страх каким-то образом объединит и консолидирует усилия тех сил, стоящих вместе с Украиной на том самом восточном фронте.
Во время фильма, зрители видят людей, находящихся на грани жизни и смерти. Как проходил процесс принятия решения, по итогу которого вы вставили эти кадры?
Да, это был вопрос. Мне кажется, мы бы поступили нечестно, если даже исходя из гуманистических соображений, мы бы лишили картину той жесточайшей правды войны. Наш фильм не относится к жанру пропаганды. Он должен дать почувствовать зрителю, насильно погруженного в это пространство, весь ужас событий. У фильма только вчера был первый показ для прессы, но он уже приглашен в десятки стран мира.
Мы хотим, чтобы каждый сидящий напротив этой картины войны, содрогался и ощущал ее не где-то далеко в Украине, а чтобы он чувствовал под своими ногами детонацию взорванного снаряда. Чтобы он понимал, что война у него дома. Чтобы эти прилеты ракет и бомб ощущались над их головами. Поэтому мы были очень жестокими в моменты принятия таких решений.
Война также повлияла и на выбор конкурсной программы «Артдокфеста» в этом году. Расскажите об изменениях этого года.
С первого дня, когда фестиваль появился на свет, он выбирал фильмы, а не темы. За каждой картиной стоит художник и его ощущение времени, в котором он живет и работает. У нас никогда не было желания и стремления искусственно создать образ момента. Мы руководствовались принципиально иным и довольно редким для фестивалей методом. Мы всегда шли от фильма.
Есть фестивали, которые обязательно берут фильмы из определенных стран и регионов, даже если оттуда нет хороших работ. Поэтому иной раз ты смотришь очень мощную и слабую картину в одной программе. У нас другой подход. «Артдокфест» — это креативное и авторское документальное кино. Поэтому, выбирая фильмы, у нас получалось очень точное отражение общей эмоции времени.
Конечно же, в этом году у нас темой стала война. При этом, война как таковая почти не присутствует в конкурсных работах этого года. Да, она есть в «Мы не погаснем» Алисы Коваленко и «Когда весна приходит в Бучу» Маркуса Ленца. В нашем фестивале есть война и есть ответ в некоторых картинах, почему она вообще могла прийти в этот мир.
«Артдокфест» 2022 года оказался первым крупным фестивалем с начала полномасштабного вторжения. Нам нужно было первыми принимать этот вызов. И многие решения, которые мы нашли в течение шести дней, остальная киноиндустрия вырабатывала весь год. Это и эстетические решения, и отказ от приема картин созданных при участии российского государства.
Кстати сказать, еще год назад мы запланировали «Артдокфест» Азия, который должен был проходить в Алмате и Бишкеке. Мы собираемся привезти всю конкурсную программу и часть внеконкурсных фильмов.
Я бы хотел поговорить о фильме, открывающем фестиваль — «Дом из осколков». Мы все знаем, что фильм уже номинирован на Оскар. Видели ли вы всех претендентов и что вы думаете о каждом из них?
Пару лет назад меня избрали оскаровским академиком. С того момента я начал активно просматривать картины и голосовать. Каждый год на премию претендует более 150 фильмов. И каждый раз какое-то собственное любопытство заставляет меня смотреть почти все заявки.
«Дом из осколков», на мой взгляд, был предсказуемо логичным фильмом для номинации, несмотря на то, что премьера состоялась за два месяца до войны. Но сам факт того, что работа была сделана на востоке Украины и говорит о проблемах там, очень помогал картине. Однако это не значит, что она получила номинацию из-за каких-либо конъюнктурных соображений. Стоит сказать, что и предыдущее произведение Симона Вильмонта тоже было в шорт-листе Оскара. Оно-то как раз и рассказывало о войне. Симон всегда показывает себя как тонкий режиссер. Я думаю, что именно его чувственность и была причиной, по которой академики ставили галочку напротив его картины.
У нас, понятное дело, была возможность поставить на открытие фестиваля фильм, говорящий о войне напрямую. Может, было бы правильнее выбрать такую работу с точки зрения зрительского желания, но мы посчитали, что фильм о детях, которые вообще всегда оказываются заложниками взрослых, более точно подходит для начала «Артдокфеста».
Среди номинантов есть и документальный фильм «Навальный». Я знаю, что картина вам не нравится. Можете объяснить почему?
Я считаю, что Навальный — это очень яркий герой. Сама история человека просто фантастическая. У меня даже нет эпитетов, чтобы описать то, как она потрясает любого человека, сталкивающегося с ней. Но когда я говорю, что мне не нравится фильм, я имею в виду, что автор не прочувствовал его трагедию. Для меня данная картина — это очередная журналистская работа. У него будто редакционное задание, где утром он едет на кондитерскую фабрику, а после обеда на спортивный матч. Он и то, и другое должен снять на уровне.
«Навальный» сделан качественно, но меня, как режиссера, это возмущает. Там ведь вопрос не в качестве, ведь там невозможно сделать иначе. Он просто пересказал историю, но там нет ни одной сцены, отличающей кино от журналистики. В картине нет эмоций. Там все очень повествовательно точно и грамотно.
Когда я, к примеру, смотрел разговор Навального с его отравителем, я не мог на месте сидеть. Я вставал, ходил, подходил к окну. На утро я пошел на улицу, стоять с трусами на Лубянке. А в этом фильме я видел просто пересказ событий. Мне кажется, это по-своему неправомерно так говорить о трагедии. Если бы Навальный сейчас жил в Цюрихе, то может такой подход был бы уместен. Но в ситуации, когда его убивают каждую секунду, так холодно пересказывать историю я считаю недостойным.
Почему, в таком случае, «Навальный» продолжает получать различные номинации и премии? Политическое ли это решение?
Конечно. Здесь заслуги постановщика нет никакой. Меня же фильм очень профессионально оскорбляет. Жаль, что команда Навального не нашла такого автора, который бы смог снять хорошую картину. Есть много режиссеров, делающих профессиональные документальные работы, но там нет души. Может, этот парень даже замечательный человек, но он не может понять градус трагедии. У него нет этой личной сопричастности с проблемой.
Считаете ли вы, что вы можете понять страдания объекта, живущего в другой части света?
Я снял фильм о Северной Корее — «В лучах солнца». Несмотря на всю закрытость страны, тем не менее, раз в пару лет появляется западная картина, снятая там. Вы можете посмотреть аннотации или трейлеры к ним. Все они — это работы, которые с некой иронией показывают странность такой жизни. Они, конечно, не комедии, но юмористическая составляющая там есть. Некоторые из них даже очень хорошие, но когда я лично оказался в Северной Корее, я практически беспрерывно рыдал. Видя эту жизнь, меня охватывало чувство ужаса, сострадания, сочувствия, а также отчаяния.
У режиссеров из Амстердама, Торонто и прочих мест, не было опыта советского бытия. У меня он был. Поэтому, я считаю безнравственным снимать иронические картины про Корею. Может я слишком требовательный и поэтому так воспринимаю фильм «Навальный». Люди, голосовавшие за него, может быть иначе воспринимают всю ситуацию. Более того, может я и сам проголосую за «Навального», но я буду этим поддерживать не произведение, а самого Алексея. Я понимаю, что получение "Оскара" — это еще один шанс обратить внимание на его трагедию. Но если я так сделаю, то это будет акционизмом, перечащим моему личному ощущению кино.
Как вообще стоит оценивать документальное кино?
Конечно, кино оценивается и по теме, и по подходу, и по внешним обстоятельствам. Любая эмоция, в процессе ее создания, переходит в прикладные профессиональные решения, принимаемые умозрительно и даже цинично. Я, как и остальные, пользуюсь этим инструментарием. Но кино без эмоций я смотреть не могу. Для меня чувства первичны. Наверное есть авторы, создающие чувства искусственно. Я их не создаю, а вкладываю. Может я внешне не самый эмоциональный человек, но, когда я делаю кино, я вкладываю эти чувства.
Скажем, смотря боевики, я ничего не ощущаю. Да, забегает человек, стреляет из Нагана и в разные стороны начинают разлетаться ковбои. Но за этим нет ничего. Та же ситуация и с фильмами о войне. Очень много таких работ превращаются в военную порнографию. Вот представьте, в «Восточном фронте», мы убираем сцены тыла. Вы бы не смогли воспринимать картину без этих рассуждений за столом. Из этого и рождаются чувства.
Лично для вас, чем документальное кино отличается от игрового?
Тем, что даже в плохом документальном кино есть эмоциональное воздействие через реальность или ее искажение. Даже плохое кино о каком-нибудь безликом съезде КПСС. О каждом таком мероприятии делались работы, снятые по определенному лекалу.
Назвать их фильмами даже язык не поворачивается, но смотря их, ты очень точно понимаешь время. Ты видишь бессмысленность, наигранность и абсурдность того периода. Ты видишь этих людей, вдумчиво вслушивающихся в каждое слово дорогого Леонида Ильича Брежнева. В них таланта ноль. Но эта хроника передает то время с удивительной достоверностью в этой реальности. У игрового кино с этим сложнее.
Хотелось бы попросить вас посоветовать несколько документальных фильмов.
Я порекомендую картины, сделанные в центральной Азии. Мне очень нравится «Опыт креста» (1995) Тараса Попова и Владимира Тюлькина. Я порекомендую киргизский фильм «Металлический хлеб» (2015) Чингиза Нарынова. Я порекомендую фильм «Замки на песке» (1968).
Беседовал Oraz Kereibayev
