Актер, режиссер, 62 года, Лос-Анджелес
Я самый отсталый человек XXI века. Я до сих пор печатаю на компьютере при помощи одного пальца и все время забываю, как ставить заглавные буквы.
Известность всегда была где-то рядом со мной. Когда мне было совсем мало лет, отец спросил меня, кем бы я хотел стать. И я сказал: "Знаменитостью». Так и сказал: знаменитостью. Потому что думал, что это такая работа.
В детстве я был алтарником и пел в церковном хоре. Даже немного знал латынь. Но у меня всегда были какие-то проблемы с религией. В детстве мы постоянно задаем всякие идиотские и неуместные вопросы. Мои, видимо, были более неуместными, чем у всех остальных. Помню, как я спросил кого-то из настоятелей: «Скажите, а ведь выходит, что без Иуды вся эта штука просто не сработала бы? Так что, может, Иуда вовсе не был мерзавцем, а просто исполнял то, что ему было предписано ролью?» Никакого вразумительного ответа я тогда не получил, но неприятности у меня возникли крупные.
До того как попасть в кино, я был страховым агентом – чрезвычайно хреновым – и отменным сборщиком табака. В сборе табака самое главное – быть быстрым. А я был быстрым.
Удивительным образом в интернете никак не обозначен первый фильм в моей карьере. Мой истинный дебют состоялся в фильме про скачки, который назывался "И тут они сорвались». Если честно, в тот момент я и не думал становиться актером. В тот момент я зарабатывал на жизнь табаком и вился возле Мигель Феррер – своей кузины, а она как раз снималась в этом кино. Помнится, мне предложили тогда пятьдесят долларов в день. Моя кузина сказала: «Джордж, бросай свой гребаный табак, переезжай в Лос-Анджелес, становись актером». А я сказал: «Да ну на фиг». И поехал собирать табак.
Я никогда не курил. Восемь или девять моих теть и дядь умерли от курения, так что каждые год-полтора передо мной возникает грустное напоминание о том, что курение убивает.
Лучший совет, который я услышал в жизни, мне дала моя тетка – великая певица Розмари Клуни. Он заключался в следующем: бойся проснуться в семьдесят лет в страхе от того, что ты не сделал ничего, что так хотел в двадцать.
Совсем недавно, когда с одним своим старым другом я был в баре, меня вдруг осенило. «Знаешь, – сказал я. – А ведь мы сейчас с тобой те самые сорокалетние чуваки, про которых двадцать лет назад, приходя в бар, мы говорили: какая же тоска на них смотреть!»
Провал – это не тот случай, когда человек терпит неудачу. Провал – это когда человек не совершает попытки.
После того как тебе исполняется сорок, ты смотришь на себя и постепенно начинаешь думать о том, что пора бы уже в лодке засмолить пару дыр и пробоин.
Будучи молодыми, мы всегда верим людям, которые говорят, что мы талантливы. Но мне кажется, это опасно, как кокаин. Спасение лишь в методичном игнорировании всех тех, кто пытается убедить тебя, что ты гений.
Я старше Брэда Питта всего на два года, хотя выгляжу так, как будто разница намного больше. Когда-то меня это здорово расстраивало. Теперь мне плевать. Мне не нужно стремиться попасть в эту категорию. Том Круз и Брэд Питт давно опередили меня в ней. Ну и что?
Меня часто спрашивают о моей дружбе с Брэдом Питтом. Что ж, мы оба знамениты, нас обоих провозглашали самыми сексуальными мужчинами на планете. Добавить к этому я могу лишь то, что если бы он был женщиной, и я был бы женщиной, он бы был лесбиянкой, и я бы был лесбиянкой, то мое сердце полностью принадлежало бы ему. Или я должен говорить "ей»?
Как-то раз я смотрел шоу Ларри Кинга. В гостях у него был Дональд Трамп. Посреди разговора Трамп вдруг ляпнул: «Хм, знаете, Клуни ведь весьма невысокий чувак. Такой, знаете, малыш. Нет-нет, я не хочу его никак обидеть, но он действительно небольшой». Что я могу сказать? Я встречал Дональда Трампа лишь однажды – причем в тот момент я сидел за столом. Дональд подошел ко мне, мы пожали друг другу руки, он отвалил. Но даже сидя за столом, я был выше его на гребаную голову.
Гамбургер без мяса не приготовишь.
Никогда бы не стал снимать фильм о нефтяных корпорациях, коррупции и о чуваках, раскатывающих на хаммерах и фордах бронко (огромный джип, потребляющий более 20 литров бензина на 100 км – Esquire). Для меня это весьма скользкая дорожка. Я довольно регулярно оказываюсь в частных самолетах, а этот вид транспорта вряд ли можно назвать самым экономичным и антикоррупционным.
Если присмотреться, то можно заметить, что в центре ненависти, жестокости, насилия и безумия всегда так или иначе проглянет нефть.
Выпуски теленовостей способны создать иллюзию, что в своих чувствах вся страна едина, хотя это не будет правдой даже наполовину.
Америке уже никогда не суждено никого победить.
Мне кажется, самое патриотичное действие, которое может совершить человек, – это постоянно задавать вопросы своему правительству. Это наш долг – всегда беспокоить власть своими вопросами.
Находятся люди, которые утверждают, что в "Сириане» мы заявляем, что террористы – нормальные ребята. Это, конечно, чушь. Мы лишь пытались сказать, что очень мало людей на свете просыпаются с мыслью о том, что нужно срочно делать что-нибудь жестокое или злое. Террористы не просыпаются с такими мыслями. Они верят, что совершают правое дело, и что за это на небесах их будут поджидать семьдесят девственниц. Вот об этом мы и хотели снять фильм. Мне, кстати, не слишком близка идея семидесяти девственниц. Мне бы хотелось восемь опытных проституток.
Не так давно в одной газете я прочитал о том, что некая девушка засвидетельствовала изданию, что, будучи восемнадцатилетней девственницей, она имела непроникающий сексуальный контакт со мной. И, якобы, испытала тогда невероятный оргазм. Не стану отрицать этого. Просто потому, что не могу вспомнить даже всех эпизодов с проникающим сексом. Так что куда уж там непроникающему.
Я не люблю говорить о личной жизни. Когда мы говорим о ней, она перестает быть личной.
Похоже, братья Коэны при любой возможности отчаянно стараются разрушить сложившийся вокруг меня образ секс-символа.
Я не верю в счастливый конец. В конце мы все умрем – молодыми или, напротив, доживем до таких лет, что будем вынуждены наблюдать за тем, как постепенно умирают наши друзья, а потом все равно отправимся вслед за ними. Так что я верю лишь в счастливое продвижение по жизни. Ведь никто не может запретить нам быть счастливыми до самого конца.
Я боюсь смерти, потому что смерть – это единственное путешествие, которое мы можем предпринять лишь в одиночку.
Собирать табак – скучное дело и, я надеюсь, мне никогда не придется к этому возвращаться.
Записал Арнольд Джейкобс
Я самый отсталый человек XXI века. Я до сих пор печатаю на компьютере при помощи одного пальца и все время забываю, как ставить заглавные буквы.
Известность всегда была где-то рядом со мной. Когда мне было совсем мало лет, отец спросил меня, кем бы я хотел стать. И я сказал: "Знаменитостью». Так и сказал: знаменитостью. Потому что думал, что это такая работа.
В детстве я был алтарником и пел в церковном хоре. Даже немного знал латынь. Но у меня всегда были какие-то проблемы с религией. В детстве мы постоянно задаем всякие идиотские и неуместные вопросы. Мои, видимо, были более неуместными, чем у всех остальных. Помню, как я спросил кого-то из настоятелей: «Скажите, а ведь выходит, что без Иуды вся эта штука просто не сработала бы? Так что, может, Иуда вовсе не был мерзавцем, а просто исполнял то, что ему было предписано ролью?» Никакого вразумительного ответа я тогда не получил, но неприятности у меня возникли крупные.
До того как попасть в кино, я был страховым агентом – чрезвычайно хреновым – и отменным сборщиком табака. В сборе табака самое главное – быть быстрым. А я был быстрым.
Удивительным образом в интернете никак не обозначен первый фильм в моей карьере. Мой истинный дебют состоялся в фильме про скачки, который назывался "И тут они сорвались». Если честно, в тот момент я и не думал становиться актером. В тот момент я зарабатывал на жизнь табаком и вился возле Мигель Феррер – своей кузины, а она как раз снималась в этом кино. Помнится, мне предложили тогда пятьдесят долларов в день. Моя кузина сказала: «Джордж, бросай свой гребаный табак, переезжай в Лос-Анджелес, становись актером». А я сказал: «Да ну на фиг». И поехал собирать табак.
Я никогда не курил. Восемь или девять моих теть и дядь умерли от курения, так что каждые год-полтора передо мной возникает грустное напоминание о том, что курение убивает.
Лучший совет, который я услышал в жизни, мне дала моя тетка – великая певица Розмари Клуни. Он заключался в следующем: бойся проснуться в семьдесят лет в страхе от того, что ты не сделал ничего, что так хотел в двадцать.
Совсем недавно, когда с одним своим старым другом я был в баре, меня вдруг осенило. «Знаешь, – сказал я. – А ведь мы сейчас с тобой те самые сорокалетние чуваки, про которых двадцать лет назад, приходя в бар, мы говорили: какая же тоска на них смотреть!»
Провал – это не тот случай, когда человек терпит неудачу. Провал – это когда человек не совершает попытки.
После того как тебе исполняется сорок, ты смотришь на себя и постепенно начинаешь думать о том, что пора бы уже в лодке засмолить пару дыр и пробоин.
Будучи молодыми, мы всегда верим людям, которые говорят, что мы талантливы. Но мне кажется, это опасно, как кокаин. Спасение лишь в методичном игнорировании всех тех, кто пытается убедить тебя, что ты гений.
Я старше Брэда Питта всего на два года, хотя выгляжу так, как будто разница намного больше. Когда-то меня это здорово расстраивало. Теперь мне плевать. Мне не нужно стремиться попасть в эту категорию. Том Круз и Брэд Питт давно опередили меня в ней. Ну и что?
Меня часто спрашивают о моей дружбе с Брэдом Питтом. Что ж, мы оба знамениты, нас обоих провозглашали самыми сексуальными мужчинами на планете. Добавить к этому я могу лишь то, что если бы он был женщиной, и я был бы женщиной, он бы был лесбиянкой, и я бы был лесбиянкой, то мое сердце полностью принадлежало бы ему. Или я должен говорить "ей»?
Как-то раз я смотрел шоу Ларри Кинга. В гостях у него был Дональд Трамп. Посреди разговора Трамп вдруг ляпнул: «Хм, знаете, Клуни ведь весьма невысокий чувак. Такой, знаете, малыш. Нет-нет, я не хочу его никак обидеть, но он действительно небольшой». Что я могу сказать? Я встречал Дональда Трампа лишь однажды – причем в тот момент я сидел за столом. Дональд подошел ко мне, мы пожали друг другу руки, он отвалил. Но даже сидя за столом, я был выше его на гребаную голову.
Гамбургер без мяса не приготовишь.
Никогда бы не стал снимать фильм о нефтяных корпорациях, коррупции и о чуваках, раскатывающих на хаммерах и фордах бронко (огромный джип, потребляющий более 20 литров бензина на 100 км – Esquire). Для меня это весьма скользкая дорожка. Я довольно регулярно оказываюсь в частных самолетах, а этот вид транспорта вряд ли можно назвать самым экономичным и антикоррупционным.
Если присмотреться, то можно заметить, что в центре ненависти, жестокости, насилия и безумия всегда так или иначе проглянет нефть.
Выпуски теленовостей способны создать иллюзию, что в своих чувствах вся страна едина, хотя это не будет правдой даже наполовину.
Америке уже никогда не суждено никого победить.
Мне кажется, самое патриотичное действие, которое может совершить человек, – это постоянно задавать вопросы своему правительству. Это наш долг – всегда беспокоить власть своими вопросами.
Находятся люди, которые утверждают, что в "Сириане» мы заявляем, что террористы – нормальные ребята. Это, конечно, чушь. Мы лишь пытались сказать, что очень мало людей на свете просыпаются с мыслью о том, что нужно срочно делать что-нибудь жестокое или злое. Террористы не просыпаются с такими мыслями. Они верят, что совершают правое дело, и что за это на небесах их будут поджидать семьдесят девственниц. Вот об этом мы и хотели снять фильм. Мне, кстати, не слишком близка идея семидесяти девственниц. Мне бы хотелось восемь опытных проституток.
Не так давно в одной газете я прочитал о том, что некая девушка засвидетельствовала изданию, что, будучи восемнадцатилетней девственницей, она имела непроникающий сексуальный контакт со мной. И, якобы, испытала тогда невероятный оргазм. Не стану отрицать этого. Просто потому, что не могу вспомнить даже всех эпизодов с проникающим сексом. Так что куда уж там непроникающему.
Я не люблю говорить о личной жизни. Когда мы говорим о ней, она перестает быть личной.
Похоже, братья Коэны при любой возможности отчаянно стараются разрушить сложившийся вокруг меня образ секс-символа.
Я не верю в счастливый конец. В конце мы все умрем – молодыми или, напротив, доживем до таких лет, что будем вынуждены наблюдать за тем, как постепенно умирают наши друзья, а потом все равно отправимся вслед за ними. Так что я верю лишь в счастливое продвижение по жизни. Ведь никто не может запретить нам быть счастливыми до самого конца.
Я боюсь смерти, потому что смерть – это единственное путешествие, которое мы можем предпринять лишь в одиночку.
Собирать табак – скучное дело и, я надеюсь, мне никогда не придется к этому возвращаться.
Записал Арнольд Джейкобс
