Айсултан Сеитов, молодой казахстанский клипмейкер и режиссер, начиная с 2017 года сделал, пожалуй, невозможное, сняв клипы ведущим российским рэп-артистам и не только. А в 2019-м выстрелил сразу двумя работами с американскими звездами. И, как он говорит, все только начинается. Глядя на его короткую, но внушительную карьеру, в это легко поверить.
Кардиган PRADA
Этой весной Юрий Дудь посвятил 1 час 20 минут эфирного времени, чтобы выяснить у Айсултана, как в 22 года снимать клипы мировым звездам. Это интервью набрало 5,7 миллиона просмотров на YouTube. Если говорить о других громких цифрах, эпичный клип на «Медину» Jah Khalib принес 96 миллионов, а музыкальное видео на трек A lot исполнителя 21 Savage — 132 миллиона.
Главный редактор Esquire Артем Крылов встретился с молодым казахстанским визионером, чтобы проследить его путь и понять, что же сделало выпускника Астанинского казахско-турецкого лицея тем самым Айсултаном.
— Айсултан, общаясь с тобой и слушая твои интервью, я понял, что во многом тебя формировало окружение. Помимо семьи это были твои близкие друзья в Астане. Обычные ребята из лицея.
— Так и было. Мы в основном тусили на правом берегу, где еще остался Целиноград, это те уютные районы Астаны, где я очень люблю гулять. Наш Казахско-турецкий лицей находился в районе Артем базара. Вот выходишь ты с учебы, а справа от тебя делают надгробные плиты. Но это не вгоняло нас в депрессию. Наоборот. Мы ходили все вместе от лицея до дома моего близкого товарища и оттуда разъезжались по домам кто на автобусе, кто на такси, за кем-то приезжали родные, кто пешком. И это был наш ежедневный маршрут.
— Вы все были одноклассниками?
— Вообще, это долгая история про то, как все мои близкие друзья поступили в лицей в седьмом классе, а я с первого раза не смог. Поступил со второй попытки и учился на класс ниже. Но несмотря на это, мы всегда держались вместе.
— Что вас объединило?
— Дружба. Вообще, лицей очень крепко сплачивает ребят. То есть когда мы поступали, нам сказали: «Вы теперь братья и все эти пять лет будете вместе». Нам прививали классные качества, понимаешь? Мы проходили через какие-то жизненные испытания: домашние задания, экзамены, субботники, дедовщина. А это безумно сплачивает. Я могу сказать точно: каждый из пацанов, и это было проверено уже не раз, готов прям глотку рвать за меня, а я готов глотки рвать за них. Это всегда было и будет.
А что нас еще объединило? Наверное, то, что мы очень уносились по западной культуре, западному YouTube, англоязычной музыке. Это были наши постоянные темы для разговора.
— Но вы же и сейчас продолжаете дружить. Что сейчас продолжает объединять по прошествии лет?
— Они уже позаканчивали университеты, у каждого своя жизнь, но при этом мы вот только вчера собирались.
— В Алматы?
— Да, большинство из них тут. Три-четыре человека остались в Астане. Один мой ближайший друг поступил в Назарбаевский университет, другой — в мед, третий уже работает, у четвертого вообще дочка родилась, и мы все в шоке. Я держал ее на руках и поймал себя на мысли: вот ты держишь дочку друга, идешь уже на третью или четвертую свадьбу, и потихоньку начинаешь отдавать себе отчет, что новый этап жизни близко.
А возможно, он уже начался, и уже ничего не будет как раньше.
— Ты грустишь от этого?
— Нет, мне интересно за этим наблюдать, и я иногда могу поностальгировать. Грустить было бы неправильно, все круто складывается, но периодически я могу вспоминать какие-то моменты, от которых мне очень тепло на душе. И сам факт того, что они вряд ли уже повторятся, делает эти моменты еще более особенными.
— Давай поговорим об Астане того времени. Насколько я знаю, когда ты взрослел, там вообще не было никакой арт-тусовки, которая могла бы воспитывать и формировать творческих людей.
— Могу сказать честно: да, ничего конкретного для творческого развития не было. Ну то есть были какие-то музеи, кружки. Но давай порассуждаем: а что человеку нужно, чтобы творчески развиться? Возьмем любого из рэперов, условно Кендрика Ламара, который сейчас является королем хип-хопа, но который вышел из Комптона — самого криминального пригорода Лос-Анджелеса. Много у него было возможностей для записи крутого трека в Комптоне? Не думаю. Но у него были мозги, возможно, были друзья с дешевым микрофоном, какая-то студия и вера в себя. Или A$AP Rocky, который родом из Гарлема, где стреляют и продают крэк. Или что далеко ходить — Скриптонит.
Так вот, рассуждая на тему, нужно ли тебе что-то, чтобы развиваться и заниматься творчеством, я не знаю. Должно ли тебе государство создавать какие-то условия, чтобы ты занимался творчеством, я не знаю.
Как я успел понять, сильное творчество, которое обращает на себя внимание, рождается в спартанских условиях. Оно не любит комфорт.
Возможно, когда мне будет сорок, я бы хотел построить какой-нибудь арт-спейс, где я бы мог открыть виниловый магазин, поставить лабораторию по проявке видеопленки, это было бы место, где собирались бы творческие ребята. Но с другой стороны, когда из таких тус выходили великие люди? Может, я просто не в курсе, но я никогда не слышал истории, чтобы кто-то ходил там в арт-спейс и за счет этого выстрелил.
Сразу уточню, чтобы никто не подумал, что я против творческих тус. Комьюнити очень важны. Но они не должны быть построены искусственно, все должно происходить естественно, органично, в андеграунде. И тогда будет случаться химия.
Но взять нашу компанию с ребятами, на меня, например, сильно повлияло наше безмотивационное время, проведенное как бы впустую. То есть мы собирались, гуляли, ходили в кино, просто разговаривали. Не было такого, что на эти встречах креативили, брейнстормили, мы просто были пацанами с интересами. Все, чем мы вдохновлялись, все было в интернете. У нас был доступ к Vimeo, YouTube, Tumblr, это и был наш арт-спейс.
— Окей, в Астане не было никаких арт-спейсов и был определенный голод, тем временем в Алматы ты такого голода не ощущаешь?
— Давай поясню. В моем окружении в Астане мне было четко понятно, что людям чего-то не хватает. При этом все в моем окружении были заточены на успех, на достижения. Возможно, это только мое окружение, но оно было безумно голодным до чего-то крутого. Нам всем хотелось посмотреть этот Нью-Йорк, Лос-Анджелес, почувствовать, что это такое. Любой из моих пацанов, в какую бы сферу ни шел, всегда имел четкую цель: стать профи, притом лучшим в своем деле. Мы не то чтобы часто говорили об этом, но это витало в воздухе. Ты не можешь просто по дефолту жить, прожигать все.
Если ты чем-то занимаешься, делай это качественно и круто.
Когда мои ребята переехали в Алматы и я стал чаще тут бывать, то заметил, что в Алматы классные условия, тут есть арт-тусовки и все такое. Я в этом смысле всегда завидовал алматинцам, что у них такой офигенный, уютный город с классными людьми и культурой.
— А это не расслабляет алматинцев?
— Я думаю, когда ты живешь здесь, начинаешь терять эту магию, которую видишь вокруг. Я был в Алматы и раньше, но, оказавшись тут именно на первом курсе, посмотрел на нее через призму кадров, фотографии и был ошеломлен. Я не был никогда в России до того времени, и поэтому для меня все панельные дворы Алматы были какими-то арт-объектами. В Астане таких почти нет. Но я понимаю человека, который прожил в Алматы восемнадцать лет в тех же панельках, и он не чувствует в них никакой эстетики. Это нормально. Например, благодаря тому, что я уехал из Астаны на четыре года и периодически возвращаясь, я стал замечать там очень классную эстетику.
Так вот, я считаю, в Алматы есть нереально крутая почва для арт-человека. У меня здесь были крутые проекты, и я часто сюда возвращаюсь.
Бомбер Moncler, футболка Hugo Boss
— Кстати, да, именно здесь в Алматы базируется ваше творческое объединение Qara, которое переснимало кучу клипов для заграничных артистов. Как оно появилось?
— Появилось оно на дружеских началах, да и сейчас держится на них. 2017 год был очень поворотным для моей карьеры, и много ребят из Казахстана начали писать мне, что хотят прилететь в Москву поснимать, есть ли у меня какие-то интересные проекты. Тогда я и подумал, почему бы всю эту индустрию не начать заводить в Алматы. На тот момент мы уже сняли тут для T-Fest «Улети», для Noize MC «Чайлдфри». То есть весь продакшен был сделан тут. И я подумал: а чем мы хуже того же Киева? Тем более если есть молодые ребята, которые рвутся в бой.
Так мы собрали каст из режиссеров и продюсеров 4–5 человек, и в итоге за весну 2018 года привезли сюда в районе десяти артистов. Среди них Элджей, который вообще снял в Алматы четыре клипа, Matrang, T-Fest, Мот, Иван Дорн, Антоха МС. Считаю, за год это неплохие достижения. Можно было бы больше, если бы не моя занятость по другим проектам.
— Чем берут казахстанские юниты, если сюда готовы приезжать артисты с именем и с портфолио? Дело в цене или здесь есть что-то другое, особенное?
— Цена у нас чуть ниже, чем на московском рынке, но ненамного. Возьми билеты туда-обратно, и уже выйдет приличная сумма. На самом деле Алматы — удачное место по локации. Я бы сказал, что Алматы и Лос-Анджелес — это зеркальные города. Почему в свое время в Калифорнии был бум фотографов и вообще всей съемочной индустрии? Погода, локация и налоги. Какие угодно локации: горы, озера, пустыни, джунгли, все что угодно. В Алматы тоже есть относительно много всего. Несколько часов езды на машине — и перед тобой потрясающие виды. Причем самые разные, и все довольно близко.
Ну и люди. Люди, которые испытывают голод до классных проектов. Когда мы только начинали, да и сейчас, наши ребята готовы топить до конца. Еще Ваня Дорн на съемке сказал, что вы не просто работаете, вы делаете это все очень с душой. Это подкупает.
— Насколько я знаю, вы с Qara теперь готовите и музыкальный фестиваль. Расскажи, что это будет и зачем?
— Меня, откровенно говоря, расстраивают лайнапы на казахстанских фестивалях. Я был большим фанатом Дня города в Астане, потому что туда приезжали Akon, Ne-Yo. Но потом как будто сменили человека, отвечающего за программу, и пошло все на спад — никого нового и актуального. И нам захотелось сделать классный фестиваль в Алматы, где мы решили собрать на одной площадке российских артистов, которых еще не было на территории Казахстана.
Наш лайнап сейчас это Pharaoh, ATL, Хаски (он, правда, был). Дай бог, будет Hiro. Из местных ждем Масло Черного Тмина. Также мы ведем переговоры, но я бы хотел, чтобы они там были — abdr, Darkhan Juzz, Soulbirkez.
— Почему именно рэп? Не альтернатива, например?
— Изначально мы хотели другой лайнап, но подумали, поскольку это первый фест, он должен как минимум окупиться. Мы делаем его не ради заработка, но это и не благотворительный концерт.
Наша цель — привозить американских артистов. То есть Qara дальше будет потихоньку развиваться в сторону букинга и дистрибуции. А потом мы откроем бургерную (смеется).
Шучу. У нас даже нет аккаунта в Instagram, потому что я против подобного. Это надо делать подпольно, без битья себя в грудь, что мы Qara. Максимум сделаем сайт.
И чем больше оборотов в Казахстане набирает дело, которым я занимаюсь, тем больше я вижу возможностей осуществлять тут разные проекты. Вот и фестиваль делается для движухи. Я бы сам, будучи 22-летним пацаном, с удовольствием пошел на него.
— Кстати, насчет движухи в Казахстане. Ты снимал ролик с известными трэвел-блогерами Наташей и Мурадом Османн для их проекта #FollowMeTo. Как это все заварилось?
— Начнем с того, что Мурад — сооснователь Hype Production, московского продакшена, с которым я постоянно работал. Идея сделать съемку для #FollowMeTo в Казахстане была совместной, и в июле 2018 года мы ее осуществили. Было четыре съемочных дня нон-стоп. Локации — Актау, Алматинская область, Алматы и Астана.
— Их проект направлен исключительно на путешествия, однако ты заканчиваешь ролик фразой: «Мой город — Астана. Моя улица — Фурманова». Как ребята отнеслись к этому и насколько для тебя она была принципиальной?
— Объясню, как появилась эта фраза. У нас была дата релиза, и вдруг происходит смена власти, переименование Астаны. То есть фактически на этом фоне я выпускаю видео про то, какой Казахстан чудесный.
Мне не хотелось, чтобы люди подумали, что ролик проплачен Акордой или Министерством туризма.
Он был снят исключительно по инициативе Мурада и финансировался исключительно им, за что ему огромный респект. И мне было очень стыдно за наши департаменты, потому Мурад и Наташа с их проектом известны по всему миру как люди, которые мотивируют посетить ту или иную страну. Зная это, их везде принимают по высшему разряду, помогают в проведении съемок.
У нас же ни один из департаментов не поддержал проект.
Мы не просили гонорары, нужны были деньги на аренду хорошей техники. И помощь в логистике. Но нет. В итоге нам помогли с доступом на Байтерек. Air Astana помогла с перелетами.
В общем, было стыдно. За убитую дорогу до прекраснейших локаций в Актау. За то, что на крепости кочевников, где я когда-то снимал «Медину» и которая благодаря этому приобрела еще большую популярность, у нас произошел конфликт с местной охраной, требовавшей с нас еще больше денег за съемку. На нас хотели спустить собак, у одного человека был ствол, которым он в нас тыкал. Это вообще как? Но спасибо Ануару Нурпеисову и ребятам из campit.kz, которые вместе с нами прошли этот проект.
— Давай переедем через океан. А именно поговорим о твоих двух клипах, которые ты снял для американских артистов — 21 Savage и Offset. Как парень, который учился в Астане в Казахско-турецком лицее, вдруг снимает видео чернокожим звездам в их стилистике?
— Это и есть то самое влияние Запада на казахскую молодежь. Я знаю, кто такие J. Cole и Кендрик Ламар с 2013 года. Знаю их быт, я переводил тексты Кендрика, читал их. На свой альбом Good Kid, M.A.A.D City он снял короткометражку, где с кинематографической точностью описал свою реальность и которую я засмотрел до дыр. Но не я один читал, переводил, смотрел их клипы и был пропитан этой всей черной культурой. Очень много ребят здесь знают и чувствуют все это.
Это и есть показатель того, что казахстанская молодежь, испытывая культурный голод, обращалась к западной культуре.
Да, у нас появился Молданазар. Но это произошло позже, когда мы уже сформировались. Понимаешь, если бы Молданазар существовал, когда я был в седьмом классе, я бы тянулся к этому человеку. Или тот же Darkhan Juzz. Но реальность такова, что современная казахская культура сейчас только формируется.
И это не вопрос, плохо это или хорошо, я считаю, у нас сейчас все круто. Да, не в зените, но на подъеме.
Молданазар и Darkhan Juzz еще поведут за собой разных ребят. Тот же Soulbirkez, у него есть классные треки на казахском языке.
Бесспорно, у нас сейчас идет пропитывание Южной Кореей, и я уважаю ребят из Ninety One. Они все формируют сейчас казахскую современную культуру. Точнее, они подпитывают ее, подкидывают дров в этот костер.
— Да, заметно, что сейчас молодежь растет вообще другая. Еще более другая, чем вы.
— И тут главное, чтобы ни те, ни другие не уходили под сильное влияние той или иной страны. Потому что даже синти-поп Галыма — это западный стиль. Но еще нет какого-то одного самобытного казахского стиля.
Хотя «Дос-Мукасан», я считаю, это стиль (напевает).
К сожалению, нам практически не показывают, что у нас в 70-80-е были прикольные рокеры или дизайнеры. Я как-то увидел классный лукбук из старых фоток казахстанской одежды. И это не были национальные наряды, а именно фешен от локальных дизайнеров. Уау! Но этого никто не видит, и это не в почете. Если бы это было все в почете, мы бы тогда так сильно не пропитывались Западом.
Свитшот Valentino / Saks Fifth Avenue ALMATY
— Итак, ты начал работать на американском рынке. То, о чем ты мечтал когда-то, стало реальностью.
— Скажем так, я не мог представить, что так быстро станет возможным то, что происходит со мной сейчас. В 2018 году был момент, когда я находился в отчаянии. У меня было портфолио, я писал многим людям в Америке, но отдачи не было абсолютно никакой. Американская индустрия была как крепость, замок, в который невозможно пробиться. И перед этой крепостью стоял не только я, но и многие ребята.
Отчаяние подпитывалось тем, что на тот момент в России мне уже не к чему было стремиться. Для филммэйкера понятие бюджета очень важно, и не потому, что он хочет гонорар пожирней, а потому, что так ты можешь позволить себе новые техники. Тем более после таких масштабных съемок, как на «Медине», мне было сложно заниматься локальными проектами и повторяться. Почувствовав вкус крови, больше не хочется возвращаться к тому, что ел до этого.
— И сейчас эта неприступная крепость под названием американский шоубиз открыла перед тобой свои ворота?
— Я вошел не в ворота, меня туда закинули катапультой. Причем это был затяжной прыжок. Предпродакшен клипа Offset длился очень долго. Переговоры мы начали в августе. Менеджеры Оффсета то молчали, то говорили неопределенно: «Скоро, скоро». Все это время я отказывался от других проектов, потому надо быть готовым вылететь в любой момент. Просидел два месяца в режиме ожидания, как на шпагате, потому что они могут сказать как «прилетай завтра», так и «мы все отменяем». В итоге съемки прошли только в конце октября. Это было тяжело, но в результате случайных счастливых обстоятельств я попадаю туда, и сейчас у меня открылось второе дыхание.
В эту крепость не так легко попасть, но это возможно. Требуется просто время и удача. Взять, например, моего товарища Аяна Исина AniPorts, который для A$AP Rocky пять лет назад нарисовал клип. В этом ему помог «Твиттер». Также в его списке French Montana, YG и другие. К нему по сей день приходят заказы из-за границы.
— Так что, настала пора ставить новые цели?
— Я наблюдал за очень многими ребятами, работающими на Западе, но у меня никогда не было 100% уверенности, что я сам буду там. Ну, может, лет в 25—27 получится. И думал, что буду заходить с очень малых проектов. Так практически не бывает, что ты залетаешь в американскую индустрию сразу с мировым артистом.
— Но знаешь, один из первых своих клипов ты снял сразу с Дорном, а не с кем-нибудь.
— Я напомню, на тот момент у меня уже была работа с Молданазаром, с Ninety One. А с Дорном у меня был короткометражный фильм, который я показал ему, и это не было так, что он сразу сказал: «Гоу». Ваня посмотрел все мои работы, прокомментировал их и наконец сказал: «Давай попробуем что-нибудь снять».
— Думаешь, он рисковал?
— Думаю, да. Я какой-то 19-летний пацан, а Ваня Дорн — чувак с огромным опытом, который снимал клипы и много других вещей, сам снимался в фильмах. И теперь ему надо снимать клипас для экспериментального большого альбома. Я до сих пор не понимаю, как он мне доверился.
— Как ты вышел на него?
— Это был сентябрь-октябрь 2016 года. Я учился в LA и, узнав, что туда приехал Дорн, написал своему другу в Киеве Павлу, есть ли у него выход на Ваню. Он сказал, что есть, я попросил связать меня с ним и его менеджером. Наутро просыпаюсь, а они на меня уже оба подписались, и менеджер мне задает вопрос: «Ну что, увидимся?» Так я вместо универа поехал к ним на встречу.
— И так все тут же закрутилось?
— Нет, не тут же. Мы познакомились, посидели, поугарали, я даже пожил с ними какое-то время, в это время они писали альбом. Дорн сказал, что снимать будем в январе, на что я подумал: «Он на меня сейчас просто болт положит, и не будет никакого января». Но в декабре раздался звонок: «Айс, я лечу в LA. Что, снимаем?» «Конечно, снимаем!» И опять, сколько времени прошло с сентября по январь? За тот период я снял клипы Молданазару и Ninety One.
В который раз я убеждаюсь, что любой успех — это случайность.
— Но опять же, к ней надо быть готовым. То есть шанс дается многим.
— Да, и главное — его не упустить. Если тебе дают его, ты должен врываться по полной, идти ва-банк и смотреть, что будет дальше.
Свитшот Valentino / Saks Fifth Avenue ALMATY
— Что-то можешь рассказать сейчас о твоих американских проектах?
— Могу только сказать, что впереди нас ждет очень много увлекательного. Я отдаю себе отчет, что такого у казахов не было. Был Тимур Бекмамбетов, который снимал Анджелину Джоли, Моргана Фримана и других. Но теперь я там, и возможности, которые мне выпадают на ближайшие десять лет, будут очень интересными. Не только для меня, а в целом.
За свою карьеру я снял тридцать клипов, и все они остались внутри СНГ. Это обидно, потому что у нас снимаются такие потрясающие вещи, но они порой не выходят даже за пределы Москвы.
— Ну ты уже понимаешь, что в ближайшее время будешь снимать? Это будет музыкальное видео, реклама? Ты, кстати, говорил, что в фешен хочешь себя попробовать.
— В ближайшие года три, верю, что будет полный метр.
— Там?
— Не знаю, может, даже в Казахстане, как подвернется. Я просто дал себе обещание снять свой первый полный метр в Алматы.
— Для какого рынка ты хочешь снимать — для нашего или мирового?
— Для СНГ, но история будет наша, казахская. И я дал еще одно обещание: выпустить полный метр до двадцати пяти лет включительно. Думаю прийти к этой цели в ближайшие три года. Но сейчас не знаю, будет ли это в Алматы, с учетом последних событий. Смена власти, транзит, непонятно, что вообще произойдет с интернетом в Казахстане. Предполагаю, что будет много ограничений в визуальном плане.
— То есть?
— То есть показывать какие-то вещи сейчас уже нельзя. Верю, что я также доберусь до фешен-роликов. Надеюсь, будут клипы для известнейших артистов, короткометражные фильмы. И, это точно, я буду пробовать себя в сериале, своем личном.
— То есть ты рассуждаешь сейчас об этом будто это все теоретически, наверняка у тебя уже есть предложения.
— Предложения есть всегда, но я не могу о них говорить, потому что ни на что не соглашался. Ну и даже если бы были проекты, я бы молчал. Про Offset и 21 Savage молчал шесть месяцев и сейчас не буду рассказывать.
— Давай про другое творческое объединение — Partizan, с офисами по всему миру и десятками топовых режиссеров в активе. Как в их число попал ты?
— Они сами вышли на меня после клипа 21 Savage. Им импонировал мой путь.
— Что это вообще за контора?
— Partizan — это мировое продакшен-агентство, которое родилось в Париже. Его сооснователь Мишель Гондри («Вечное сияние чистого разума», «Пена дней». — Esquire). Там, на мой взгляд, собрались мэтры этой индустрии. Я большой фанат Дафт Панк, и я офигел, когда узнал, что большинство клипов им снимал или сам Мишель или кто-то еще из Partizan.
— А теперь эта контора тебя представляет?
— Да. Но и они снимают не только музыкальные клипы, это также телешоу, реклама, фильмы, все что угодно, связанное с видеопроизводством. Мне даже предлагали снять лайв-концерт одного очень большого артиста. Не могу сказать кого, потому что я не согласился.
— Тебе неинтересно?
— Я по датам не успевал.
— И каково тебе быть частью Partizan?
— Пока я жду проекты мечты и не тороплюсь радоваться, потому что это палка о двух концах. Да, ты в крутом продакшене, но никто не обещает тебе работу. Вообще никому в принципе ничего не обещают, все зависит от тебя самого.
— Ну, я думаю, попадание в этот список уже хорошая рекомендация. Думаю, что-то должно из этого вырасти.
— Я тоже надеюсь. Но, повторю, не все так радужно и прекрасно здесь. Не в самих Partizan, а в индустрии в целом. Круто попасть туда, но все забывают одну вещь: когда ты достигаешь этой цели, работать надо в пять раз больше. Да даже если брать масштаб поменьше. Ребята, которые попали в Москву, если они начинают зацикливаться на том факте, что «мы в Москве, мы в индустрии», с ними будет все очень плохо.
Для меня сейчас начался как новый сезон в сериале, что ли.
Всю мою жизнь я думал, что хочу работать в Америке. Бум, я начинаю работать в Америке, меня подписывают, все, сезон закрыт. Начинается новый сезон, и мозг мой пытается все это собрать, и сейчас цель другая – стать кем-то в этой Америке. Поэтому я по сей день говорю, что все только начинается.
Свитшот Valentino / Saks Fifth Avenue ALMATY
— В одном раннем интервью ты сказал классную вещь, которая, как мне кажется, очень хорошо тебя характеризует: «Мир полон добрых людей». Сейчас, когда ты пообтерся, поработал в русском шоубизе, ушел в американский, сохранил ли ты это ощущение?
— Конечно, мир полон добрых людей. Если бы не они, я бы не оказался в Америке, начнем с этого. И я лишний раз хочу всех поблагодарить за то, что я сейчас оказался там, где я есть.
Это не я такой крутой, это люди такие добрые.
Конечно, в этих индустриях есть свои приколы, двуличие, как и в любом обществе. Покажи мне общество, где все такие добрые и чистые. Везде есть положительные стороны и отрицательные. Но если ты спросишь про мое мировоззрение, есть ли в мире добрые люди? Определенно есть. Доверчивый ли я такой, какой был в 2017 году? Определенно нет.
— Кстати, как могут охарактеризовать тебя люди, которые работают с тобой?
— Это больше к ним вопрос, наверное. Ну, не знаю. Я много сплю на съемках. Когда есть переезд с локации на локацию, хотя бы минут пятнадцать, я всегда сплю. У всех очень много фотографий, как я храплю в машине.
— А если говорить о характере твоей работы. Ты жесткий, требовательный?
— Не могу сказать, потому что это будет субъективно. Да и никто, наверное, не сможет объективно сказать, потому что с одним человеком, допустим с Азаматом Дулатовым, я обнимаюсь каждые пять минут, говорю «брат, брат, брат» и души в нем не чаю, а к кому-то я могу быть очень требовательным. Если он очень косячит, я могу на него разозлиться на съемке.
Но мне трудно быть требовательным с людьми, с которыми я начинаю дружить.
Я понимаю, что в режиссуре иногда надо убирать в себе человеческое. Все ради результата, понимаешь?
И мне очень больно с этим жить. Иногда я не могу ради результата поступиться какими-то моральными, человеческими принципами. А в хорошей режиссуре это нужно. Потому что вы на площадке не ради того, чтобы отстоять чьи-то моральные принципы, вы здесь ради лучшего результата.
Взять, например, как Иньярриту снимал свой «Выживший». Вся команда его ненавидит, работать с ним никто не хочет, но фильм же вышел офигенный!
Меня там не было, и, возможно, он перегибал палку, возможно, людям просто не нравились условия, но я могу сказать точно: если на одной чаше весов у меня будет сделать фильм нормальным и сохранить с людьми хорошие отношения или же сделать легендарный фильм, но при этом со всеми перес#$аться (переругаться. — Esquire), я выберу второе.
Но это не значит, что после съемки я к ним буду так же относиться.
Я готов собрать всех, выразить свою огромную благодарность и, если надо, извиниться. Если люди это поймут, я буду рад, но если кто-то решит, что я и в жизни такой, значит, нам с этим человеком не по пути.
— А ты с кем-то уже испортил отношения?
— Еще нет. Если человек мерзнет, мне не плевать на него, даже если он в массовке. Но я не должен об этом думать. Все мои мысли во время съемки должны идти в монитор. И человеком хочется остаться, и снять что-то поистине прекрасное тоже.
Фотограф Баурджан Бисмильдин
Стилист Айзат Сарсембаев
Груминг Ильмира Токмагамбетова и Эльвира Ахметова
Ассистент стилиста Гульнур Маукенова
