В конце июня в Алматы приехала Гузель Яхина, автор стремительно прославившегося и через год после дебюта жившего уже на верху мировых литературных премий романа «Зулейха открывает глаза».
Приехала, чтобы представить свой новый роман о судьбе поволжских немцев «Дети мои», который с повышенным интересом ожидали и читатели, и критики. Esquire побеседовал с писательницей о новом, не забытом старом и о вечном.
Лиля Калаус: Гузель, говорят, существует своеобразная фобия – страх второго романа. С вами это случилось?
Гузель Яхина: Страх действительно был, и достаточно серьезный. Примерно год я с ним справлялась. И большую часть этого года у меня не получалось выйти из сферы притяжения первого романа, чтобы войти во второй. Я написала несколько кинематографических «входов» в новую историю - хотела вырастить второй роман из сценария, как это было с первым. Было создано шесть разных синопсисов, пять первых ушли в корзину. То есть это были попытки, попытки, попытки. Такие танцы вокруг. Сам роман никак не начинался. Мне казалось, что я хожу в каком-то загоне, который создала в голове, и не могу из него выйти. Потом я просто разрешила себе сделать то, что хочется. Плюнула и решила – раз не вытанцовывается роман, может, написать о чем-то, что не имеет прямого отношения к теме? Подумала - и написала про Сталина. Главы про него были созданы еще до основной линии, всего их в романе четыре, одна из них про бильярд.
ЛК: В одном из интервью вы рассказывали, что вам потребовалось около двух недель, чтобы изучить все тонкости игры на бильярде для того, чтобы ее написать...
ГЯ: В принципе, я так и пишу – перед тем как что-то сделать, изучаю большое количество материала. Мне хочется, чтобы у читателя было ощущение легкости от текста, для этого приходится прокопать в десять, в сто раз больше, чем читатель в итоге увидит.
ЛК: А насколько необходима была эта бильярдная партия? Наверное, можно было бы обойтись каким-то более простым приемом? Скажем, разговором у окна. Вы нарочно ставите себе технически сложные задачи?
ГЯ: Если речь идет об отдельных сценах и если решение, которое кажется верным, находится, то совершенно не жалко времени, чтобы покопаться, найти в десять раз больше информации, чем нужно, и сделать пускай короткий кусок, но именно такой, какой был задуман. Если говорить о романе…
Один умный человек однажды сказал мне, что каждый роман – это прыжок выше головы, и я очень признательна этому человеку, передаю ему сейчас привет.
В романе «Дети мои» я как раз хотела прыгнуть выше головы. Такая у меня была задача. Еще и потому, что у первого романа был успех достаточно ощутимый. С одной стороны, это вдохновляет, с другой – это серьезный груз на плечах.
ЛК: Вернемся к «сталинским» главам…
ГЯ: Каждая глава – это метафора. Отношения сначала Сталина с Лениным и с будущей Немецкой Республикой, затем Сталина с немцами Поволжья. Затем Сталина с фашистской Германией и, в конце концов, отношения Сталина, в принципе, с разными народами и национальностями, населяющими страну. Все цифры – правда. Все документально подтверждено, но сами по себе главы метафоричны. Они-то как раз и подарили мне метафорический, сказочный ключ ко всему роману. Особенно глава, где Сталин железным великаном шагает по стране и под ногами у него гибнут тракторы, лошади, люди, деревни, народы. Она, наверное, была главным стилистическим решением: оказалось, сказочная образность здорово подходит и главному герою, который любит «высокий немецкий», любит немецкую мифологию, немецкую поэзию. Именно сталинские главы помогли мне найти этот сказочный ключ, а вовсе не богатое воображение героя или его принадлежность к германской культуре. И после этого я достаточно быстро составила шестой синопсис – взрослый взгляд на происходящее – и из него уже расписала роман.
ЛК: А громкий успех своего первого романа вы ожидали?
ГЯ: Конечно нет! Как такое можно ожидать? Моя главная задача была дописать до точки или до многоточия, что и получилось в итоге. И опубликовать в издательстве – не за свои деньги.
ЛК: Я читала, вы обращались в восемнадцать издательств…
ГЯ: В тринадцать.
ЛК: Там, вообще, читали ваш текст?
ГЯ: Не знаю. Поток самотека, который входит в издательства, достаточно большой. Я не могу сказать – читали или нет. Просто ответ пришел всего один, и он был отрицательный – от издательства «Время», от остальных реакции не было. И для меня действительно стало чудом, что роман в итоге опубликовали в редакции Елены Шубиной.
ЛК: У вас к этому издательству особое отношение?
ГЯ: Не только у меня. Для многих это лучшее издательство, это мечта – публиковаться там.
ЛК: Будем надеяться, что многим авторам повезет так же. Но везение – одна сторона медали, а вторая ее сторона – то, что ты можешь предъявить, чтобы оправдать этот счастливый билет. Гузель, кому или чему мы обязаны замыслом вашего первого романа?
ГЯ: В основе романа «Зулейха открывает глаза» судьба моей бабушки, которая провела 16 лет жизни в кулацкой ссылке, кроме того, конечно, мемуары и воспоминания других людей, прошедших через ГУЛАГ и трудовые лагеря.
ЛК: А как вы добывали источники? Насколько сложно сегодня работать с историческими документами?
ГЯ: Знаете, сегодня интернет настолько облегчает работу автора… Нужно просто четко понимать, чего ты хочешь. Когда я писала первый роман, то проштудировала сайт общества «Мемориал», там огромный массив воспоминаний репрессированных. Когда работала над романом «Дети мои», пришла на портал немцев Поволжья, там провела много времени. Заказывала по интернету диссертации, авторефераты, посвященные теме. И это тоже, по-моему, чудо, что сейчас не нужно ехать куда-то в подмосковный архив и заказывать научные работы там и ждать несколько часов, а перед этим еще и отыскивать информацию в длинных бумажных каталогах...
ЛК: Скажите, вы всегда хотели стать писателем или в детстве у вас были совсем другие мечты?
ГЯ: У меня была юношеская мечта, очень конкретная и долгая – стать сценаристом-режиссером.
ЛК: Почему же вы стали преподавателем немецкого?
ГЯ: В ранние 90-е годы, мне, шестнадцатилетней, показалось очень рискованным ехать поступать во ВГИК. Я не решилась оторваться от семьи, уехать из родной Казани в Москву. Но в итоге много лет спустя все-таки окончила Московскую школу кино, это была такая жирная галочка в личном списке – мечта получить образование в этой сфере осуществилась. Дело в том, что тексты я писала всегда, но в какой-то момент поняла, что не справляюсь с потоком очень разных идей и очень разных героев, ситуаций, не умею сплести из этого внятный сюжет – и пошла учиться этому на сценарный факультет Московской школы кино.
ЛК: А как вы представляетесь сегодня?
ГЯ: Если спрашивают: «Вы писатель?», то обычно отвечаю: «Я начинающий автор». Отвечаю искренне. Потом журналисты шутят: она, дескать, кокетничает! Ну что вам сказать? Я пишу не так много. Написала два романа всего.
Всего четыре года я действительно прихожу, сажусь за стол, пишу, и это считается моей главной работой, и мне никто не говорит: «Ты занимаешься ерундой».
Ну да, я считаю себя начинающим автором, и это не поза.
ЛК: Роман «Зулейха открывает глаза», какова его главная тема?
ГЯ: Это роман о внутреннем освобождении женщины. Это роман о Женщине с большой буквы – без привязки к национальности, к конкретному времени и географии. Личная история женщины, побеждающей языческое сознание и перемещающейся из архаичного прошлого в настоящее, – вот что в нем самое важное.
ЛК: Вы дали ей освободиться? Вот вы сказали: «Написать до точки или до многоточия». У меня такое ощущение, что Зулейха где-то остановилась, точнее, взгляд писателя остановился. А сама героиня продолжает движение.
ГЯ: Да.
ЛК: По сути, она оказалась верна традиционным ценностям, то есть в ее жизни все равно все определял мужчина. Это был ее муж, потом были другие люди – начальник лагеря, сын.
ГЯ: Но в конце концов она сама приняла главное в своей жизни решение. Сначала она сделала выбор в пользу материнской любви, положив на чашу этой любви огромную жертву. Но позже ей удалось весь этот груз снять с этой чаши – и отпустить сына, преодолев себя. Мне кажется, это самый главный ее шаг. Для меня это та самая точка в развитии Зулейхи как личности – освободить другого человека. Через это она сама когда-нибудь освободится.
ЛК: Вы будете писать продолжение?
ГЯ: Нет. Это законченная история. Писать продолжение первого романа – это себя не уважать.
ЛК: Почему?
ГЯ: Ну, это будет эксплуатация успеха.
ЛК: Скажите, как дома относятся к вашей профессии? Поддерживают? Читают?
ГЯ: Знаете, для меня лучшая поддержка, что домашние относятся к этому очень ровно. Дома я не писатель, дома я просто женщина, мама. Это позволяет быть спокойнее, позволяет лучше развести внутреннюю и внешнюю части жизни.
ЛК: Вы четко их разграничиваете?
ГЯ: Да, четко. Стараюсь эту оборону держать. Получается, правда, не всегда. У творческих людей бывает так, что они дома занимаются всем – личной жизнью, семейной жизнью, друзьями, профессией... В итоге работа захлестывает и подчиняет все сферы: если ты не умеешь выйти из этого процесса, то он может просто тебя съесть.
ЛК: Скажите, писательская профессия может прокормить?
ГЯ: В нашей стране она мало кого кормит. Я не готова ответить вам на этот вопрос вот так, в общем, не люблю общие ответы.
ЛК: Хорошо, по-другому сформулирую: вы сейчас еще чем-то занимаетесь кроме писательства?
ГЯ: Нет. У моего первого романа счастливая судьба. Его успех позволил мне написать второй роман – не в спешке, а концентрируясь на истории. Получится ли так с третьим или четвертым романом, я не знаю.
ЛК: Роман «Зулейха открывает глаза» вышел на русском языке и был переведен на тридцать языков…
ГЯ: Могу сказать точнее: официально заключены договоры о переводе на тридцать один язык. Двадцать переводов уже вышло, и одиннадцать готовится к выходу.
ЛК: Что для вас значил перевод на татарский? Если я правильно понимаю, вы им на литературном уровне не владеете?
ГЯ: Нет, к сожалению. Не владела никогда и не владею.
ЛК: Вы говорите по-татарски?
ГЯ: В детстве говорила очень хорошо, сейчас хуже. Для меня важно, что перевод на татарский есть. Каждый перевод – это праздник для меня. Я сейчас не преувеличиваю, ведь всю жизнь работаю с иностранными языками. Сама подрабатывала когда-то переводами, стояла на границе между культурами. Перевод на родной язык вышел в самом уважаемом татарском издательстве «Таткнигоиздат», это издательство с более чем столетней историей. Его логотип со мной с детства – был на всех любимых книжках.
ЛК: Можно ли отнести ваш роман к современной татарской литературе? Хотели бы вы так его определить?
ГЯ: Вы знаете, мне хотелось, чтобы роман начинался как роман с очень богатым татарским колоритом, с этнографическими подробностями, а потом перерастал во вторую часть, где колорит полностью уходит и речь идет уже о ценностях общечеловеческих, а не национальных. Поэтому я бы отнесла первую часть романа к татарской литературе, а вот вторую – нет.
ЛК: Многие критики весьма негативно приняли «Зулейху», особенно в Татарстане. Некоторые люди сочли роман «предательским и бездуховным». Как вы относитесь к таким упрекам?
ГЯ: Критика романа в Татарстане касалась скорее не литературных аспектов, а националистических и религиозных. Некоторым читателям история Зулейхи показалась очернением татарской женщины, очернением татарской матери и бомбой, заложенной под национальное самосознание. Было очень много ярких негативных эпитетов. Но я привыкла относиться к ним спокойно. Потому что, во-первых, эта дискуссия подстегивает интерес к книге. А во-вторых, для меня гораздо важнее факты. Факты заключаются в следующем: самый первый перевод книги был именно на татарский, и он вышел в главном издательстве республики. Сериал «Зулейха открывает глаза» снимается в Татарстане при очень серьезной поддержке администрации, благодаря этой поддержке все происходит стремительно. Вот это факты. А что касается дискуссии, то я рада, что есть критика – она привлекла внимание к роману. Кроме этого были также и весьма необычные высказывания. К примеру, что такой роман просто не могла написать женщина. Или что он написан не одним, а четырьмя авторами. Здорово же!
ЛК: Расскажите подробнее об экранизации романа?
ГЯ: Это будет художественный продукт из восьми серий. Я видела в интернете фотографии отстроенных декораций – клуба, комендатуры, столовой: поселок Семрук уже вырос на берегу Камы, в том месте, где Кама впадает в Волгу и образуется Камское море, очень красивый речной разлив.
ЛК: Правда ли, что в главной роли снимается Чулпан Хаматова?
ГЯ: Да, это правда.
ЛК: Скажите, как вы к этому относитесь? Когда знаменитость играет главную роль, тем самым она вызывает интерес, «раскачивает» сериал. Но есть и другой ход: поиски нового лица. Какой ход вам интереснее?
ГЯ: Дело не в том, какой ход интереснее, а в том, как все сложилось в итоге. Начиналась история Зулейхи со сценария – именно из готового сценария я развернула романный текст. Когда я писала этот сценарий как учебную работу в Школе кино, мы обсуждали его с одногруппниками. Обсуждение коснулось и дримкаста (это профессиональный сленг: сценарист часто мысленно подбирает тех актеров, которые, по его мнению, подошли бы для исполнения главных ролей, с тем чтобы легче было эту историю писать, а затем предлагать продюсеру). Такой дримкаст был мною создан: на роль Зулейхи предлагалась Чулпан Хаматова, а на роль ее любимого мужчины, коменданта Игнатова – Анатолий Белый, наверняка вы его тоже знаете, прекрасный актер из МХТ им. Чехова. И все одногруппники сразу же согласились: да, только Чулпан, другая кандидатура даже не пришла в голову. И все время, пока я писала сценарий, а затем и роман, образ Чулпан был со мной… Позже выяснилось, что она прочла роман и захотела сыграть Зулейху. Мы об этом вместе рассказали в эфире на радио весной 2016 года. Прошло два года - и это свершилось.
ЛК: Сейчас книги уступают видеоряду, интернету. На ваш взгляд, нужно ли спасать литературу?
ГЯ: Я теряюсь, когда мне задают такие глобальные вопросы.
Если серьезно, мне кажется, что роман не денется никуда, просто потому что людям всегда будут нужны длинные истории, с которыми они проживают отрезок жизни.
Сейчас, конечно, наступают сериалы, они вытесняют романы, их теперь можно носить с собой в кармане и смотреть на планшете или мобильнике - с любого места, где угодно. Но когда человек смотрит фильм, он пользуется чужим воображением - режиссера, продюсера, художника-постановщика. А те, кто не захочет лениться, кто пожелает включать собственное воображение, будут читать книги.
ЛК: Электронная книга или бумажная? Ваши предпочтения.
ГЯ: Я отношусь к электронной книге с большим уважением. Считаю, что это очень честный способ взаимодействия автора и читателя.
Потому что электронная книга – это исключительно текст и читатель; а между ними - ничего. Никаких ароматно пахнущих листов бумаги, никаких картинок, никаких тактильных ощущений, замечательного шрифта или грамотной верстки, которые тебя подталкивают читать дальше. Есть только текст, голый текст.
Рефераты, научные статьи, сценарии – структурированные тексты в электронном виде читаются даже легче. А вот художественную литературу читаю охотнее в бумажном варианте. Это более чувственный процесс, здесь хочется, чтобы тебе помогли. При отсутствии бумажной книги совершенно спокойно отнесусь к электронному варианту - не испытываю при этом никаких неудобств.
ЛК: Ваш новый роман «Дети мои» о немцах Поволжья, время действия – 20-е, конец 30-х годов. Этот роман очень актуален в Казахстане. Чем эта тема привлекла вас?
ГЯ: Мне всегда были интересны немцы. И российские немцы. Когда-то в Казани жила большая немецкая община, был огромный парк, который до революции назывался «Русско-немецкая Швейцария». Тема для меня важна, потому что я профессионально изучала немецкий язык, всю жизнь работала с немцами. Кстати, и в первом романе помимо татарской женщины и русского мужчины у меня есть и немецкий герой - казанский немец Вольф Карлович Лейбе. К тому же «Волга» для меня очень важное слово, это главная в моей жизни река. Рассказать о Волге, увиденной глазами немцев, было вдвойне интересно. Почему я так акцентирую эту тему? Изучая материалы, читая тексты немцев Поволжья, я увидела в них огромную любовь к двум сущностям – любовь к реке, которая их кормила, и любовь к степи. И степь, и Волга для них были одинаково важны. Волга позволила мне почувствовать этот народ гораздо лучше.
Я верю, что второй роман получился серьезнее, чем первый. Он совсем другой. Мне хотелось сделать его многоуровневым, чтобы разные пласты читались и было интересно в них копаться.
ЛК: Ваши тексты фигурировали в «Тотальном диктанте» 2018 года. Вы специально для данной акции их написали или это фрагменты из вашего второго романа?
ГЯ: Мне предложили стать автором «Диктанта» в мае 2017 года. Самая горячая пора, я как раз писала роман «Дети мои». Я не могла выйти из этого процесса и предложила написать тексты для диктанта, которые потом станут частью романа. Организаторы согласились. И действительно, тексты, которые были прочитаны 14 апреля, легко находятся в первой же главе книги. Другое дело, что в диктанте это были специальные версии, сокращенные, с некоторыми добавленными словами, с пунктуацией, приведенной к эталонной, а в книге это авторская версия, со всеми избыточными авторскими тире, распространенными метафорами и прочим.
ЛК: Текст для «Тотального диктанта» – это такая головоломка, которая включает в себя всевозможные правила, примеры сложностей русского языка?
ГЯ: Нет, он не создается по каким-то правилам, это художественный текст. Организаторам акции очень важно, чтобы это был не сконструированный специально текст. Очень важная для них задача поддержать интерес к современной российской литературе. Так, «живой» текст, чуть-чуть подшлифовав, подсократив, добавив туда каких-то слов, получилось превратить в три - для трех разных часовых зон, по двести восемь слов каждый.
ЛК: Какой из ваших романов вам нравится больше?
ГЯ: Они очень по-разному задумывались и очень по-разному рождались. Первый роман родился легко, на одном дыхании, второй – сложно. Не хочу их сравнивать, это нечестно по отношению к ним.
ЛК: Что этот промежуток времени значит для вас? Когда автор пишет большие тексты, он отвечает на вопросы, которые интересуют в действительности даже не его героя, редакторов или читателей, а именно его самого. Какие вопросы вас мучают так, что вы все время возвращаетесь к одному и тому же историческому периоду?
ГЯ: Ранние советские годы – это мой магнит. У меня есть и неопубликованные вещи – также про первые годы советской власти. К примеру, сериальный пакет «Однажды в Туркестане» – история 1919 года о пропаже золотого запаса Туркестана. Это время, которое я чувствую. Если сделать шаг немного назад, в дореволюционную Россию, я навряд ли могла бы написать что-то стоящее.
Главу из романа Гузель Яхиной «Дети мои» можно прочесть в нашей рубрике «Чтение».
Записала Лиля Калаус
Фотограф Илья Ким
