Досым Сатпаев рассуждает о том, как соседство с неспокойным регионом может отразиться на судьбе нашей республики.
Очередное обострение отношений между Ираном и США не является чем-то экстраординарным. С момента проведения исламской революции 1979 года в Иране это государство сразу вошло в список идеологических врагов Штатов, в том числе по причине четко выраженной антиизраильской позиции и жесткой конкуренции с еще одним союзником США в лице Саудовской Аравии.
Кстати, находясь в деловой поездке в Иране в 2015 году, я увидел довольно интересную политическую систему, где культ личности покойного Хомейни сочетается с иллюзией демократии, где одна из лучших в исламском мире систем образования живет по соседству с жесткой формой религиозной регламентации, которая сочетается с рационализмом и национализмом, особенно среди молодежи. И все это варится в соку параллельных структур, где над президентом, парламентом, армией и спецслужбами стоят контролеры в лице духовенства и Стражей исламской революции, которые также имеют свою армию и спецслужбу. При этом иранская армия считается одной из самых боеспособных в регионе. В то же самое время, как многие простые иранцы, так и правящая элита Ирана с 1979 года постоянно живут в ожидании военного нападения.
Очередное обострение отношений между Ираном и США не является чем-то экстраординарным. С момента проведения исламской революции 1979 года в Иране это государство сразу вошло в список идеологических врагов Штатов, в том числе по причине четко выраженной антиизраильской позиции и жесткой конкуренции с еще одним союзником США в лице Саудовской Аравии.
Кстати, находясь в деловой поездке в Иране в 2015 году, я увидел довольно интересную политическую систему, где культ личности покойного Хомейни сочетается с иллюзией демократии, где одна из лучших в исламском мире систем образования живет по соседству с жесткой формой религиозной регламентации, которая сочетается с рационализмом и национализмом, особенно среди молодежи. И все это варится в соку параллельных структур, где над президентом, парламентом, армией и спецслужбами стоят контролеры в лице духовенства и Стражей исламской революции, которые также имеют свою армию и спецслужбу. При этом иранская армия считается одной из самых боеспособных в регионе. В то же самое время, как многие простые иранцы, так и правящая элита Ирана с 1979 года постоянно живут в ожидании военного нападения.
Эти страхи еще больше усилились в связи с началом разработки иранской ядерной программы, которая в этой стране стала неким аналогом национальной идеи, а для Израиля и Запада играет роль красной тряпки для быка.В этой связи довольно интересным для меня было послушать выступление аятолла, имама Али Хаменеи, который заявил о том, что США и Великобритания остаются противником Ирана, готового обеспечивать свою независимость и свободу, даже если для этого придется находиться в изоляции. В свое время Запад и в первую очередь США просчитались, когда решили путем экономического давления заставить Иран поменять свою внутреннюю и внешнюю политику. Хотя внутри Ирана также есть свои расколы по политическим лагерям, между консерваторами и реформаторами. Здесь молодое поколение иранцев, с одной стороны, терпимо относится к западной поп-культуре и образу жизни, но, с другой стороны, именно среди иранской молодежи очень высокий уровень национализма (эксперты здесь говорят о сохранении персидского имперского синдрома). Убийство иранского генерала Касема Сулеймани в начале 2020 года, а также воинственные заявления Дональда Трампа привели к очередной мобилизации всего иранского общества, как консерваторов, так и реформаторов, перед лицом общего врага.
Кстати, смерть Касема Сулеймани, как одного из «мозговых центров» зарубежных военных операций Ирана, чем-то напоминает заказное убийство в январе 2012 года сотрудника иранского ядерного центра в Натанзе Мостафы Ахмади-Рошана.Как признают многие эксперты, одной из целей того убийства была попытка затормозить работы по иранской ядерной программе. А убийство Сулеймани имело своей целью приостановить военную и разведывательную активность Ирана на Ближнем Востоке. И в том и в другом случае за этими убийствами стояли США, которые, возможно, получили поддержку в ликвидации этих людей со стороны Израиля и Саудовской Аравии. У саудитов также был вполне очевидный резон наказать Иран после того, как в сентябре прошлого года йеменские мятежники-хуситы из движения «Ансар Аллах» совершили атаку с использованием дронов на два месторождения Saudi Aramco на востоке Саудовской Аравии. Прямой и косвенный ущерб от этой атаки как минимум оценивался в несколько сотен миллионов долларов. Многие рассматривали этот инцидент как одно из проявлений давнего геополитического конфликта между Саудовской Аравией и Ираном, который поддерживает хуситов в Йемене. Понятно, что в эскалации конфликта с Ираном был и личный интерес Дональда Трампа, который, как и многие президенты до него, решил свои внутренние проблемы внутри США компенсировать «успехами» на международном фронте, пытаясь убить трех зайцев. Во-первых, отвлечь внимание от процедуры импичмента, которую инициировали демократы. Во-вторых, начать подготовку к своей избирательной кампании на второй президентский срок. В-третьих, в очередной раз нанести удар по внешнеполитическому наследию своего предшественника Барака Обамы, который перед окончанием президентского срока именно «ядерную сделку» с Ираном в 2015 году (когда в обмен на постепенную отмену санкций Иран должен был допустить инспекторов МАГАТЭ на свои ядерные объекты) подавал как свой внешнеполитический успех.
Косвенную роль в этой «ядерной сделке» сыграл и Казахстан, который предоставил свою территорию для переговоров Ирана и шести стран (США, Франции, Великобритании, Германии, Китая и России).Более того, именно в Казахстане также заработал банк низкообогащенного урана под контролем МАГАТЭ, чье создание было инициировано еще в 2006 году при активном участии США именно для нейтрализации иранской ядерной программы. Интересно, что Казахстан и МАГАТЭ подписали соглашение о создании международного банка низкообогащенного урана именно в 2015 году, когда была заключена «ядерная сделка» с Ираном, который в идеале мог получать из Казахстана низкообогащенный уран для своих атомных станций, не пытаясь производить собственное ядерное топливо. Интересно то, что уже в 2016 году «Казатомпром» подписал контракт с Ираном на поставку 950 тонн уранового концентрата в течение трех лет. Но с учетом выхода США из «ядерной сделки» с Ираном при Дональде Трампе возникает вопрос по поводу сохранения заинтересованности Ирана сотрудничать с Казахстаном и МАГАТЭ с точки зрения использования банка низкообогащенного урана. Также возвращение США к антииранским санкциям создает определенные проблемы для планов Казахстана выйти на иранский рынок. Эти планы озвучивались уже не раз.
Особенно во время официального визита Назарбаева в Иран в 2016 году, когда было заявлено о том, что Казахстан и Иран подписали 66 двусторонних документов на общую сумму свыше $2 миллиардов долларов в металлургической, горнодобывающей, аграрной, транспортно-логистической, туристической, научно-образовательной и медицинской областях.В частности, Казахстан рассчитывал увеличить поставки в Иран пшеницы, ячменя, мяса, металлургической продукции, строительных материалов и железнодорожной техники, а также заработать на транзите китайских товаров (из города Иу до иранской пограничной станции «Сарахс») и российских грузов через железнодорожный маршрут «Казахстан-Туркменистан-Иран» (Узень-Берекет-Горган). Кроме этого, обсуждалось совместное строительство терминала в иранском морском порту Халидже – Фарс (Бандер-Аббас) и объектов инфраструктуры по принципу сухого порта в районе станции Инчебурун, находящейся на границе Туркменистана и Ирана. В свою очередь Казахстан готов был предоставить свои каспийские порты для иранского бизнеса. Кстати, две страны уже имели опыт тесного нефтяного сотрудничества в сфере проведения SWAP-операций. Более того, даже шли разговоры о создании совместного инвестиционного фонда. Но интересно, что если в 2015 году товарооборот между двумя странам составил $700 миллионов долларов, то в 2016 году объем взаимной торговли Казахстана с Ираном упал до $596 миллионов долларов, а в 2018 году снизился до $516,3 миллиона. И новое ужесточение американских санкций против Ирана вряд ли будет способствовать увеличению товарооборота. Речь идет о «вторичных санкциях», которые задевают как раз те страны, что сотрудничает с Ираном. Хотя Казахстан также рассчитывал нарастить свой экспорт в Иран после того, как была создана зона свободной торговли между Евразийским экономическим союзом и Ираном в 2019 году, в рамках которой на иранский рынок всем странам-участницам ЕАЭС можно будет ввозить по льготным тарифам разные товары. В свою очередь государства ЕАЭС также должны были снизить импортные пошлины по 502 товарам из Ирана. Теперь с учетом роста напряжения между Ираном и США, пока непонятно, как будет работать данная зона свободной торговли.
Таким образом, очередное введение американских санкций против Ирана, возможно, сократит экономическое партнерство Казахстана с этой страной. Хотя это вряд ли негативно скажется на экономике Казахстана, учитывая то, что Иран для нашей республики традиционно не относился к стратегическим экономическим партнерам.Больше рисков может быть в случае прямых военных столкновений США, Израиля и Саудовской Аравии с Ираном. Понятно, что в Вашингтоне и Тегеране такого сценария пока избегают. Но если гипотетически представить его реализацию, то данный вариант опасен и для Казахстана, учитывая то, что Иран является прикаспийским государством. А Россия в свое время уже использовала Каспийское море как плацдарм для запуска ракет в сторону Сирии. В 2015 году, корабли российской Каспийской флотилии запустили 18 крылатых ракет «Калибр-НК» по семи целям позиций террористов из ИГИЛ в Сирии. Это вызвало озабоченность у других прикаспийских стран, которые не хотели, чтобы Каспийский регион был втянут в этот и в другие вооруженные конфликты, что крайне опасно для Казахстана, у которого в этом регионе расположены крупнейшие нефтегазовые месторождения, где работают, в том числе американские добывающие компании. С другой стороны, любое обострение ситуации на Ближнем Востоке, в районе Персидского залива, часто ведет к корреляции цен на нефть в сторону их повышения, что также произошло сразу после убийства Касема Сулеймани.
А любое повышение цен на основной экспортный товар Казахстана не только положительно сказывается на курсе национальной валюты, но также увеличивает доходы государства (хотя, к сожалению, не доходы граждан страны).Понятно, что новые трения США с Ираном будут еще больше толкать вверх цены на нефть, в чем, кстати, заинтересованы многие другие нефтедобывающие государства, в том числе как союзник Ирана в лице России, так и его враг в лице Саудовской Аравии. Зато проблемы могут возникнуть у Китая, чей нефтегазовый импорт из стран Ближнего Востока зависит от Ормузского пролива, через который, кстати, на мировые рынки попадает 20% ближневосточной нефти и который Иран часто грозил перекрыть в ответ на попытки США усилить давление на эту страну. Например, в 2018 году Корпус стражей исламской революции снова заявлял о том, что готов закрыть Ормузский пролив для транспортировки нефти другим странам, если американцы будут сдерживать экспорт иранской нефти другим странам. Понятно, что для Китая это будет самым негативным сценарием, что заставит усилить нефтегазовое сотрудничество с такими странами Центральной Азии, как Казахстан, Туркменистан и Узбекистан. Тем более что еще в 2018 году, по данным Thomson Reuters, китайская компания Unipec (трейдинговое подразделение государственной корпорации Sinopec) приостановила импорт нефти из США на фоне все усиливающихся торговых разногласий Вашингтона и Пекина. Выходит, что любой серьезный конфликт Ирана и США имеет для Казахстана эффект палки с двумя концами, где один ее конец позволит республике заработать на росте нефтяных цен, а другой может ударить по национальной безопасности страны в случае, если конфликт заденет и Каспийский регион.
