Доктор наук, патологоанатом Айгуль Сапаргалиева в своей колонке Esquire.kz размышляет об актуальных вопросах медицины и образования. На этот раз она рассказывает о своей работе над переводом учебника и разнице подходов английских и постсоветских авторов.
В марте я поставила точку в последнем предложении и завершила работу, которой посвятила последние три года жизни. Сбылась моя мечта. Я закончила перевод с английского на русский девятого издания американского учебника «Robbins Basic Pathology» - самого лучшего учебника патологической анатомии в мире.
Идея перевода популярного на западе учебника принадлежала не мне. Это была просьба и заказ российского издательства. И тем не менее, согласие на перевод фундаментального труда объемом 1000 страниц стало для меня делом принципа, ведь мое знакомство с «роббинсом», по которому учатся во всем просвещенном медицинском мире, началось задолго до того, в библиотеке Конгресса США, где я взахлеб читала все предыдущие издания, начиная с 1951 года.
Патологическая анатомия, Шекспир и мифы Древней Греции
А еще раньше был подаренный учебник патологической анатомии Роберта Мура (MOORE, R. A.,1949), который я прочитала как увлекательный роман. Учебник, написанный для студентов медицинского института, содержал все положенные главы - нарушение обмена, нарушение кровообращения, воспаление, регенерацию, опухоли, инфекционные болезни, но также много цитат из пьес Шекспира, романов Чарльза Диккенса и образов, взятых из греческих мифов. В учебнике было много информации общего характера, например, об эпидемии сифилиса в Новом свете: эту инфекцию завезли испанские и португальские путешественники-завоеватели в эпоху колонизации Америки, и результатом стало практически полное уничтожение коренного населения. Так что биологическое оружие использовалось задолго до того, как ему придумали название. Или, например, Мур писал о том, как пандемия гриппа 1918 года унесла восемьдесят миллионов жизней. А дальше автор обсуждал причины смерти и от сифилиса, и от гриппа с подробной морфологической характеристикой каждого инфекционного процесса, с выделением различий и схожих проявлений. Учебник Мура стал для меня настоящим откровением и мне все еще кажется, что он остается на недосягаемой высоте. Я до сих пор продолжаю задаваться вопросом, как можно с такой легкостью излагать сложнейший материал, приобщая читателя к высшим материям философии медицины, каковой является патологическая анатомия?
Мне и сейчас сложно представить учебники, написанные на русском или на казахском языках, в которых процессы регенерации сравнивались бы с «семью возрастами мужчины», как это было у Мура. В главе «Регенерация» автор цитировал монолог Жака из комедии Шекспира «Как вам это понравится». Фразу из этого монолога о том, что «весь мир – театр» знают практически все, но почему «мир – театр», знает не каждый. Мур в учебнике обсуждал все семь возрастов и их динамику от «младенца» до «второго детства». А дальше у читателя был выбор: можно прочитать пьесу Шекспира, пытаясь найти аналоги шестого возраста «тощего Панталоне» с процессами репарации и регенерации, или можно обойтись без литературных излишеств.
В этой же главе Мур предлагал читателю задуматься о неограниченных возможностях ткани печени к восстановлению, включив в учебник миф о бессмертном титане Прометее. По легенде Прометея приковали к скале и обрекли на вечные страдания за похищение огня с Олимпа. В наказание за преступление орел каждый день клевал печень титана, но за ночь печень Прометея полностью восстанавливалась, чтобы пытка повторилась на следующий день. Миф очень органично вписался в главу. Мур вновь предоставлял читателю выбор – заглянуть в греческие мифы и заодно узнать, почему так жестоко был наказан Прометей. А я будучи патологоанатомом, задавалась вопросом: «Интересно, почему орел выбрал печень Прометея, а не какой-нибудь другой орган?» Было бы логичнее раздирать развитую скелетную мускулатуру двоюродного брата Зевса. Но мышечная ткань не обладает такими фантастическими способностями к восстановлению как печень, даже у бессмертного Прометея. Может быть, олимпийские боги догадывались о существовании «стабильных тканей», то есть тканей способных к полному восстановлению после повреждения?
Библиотека Конгресса США и семейство Роббинс
В 2003 году у меня случилась еще одна удача. У меня появилась возможность приготовить курс лекций для врачей-патологоанатомов Казахстана в Вашингтоне. Для работы я выбрала уютный уголок в читальном зале библиотеки Конгресса США, а персонал библиотеки, как мог, помогал мне. Дни проходили в поисках нужной информации – статей и монографий, и когда курс лекций практически был готов, у меня появилось огромное желание посмотреть учебники для студентов по собственной специальности. Главный вопрос, на который я хотела найти ответ:«А что было после Роберта Мура?»
Так в библиотеке Конгресса состоялось мое первое знакомство с семейством Robbins&Cotran. Семейство было многочисленным и многообразным: в него входили большие учебники, учебники поменьше и совсем маленькие – карманные, а еще сборники тестовых заданий, флеш-карты и т.д. Тогда в 2003 году меня потрясло даже не содержание учебников, а их оформление – высокое качество цветных фотографий, особенно микрофотографий и обилие рисунков. Нужно отметить, что книги по моей специальности – это фактически фотоальбомы и ценность любой монографии определяется числом микро-фотографий и качеством их описания. И, к сожалению, американские учебники невозможно было сравнивать с учебниками, по которым училась я в институте или которые рекомендовала своим слушателям в институте усовершенствования врачей. Семейство Robbins&Cotran было несомненно лучшим в мире.
Я листала учебники, читала тексты, запоминала рисунки и картинки, чтобы потом использовать их в своих лекциях. Моя работа в библиотеке Конгресса завершилась, я ехала домой с чувством невероятного подъема от того, что подготовила целый курс лекций, а главное от того, что посмотрела современные учебники по патологической анатомии. Я вспоминала рассказы моих коллег-патологоанатомов, в разное время работавших на Западе, как они тратили огромные деньги (по меркам простых людей) на приобретение профессиональной литературы. Я тоже мечтала купить эти учебники.
И спустя четыре года эта мечта сбылась, благодаря программе государственного департамента США Фулбрайт, которая предоставила мне возможность работать в американском медицинском университете. Вот тогда я и купила только что увидевшие свет очередные издания семейства Robbins and Cotran Pathologic Basis of Disease и Robbins Basic Pathology, которые были еще и основными учебниками, рекомендованными студентам, изучавшим патологическую анатомию в университете, где я работала.
После возвращения домой в 2008 году я вновь встретилась с Robbins, так как в Казахском национальном медицинском университете формировали англоязычные группы, и было логичным предложить студентам изучать курс патологической анатомии по лучшему учебнику. Мне очень хотелось тогда, чтобы и мои студенты смогли оценить высокое качество учебника, и не только полиграфическое.
Бег с препятствиями длиной в три года
А потом мне снова повезло – мне предложили работу над переводом 9-го издания «Robbins Basic Pathology», и это был марафон длиною в три года. Из читателя самого популярного учебника в мире я превратилась в переводчика. Я поняла, что переводческий труд – это бег с препятствиями, которых были множество. Препятствия были ожидаемыми и совсем неожиданными. В ходе перевода для меня было очень важно сохранить живой язык оригинала учебника, в котором профессиональная терминология не «забивает» смысла текста, а также передать чувство юмора, с которым написаны многие главы. Сложно было не соблазниться, использовав латинизмы в передаче тех или иных процессов и болезней, а продолжать искать прилагательные и существительные в «великом и могучем» русском языке.
Трудности представляли образные сравнения, которые требуют от читателя знаний, совсем не связанных с медициной. Например, в Robbins используются термины, которые легко могут смутить неискушенного читателя своей изысканностью: «мускатная печень», «гусиная печень», «саговая селезенка», «сальная селезенка», «порфировая селезенка». Эти термины пришли в современную медицину из 19 века, благодаря патологоанатому-гурману и эстету, великому Карлу Рокитанскому, сумевшему обобщить свой многолетний врачебный опыт в фундаментальном «Руководстве к патологической анатомии», откуда эти термины вместе с определениями были растиражированы по всему свету. Эти и еще многие другие определения патологоанатомы используют в своей повседневной практической работе. Но как объяснить их смысл студентам?
Например, для описания одного из видов нарушения кровообращения в виде венозного полнокровия печени, используется словосочетание «мускатная печень». Данный термин предполагает, что читатель знает, как выглядит пестрый мускатный орех на разрезе, а поэтому без проблем сможет представить себе мускатную печень. Для понимания изменений, происходящих в печени при ожирении и алкоголизме, используется другой термин - «гусиная печень». И вновь авторы учебника предполагают, что студент имеет представление о процессе изготовления фуагра из гусиной печени, когда гуся помещают в тесную клетку, ограничивая его движения и откармливая грецкими орехами. Авторы учебника считают, что студент должен знать как выглядят зерна саго, и следовательно у него легко возникнут ассоциации с термином «саговая селезенка», которая является морфологическим признаком амилоидоза. Гораздо сложнее представить «порфировую селезенку» при болезни Хождкина. Для начала нужно хотя бы знать, что такое порфир – благородный, изумительный по красоте камень, который шел на изготовление бюстов римских цезарей или саркофагов императоров.
Трудности возникали при поиске сравнений для описания микроскопических признаков патологических процессов, например, «веретенообразной клетки». Для понимания того, как выглядит веретенообразная клетка, которая имеет вытянутую форму с удлиненным ядром нужно вначале знать о существовании веретена, его форме и назначении. Я очень надеялась, что студенты медицинского института в детстве читали сказку Шарля Перро о спящей красавице, где главная героиня заснула на многие годы после знакомства с приспособлением для изготовления пряжи. Может быть и у них, как и у меня в свое время, была книжка с роскошными иллюстрациями с изображением того самого веретена.
Вместо эпилога
Перевод занял три года. Главы учебника путешествовали со мной по всему миру, и в свободное от работы время я возвращалась к переводу. Наверное, я могла бы понять русских классиков – Антона Павловича Чехова и Александра Ивановича Куприна, которым легко писалось ранним теплым утром на Лазурном берегу в Ницце. Только с ними можно было бы поделиться ощущениями о том, как здорово работать в украшенном бесконечными огнями рождественском Риме и в новогоднем Нью-Йорке, в летних залитых солнцем Барселоне и Лиссабоне или в поезде, несущемся в Эдинбург, в тихом Кельне и в заснеженной Астане.
Что же мне дал этот учебник? Я полюбила его искренне, ну может быть до следующего издания. На три года я погрузилась в совсем другой мир. И сейчас поставив последнюю точку, я надеюсь и жду от своих студентов того же восторга и восхищения от выдающейся книги.
В марте я поставила точку в последнем предложении и завершила работу, которой посвятила последние три года жизни. Сбылась моя мечта. Я закончила перевод с английского на русский девятого издания американского учебника «Robbins Basic Pathology» - самого лучшего учебника патологической анатомии в мире.
Идея перевода популярного на западе учебника принадлежала не мне. Это была просьба и заказ российского издательства. И тем не менее, согласие на перевод фундаментального труда объемом 1000 страниц стало для меня делом принципа, ведь мое знакомство с «роббинсом», по которому учатся во всем просвещенном медицинском мире, началось задолго до того, в библиотеке Конгресса США, где я взахлеб читала все предыдущие издания, начиная с 1951 года.
Патологическая анатомия, Шекспир и мифы Древней Греции
А еще раньше был подаренный учебник патологической анатомии Роберта Мура (MOORE, R. A.,1949), который я прочитала как увлекательный роман. Учебник, написанный для студентов медицинского института, содержал все положенные главы - нарушение обмена, нарушение кровообращения, воспаление, регенерацию, опухоли, инфекционные болезни, но также много цитат из пьес Шекспира, романов Чарльза Диккенса и образов, взятых из греческих мифов. В учебнике было много информации общего характера, например, об эпидемии сифилиса в Новом свете: эту инфекцию завезли испанские и португальские путешественники-завоеватели в эпоху колонизации Америки, и результатом стало практически полное уничтожение коренного населения. Так что биологическое оружие использовалось задолго до того, как ему придумали название. Или, например, Мур писал о том, как пандемия гриппа 1918 года унесла восемьдесят миллионов жизней. А дальше автор обсуждал причины смерти и от сифилиса, и от гриппа с подробной морфологической характеристикой каждого инфекционного процесса, с выделением различий и схожих проявлений. Учебник Мура стал для меня настоящим откровением и мне все еще кажется, что он остается на недосягаемой высоте. Я до сих пор продолжаю задаваться вопросом, как можно с такой легкостью излагать сложнейший материал, приобщая читателя к высшим материям философии медицины, каковой является патологическая анатомия?
Мне и сейчас сложно представить учебники, написанные на русском или на казахском языках, в которых процессы регенерации сравнивались бы с «семью возрастами мужчины», как это было у Мура. В главе «Регенерация» автор цитировал монолог Жака из комедии Шекспира «Как вам это понравится». Фразу из этого монолога о том, что «весь мир – театр» знают практически все, но почему «мир – театр», знает не каждый. Мур в учебнике обсуждал все семь возрастов и их динамику от «младенца» до «второго детства». А дальше у читателя был выбор: можно прочитать пьесу Шекспира, пытаясь найти аналоги шестого возраста «тощего Панталоне» с процессами репарации и регенерации, или можно обойтись без литературных излишеств.
В этой же главе Мур предлагал читателю задуматься о неограниченных возможностях ткани печени к восстановлению, включив в учебник миф о бессмертном титане Прометее. По легенде Прометея приковали к скале и обрекли на вечные страдания за похищение огня с Олимпа. В наказание за преступление орел каждый день клевал печень титана, но за ночь печень Прометея полностью восстанавливалась, чтобы пытка повторилась на следующий день. Миф очень органично вписался в главу. Мур вновь предоставлял читателю выбор – заглянуть в греческие мифы и заодно узнать, почему так жестоко был наказан Прометей. А я будучи патологоанатомом, задавалась вопросом: «Интересно, почему орел выбрал печень Прометея, а не какой-нибудь другой орган?» Было бы логичнее раздирать развитую скелетную мускулатуру двоюродного брата Зевса. Но мышечная ткань не обладает такими фантастическими способностями к восстановлению как печень, даже у бессмертного Прометея. Может быть, олимпийские боги догадывались о существовании «стабильных тканей», то есть тканей способных к полному восстановлению после повреждения?
Библиотека Конгресса США и семейство Роббинс
В 2003 году у меня случилась еще одна удача. У меня появилась возможность приготовить курс лекций для врачей-патологоанатомов Казахстана в Вашингтоне. Для работы я выбрала уютный уголок в читальном зале библиотеки Конгресса США, а персонал библиотеки, как мог, помогал мне. Дни проходили в поисках нужной информации – статей и монографий, и когда курс лекций практически был готов, у меня появилось огромное желание посмотреть учебники для студентов по собственной специальности. Главный вопрос, на который я хотела найти ответ:«А что было после Роберта Мура?»
Так в библиотеке Конгресса состоялось мое первое знакомство с семейством Robbins&Cotran. Семейство было многочисленным и многообразным: в него входили большие учебники, учебники поменьше и совсем маленькие – карманные, а еще сборники тестовых заданий, флеш-карты и т.д. Тогда в 2003 году меня потрясло даже не содержание учебников, а их оформление – высокое качество цветных фотографий, особенно микрофотографий и обилие рисунков. Нужно отметить, что книги по моей специальности – это фактически фотоальбомы и ценность любой монографии определяется числом микро-фотографий и качеством их описания. И, к сожалению, американские учебники невозможно было сравнивать с учебниками, по которым училась я в институте или которые рекомендовала своим слушателям в институте усовершенствования врачей. Семейство Robbins&Cotran было несомненно лучшим в мире.
Я листала учебники, читала тексты, запоминала рисунки и картинки, чтобы потом использовать их в своих лекциях. Моя работа в библиотеке Конгресса завершилась, я ехала домой с чувством невероятного подъема от того, что подготовила целый курс лекций, а главное от того, что посмотрела современные учебники по патологической анатомии. Я вспоминала рассказы моих коллег-патологоанатомов, в разное время работавших на Западе, как они тратили огромные деньги (по меркам простых людей) на приобретение профессиональной литературы. Я тоже мечтала купить эти учебники.
И спустя четыре года эта мечта сбылась, благодаря программе государственного департамента США Фулбрайт, которая предоставила мне возможность работать в американском медицинском университете. Вот тогда я и купила только что увидевшие свет очередные издания семейства Robbins and Cotran Pathologic Basis of Disease и Robbins Basic Pathology, которые были еще и основными учебниками, рекомендованными студентам, изучавшим патологическую анатомию в университете, где я работала.
После возвращения домой в 2008 году я вновь встретилась с Robbins, так как в Казахском национальном медицинском университете формировали англоязычные группы, и было логичным предложить студентам изучать курс патологической анатомии по лучшему учебнику. Мне очень хотелось тогда, чтобы и мои студенты смогли оценить высокое качество учебника, и не только полиграфическое.
Бег с препятствиями длиной в три года
А потом мне снова повезло – мне предложили работу над переводом 9-го издания «Robbins Basic Pathology», и это был марафон длиною в три года. Из читателя самого популярного учебника в мире я превратилась в переводчика. Я поняла, что переводческий труд – это бег с препятствиями, которых были множество. Препятствия были ожидаемыми и совсем неожиданными. В ходе перевода для меня было очень важно сохранить живой язык оригинала учебника, в котором профессиональная терминология не «забивает» смысла текста, а также передать чувство юмора, с которым написаны многие главы. Сложно было не соблазниться, использовав латинизмы в передаче тех или иных процессов и болезней, а продолжать искать прилагательные и существительные в «великом и могучем» русском языке.
Трудности представляли образные сравнения, которые требуют от читателя знаний, совсем не связанных с медициной. Например, в Robbins используются термины, которые легко могут смутить неискушенного читателя своей изысканностью: «мускатная печень», «гусиная печень», «саговая селезенка», «сальная селезенка», «порфировая селезенка». Эти термины пришли в современную медицину из 19 века, благодаря патологоанатому-гурману и эстету, великому Карлу Рокитанскому, сумевшему обобщить свой многолетний врачебный опыт в фундаментальном «Руководстве к патологической анатомии», откуда эти термины вместе с определениями были растиражированы по всему свету. Эти и еще многие другие определения патологоанатомы используют в своей повседневной практической работе. Но как объяснить их смысл студентам?
Например, для описания одного из видов нарушения кровообращения в виде венозного полнокровия печени, используется словосочетание «мускатная печень». Данный термин предполагает, что читатель знает, как выглядит пестрый мускатный орех на разрезе, а поэтому без проблем сможет представить себе мускатную печень. Для понимания изменений, происходящих в печени при ожирении и алкоголизме, используется другой термин - «гусиная печень». И вновь авторы учебника предполагают, что студент имеет представление о процессе изготовления фуагра из гусиной печени, когда гуся помещают в тесную клетку, ограничивая его движения и откармливая грецкими орехами. Авторы учебника считают, что студент должен знать как выглядят зерна саго, и следовательно у него легко возникнут ассоциации с термином «саговая селезенка», которая является морфологическим признаком амилоидоза. Гораздо сложнее представить «порфировую селезенку» при болезни Хождкина. Для начала нужно хотя бы знать, что такое порфир – благородный, изумительный по красоте камень, который шел на изготовление бюстов римских цезарей или саркофагов императоров.
Трудности возникали при поиске сравнений для описания микроскопических признаков патологических процессов, например, «веретенообразной клетки». Для понимания того, как выглядит веретенообразная клетка, которая имеет вытянутую форму с удлиненным ядром нужно вначале знать о существовании веретена, его форме и назначении. Я очень надеялась, что студенты медицинского института в детстве читали сказку Шарля Перро о спящей красавице, где главная героиня заснула на многие годы после знакомства с приспособлением для изготовления пряжи. Может быть и у них, как и у меня в свое время, была книжка с роскошными иллюстрациями с изображением того самого веретена.
Вместо эпилога
Перевод занял три года. Главы учебника путешествовали со мной по всему миру, и в свободное от работы время я возвращалась к переводу. Наверное, я могла бы понять русских классиков – Антона Павловича Чехова и Александра Ивановича Куприна, которым легко писалось ранним теплым утром на Лазурном берегу в Ницце. Только с ними можно было бы поделиться ощущениями о том, как здорово работать в украшенном бесконечными огнями рождественском Риме и в новогоднем Нью-Йорке, в летних залитых солнцем Барселоне и Лиссабоне или в поезде, несущемся в Эдинбург, в тихом Кельне и в заснеженной Астане.
Что же мне дал этот учебник? Я полюбила его искренне, ну может быть до следующего издания. На три года я погрузилась в совсем другой мир. И сейчас поставив последнюю точку, я надеюсь и жду от своих студентов того же восторга и восхищения от выдающейся книги.