Чем можно оправдать безграничную власть одного человека? Гульнара Бажкенова – о том, как народ и история запомнят правление заядлых автократов.
Первого казахстанского президента в западной прессе обычно называли диктатором – словом с однозначным негативным посылом. У меня оно с детства ассоциировалось с плеядой латиноамериканских и африканских генералов, которые силой захватывали власть, жестоко угнетали бедных и беспощадно расправлялись с врагами. У бывшего советского человека Нурсултана Назарбаева образы, видимо, были похожие, ему не нравилось слыть диктатором, и он не раз в беседах с казахстанскими и иностранными журналистами подчеркивал, что им не является.
Первого казахстанского президента в западной прессе обычно называли диктатором – словом с однозначным негативным посылом. У меня оно с детства ассоциировалось с плеядой латиноамериканских и африканских генералов, которые силой захватывали власть, жестоко угнетали бедных и беспощадно расправлялись с врагами. У бывшего советского человека Нурсултана Назарбаева образы, видимо, были похожие, ему не нравилось слыть диктатором, и он не раз в беседах с казахстанскими и иностранными журналистами подчеркивал, что им не является.
Когда я спросила одного иностранного коллегу, почему казахстанского президента называют именно так, он, пожав плечами, ответил, что в западной политологии диктатором считается правитель, чье длительное нахождение у власти есть результат непрозрачных безальтернативных выборов при отсутствии политического плюрализма и свободы слова.Крыть нечем, все признаки сходятся. Ни одни выборы в Казахстане не были признаны мировой общественностью в лице ОБСЕ честными, в ежегодном рейтинге свободы слова «Репортеров без границ» Казахстан всегда опережает лишь десяток таких стран, как Туркмения, Узбекистан, Эритрея, Северная Корея, и получает самые низкие баллы за свободу создавать политические партии и профессиональные союзы. Так что, да, все-таки диктатор.
Но даже если так, все ли диктаторы плохи, или диктатор диктатору рознь?В истории были хрестоматийные африканские, латиноамериканские, европейские, азиатские диктаторы, и всех действительно объединяют вышеперечисленные видовые признаки с большим или меньшим размахом репрессий и коррупции. Кому-то, как президенту Чада, приписывают сорок тысяч убитых, а кому-то, как генералу Пиночету, три тысячи. Но даже не это главное: есть одно важное обстоятельство, которое одних диктаторов возносит в пантеон человечества рядом с выдающимися историческими личностями, а других навечно прибивает к стене позора. Все очень просто: для одних абсолютная неограниченная власть была самоцелью, движимой тщеславием и жаждой обогащения, а для других – средством достижения прогресса и процветания для своего народа.
Все, разумеется, хотели бы в пантеон, но история тоже не дура.У защитников власти есть любимый не первый свежести аргумент, повторяемый на разный лад все тридцать лет суверенного авторитаризма, о том, что Европе понадобилось триста лет, чтобы построить демократию. Это говорят представители народа, за последние сто лет не раз перепрыгивавшего сразу через несколько ступеней развития общественно-политических формаций.
Мы и с коня, можно сказать, пересели сразу в ракету. Дело не в сроках, а в смыслах.Триста лет назад французские драматурги Корнель, Расин, а потом и Мольер прославляли в своих пьесах абсолютизм и монарха и ставили общественный долг выше личной свободы, потому как Франция нуждалась в единстве и сильной власти. Не прошло и ста лет, как уже другой великий француз, Бомарше, прославлял в своем блистательном «Фигаро» маленького человека с его земными чувствами и высмеивал монархию, а она в ответ хохотала и рукоплескала, потому что «старое общество созрело для великого разрушения». И Корнель, и Бомарше были правы – каждый в своем времени. Если бы не было сильной власти Ли Куана Ю, вполне соизмеримой с властью Людовика XIV, случилось бы сингапурское чудо? Или, по определению прессы того времени, остров остался бы местом деградации и убожества? Но, с другой стороны, если бы не абсолютная власть Хафеза Асада, а затем его сына Башара, скатилась бы Сирия к тому хаосу, в котором находится сейчас? Если бы Аугусто Пиночет не сверг Сальвадора Альенде и не запретил коммунистов, превратилась бы Чили в самую благополучную страну Латинской Америки или недалеко ушла бы от Венесуэлы, где в результате полувековой демократии к власти через конкурентные выборы пришел Уго Чавес? Асады, Мугабы, Ататюрки, Пиночеты, Франко – все они, согласно строгой классификации политологов, диктаторы, и отличает их не степень жестокости, не управленческий талант или отсутствие оного – это все следствие, а не причина.
Отличает всех этих замечательных, каждого по своему, людей характер и смысл власти. Ответ на главный вопрос: "А ради чего они вообще были"?Самые яростные критики архитектора сингапурского чуда, а таковых тоже немало, не могут не признать, что какими бы жесткими ни казались его средства, цель была благородной – не семья, не друзья, не красивая жизнь с блэкджеком и шлюхами, а тот Сингапур, которым теперь восхищается весь мир. И если, отходя от дел, он и передал власть преемнику, то самому достойному, а не сорокалетнему сыну – отличнику Кембриджа и Гарварда, который будет избран премьер-министром только спустя четырнадцать лет, в 2004 году.
Успех страны – важный показатель «работы» диктатора, достойный уход и передача власти – доказательство того, что двигало им чувство долга.Когда Ататюрку в зените славы и могущества один из приближенных предложил переписать Конституцию, навсегда закрепив власть за единственной партией, отец турков застыл от гнева, прищурил глаза и, как пишут биографы, грозно спросил, какую же партию он имеет в виду. Сановник, как и полагается заурядному человеку, имел в виду их с Ататюрком Республиканскую народную партию, но Ататюрк-то держал в уме и в сердце республику и народ. Он боролся за власть не на жизнь, а на смерть, но если бы кто другой предложил ему оставить страну, как заработанный кровью и потом трофей, уже и не партии даже, а одной из своих высокообразованных дочерей, то он бедолагу, наверное, расстрелял бы, и правильно сделал. Франсиско Франко умер диктатором, так и не выпустив из железных объятий Испанию, но перед уходом подготовил страну к демократии и воспитал для нее интеллигентного короля. Пиночет объявил открытые демократические выборы в 1990 году, когда понял, что безумные идеи коммунизма больше не угрожают затуманить мозги его сограждан. А Башар Асад, получивший по наследству, как банковский чек или фамильный особняк, прекрасную, древнюю страну, распоряжается ею, как и полагается испорченному вседозволенностью наследнику: кто-то спускает в карты семейные достояния, а он проигрывает Сирию.
Не все диктаторы одинаковы.Иных можно ненавидеть за ошибки, жертвы и страдания людей, но невозможно сомневаться в том, ради чего они шли на все это и вообще жили. А вот с некоторыми не поймешь, что это было, а главное – зачем? Так что, не ругайте, прощаясь с диктаторами, по крайней мере, до того, как все станет понятно. Ровно два года назад Нурсултан Назарбаев в интервью журналистам сказал, фактически оправдывая собственный авторитаризм:
«Жесткая президентская вертикаль обеспечила сегодняшние достижения. И тогда я, распустив парламент, издал 147 указов, имеющих силу закона. И там решили вопрос о недрах, вопросы малого и среднего бизнеса, приватизации, инвестиций и так далее. То, что нужно рыночной экономике. И мы двинулись вперед по всем вопросам, которые надо было решать: и в аграрном комплексе, и в промышленности, и в социальной области; нужно было продвигаться вперед. Поэтому это было необходимо. Но все пришлось взвалить на себя. Я думаю, я ни автократом, ни диктатором не стал на ваших глазах, но серьезность, жесткость была, чтобы все принятые программы исполнялись, обеспечивались финансами, каждый отвечал за свою работу, а я контролировал успех, конечный результат».Первый президент умолчал, что было потом – сворачивание рыночных реформ, разрастание государства, увлечение мегапроектами и так далее, но шанс на место в большом пантеоне, а не том, что возле астаны рядом с депутатами, целовавшими ему руки, все еще есть. Его судьба зависит от того, кому Елбасы в итоге вручит ключи от дома, «в 21 раз увеличившего свою экономику». Семья или народ, долг или личное? Вопрос, мучивший титанов просвещения, остается открытым.
Точка зрения автора может не совпадать с мнением редакции Esquire
