Музыкант, актер, композитор, Лондон, 76 лет
Американцы мало что знают об ужасе Второй мировой войны, потому что никогда не видели того, что видела Россия с Европой. У США был боевой опыт, была нехватка продуктов, и люди возвращались домой в гробах, но, просыпаясь по утрам, простые американцы не видели из окна руин соседнего дома, разрушенного авиабомбой.
Кантри повлияло на меня больше, чем какая-либо другая музыка. Джонни Кэша я услышал даже раньше, чем первый в своей жизни блюз.
До тех пор пока мое лицо печатают на первой странице, мне плевать, что обо мне говорят на семнадцатой.
Кантри повлияло на меня больше, чем какая-либо другая музыка. Джонни Кэша я услышал даже раньше, чем первый в своей жизни блюз.
Вдохновение окружает тебя со всех сторон, и в повседневной жизни его больше всего.
Я люблю детей, потому что дети делают тебя моложе.
Мне кажется, что мое поколение отличается от сегодняшнего только одним: мы верили в то, что делали.
Нью-Йорк середины шестидесятых был прекрасен, да и Лос-Анджелес тоже вполне себе неплох. Но за пределами этих двух городов существовало чудовищное репрессивное общество с целым ворохом предрассудков. Все еще присутствовала расовая сегрегация, а люди вокруг были очень старомодны и ограниченны. За последние тридцать лет ситуация в корне изменилась. Впрочем, изменения произошли в мире практически везде.
Несколько лет назад я сидел в одном нью-йоркском ресторане, а за соседним столиком сидела семья — родители с мальчиком. Это был тихий ресторан, и никто ни на кого не обращал внимания. И тут вдруг этот мальчик спросил отца: «Так кто же был круче — «Битлз» или «Роллинг Стоунз»?" «Не знаю», — сказал отец. Он даже не сказал ему «спроси лучше его», имея ввиду меня. Понимаете? Вот в этот момент я и почувствовал себя тем, кого история давно уже перечеркнула.
Прошлое — это неплохое время. Не надо ни забывать о нем, ни жалеть. Но не стоит быть его пленником.
Люди одержимы. Они хотят видеть тебя таким, каким ты был в 1969-м. Они хотят видеть тебя таким, потому что таким ты был в их молодости, которой у них больше нет. Эгоистично, если вдуматься, но я понимаю их.
Так важно не завязнуть в прошлом. Вот почему я старательно забываю собственные песни.
Людям кажется, что они знают обо мне все. И это правда: они знают обо мне такие вещи, которые я давно уже забыл.
Мать никогда не была счастлива от того, чем я занимаюсь. Она хотела, чтобы я нашел наконец свое место в жизни и стал бы кем-то типа каменщика.
Я не рок-звезда по рождению. Просто представитель шоу-бизнеса. Рок-н-ролл я выбрал лишь потому, что на тот момент он интересовал всех. Если бы я родился в 1915 году, я был бы джазовым ударником или какой-нибудь звездой немого кино.
Музыкой я занялся только потому, что хотел заработать себе на хлеб — на тот хлеб, к которому я привык.
Я очень дурно воспитан: я пью чай в три.
Падение в бездну наркотиков, алкоголя и безумия — это нормально, но лишь до тех пор, пока ты твердо знаешь, как вернуться назад.
Всякое бывает. Ты просыпаешься рано утром, смотришь на свою старую ложку и говоришь сам себе: «Мик, кажется, самое время купить новых ложек». Что ты и делаешь.
Я не уверен, что хотел бы прослушать целый альбом, посвященный мясу.
Странно это — собирать группу для сольной записи.
Рок-н-ролл — это наркотик, так что ты должен быть осторожен с ним. Не нужно заниматься музыкой все время. То же самое бывает в молодости: тебе кажется, что если ты не потрахаешься, день будет прожит зря.
Думаю, что, как и у большинства людей, мои моральные ценности — довольно гибкая материя.
Танец — это просто неуклюжая замена секса.
Я не принимаю ни чьей стороны. Нет в мире ни одной силы, обладающей абсолютной правдой.
Я — консерватор, но с маленькой буквы «к». Поверьте, можно быть консерватором в вопросах налогообложения и либералом в вопросах морали и свободы слова.
Сложно припомнить, какими на самом деле были шестидесятые.
Воспоминания — самый тяжелый груз, который человеку приходится нести.
Оставь мечты — и тебя оставит разум.
Тот, кто коллекционирует машины, становится занудой.
Ненавижу угрюмость.
Американцы мало что знают об ужасе Второй мировой войны, потому что никогда не видели того, что видела Россия с Европой. У США был боевой опыт, была нехватка продуктов, и люди возвращались домой в гробах, но, просыпаясь по утрам, простые американцы не видели из окна руин соседнего дома, разрушенного авиабомбой.
Кантри повлияло на меня больше, чем какая-либо другая музыка. Джонни Кэша я услышал даже раньше, чем первый в своей жизни блюз.
До тех пор пока мое лицо печатают на первой странице, мне плевать, что обо мне говорят на семнадцатой.
Кантри повлияло на меня больше, чем какая-либо другая музыка. Джонни Кэша я услышал даже раньше, чем первый в своей жизни блюз.
Вдохновение окружает тебя со всех сторон, и в повседневной жизни его больше всего.
Я люблю детей, потому что дети делают тебя моложе.
Мне кажется, что мое поколение отличается от сегодняшнего только одним: мы верили в то, что делали.
Нью-Йорк середины шестидесятых был прекрасен, да и Лос-Анджелес тоже вполне себе неплох. Но за пределами этих двух городов существовало чудовищное репрессивное общество с целым ворохом предрассудков. Все еще присутствовала расовая сегрегация, а люди вокруг были очень старомодны и ограниченны. За последние тридцать лет ситуация в корне изменилась. Впрочем, изменения произошли в мире практически везде.
Несколько лет назад я сидел в одном нью-йоркском ресторане, а за соседним столиком сидела семья — родители с мальчиком. Это был тихий ресторан, и никто ни на кого не обращал внимания. И тут вдруг этот мальчик спросил отца: «Так кто же был круче — «Битлз» или «Роллинг Стоунз»?" «Не знаю», — сказал отец. Он даже не сказал ему «спроси лучше его», имея ввиду меня. Понимаете? Вот в этот момент я и почувствовал себя тем, кого история давно уже перечеркнула.
Прошлое — это неплохое время. Не надо ни забывать о нем, ни жалеть. Но не стоит быть его пленником.
Люди одержимы. Они хотят видеть тебя таким, каким ты был в 1969-м. Они хотят видеть тебя таким, потому что таким ты был в их молодости, которой у них больше нет. Эгоистично, если вдуматься, но я понимаю их.
Так важно не завязнуть в прошлом. Вот почему я старательно забываю собственные песни.
Людям кажется, что они знают обо мне все. И это правда: они знают обо мне такие вещи, которые я давно уже забыл.
Мать никогда не была счастлива от того, чем я занимаюсь. Она хотела, чтобы я нашел наконец свое место в жизни и стал бы кем-то типа каменщика.
Я не рок-звезда по рождению. Просто представитель шоу-бизнеса. Рок-н-ролл я выбрал лишь потому, что на тот момент он интересовал всех. Если бы я родился в 1915 году, я был бы джазовым ударником или какой-нибудь звездой немого кино.
Музыкой я занялся только потому, что хотел заработать себе на хлеб — на тот хлеб, к которому я привык.
Я очень дурно воспитан: я пью чай в три.
Падение в бездну наркотиков, алкоголя и безумия — это нормально, но лишь до тех пор, пока ты твердо знаешь, как вернуться назад.
Всякое бывает. Ты просыпаешься рано утром, смотришь на свою старую ложку и говоришь сам себе: «Мик, кажется, самое время купить новых ложек». Что ты и делаешь.
Я не уверен, что хотел бы прослушать целый альбом, посвященный мясу.
Странно это — собирать группу для сольной записи.
Рок-н-ролл — это наркотик, так что ты должен быть осторожен с ним. Не нужно заниматься музыкой все время. То же самое бывает в молодости: тебе кажется, что если ты не потрахаешься, день будет прожит зря.
Думаю, что, как и у большинства людей, мои моральные ценности — довольно гибкая материя.
Танец — это просто неуклюжая замена секса.
Я не принимаю ни чьей стороны. Нет в мире ни одной силы, обладающей абсолютной правдой.
Я — консерватор, но с маленькой буквы «к». Поверьте, можно быть консерватором в вопросах налогообложения и либералом в вопросах морали и свободы слова.
Сложно припомнить, какими на самом деле были шестидесятые.
Воспоминания — самый тяжелый груз, который человеку приходится нести.
Оставь мечты — и тебя оставит разум.
Тот, кто коллекционирует машины, становится занудой.
Ненавижу угрюмость.
