Журналист Руслан Идрисов пытается понять – в каком направлении искать выход, когда последний рубеж и беженцами из Казахстана, и казахстанским обществом пройден.
В пятницу, 7 февраля, соцсети и мессенджеры облетела информация о массовой драке в селе Масанчи, Кордайского района, Жамбылской области. Позже информацию проиллюстрировали ужасающие фото и видео с места событий: пылающие здания, крики людей, военная техника, въезжающая в село. На следующий день в службе центральных коммуникаций в столице собирают журналистов на пресс-конференцию с ремаркой «по ситуации в Кордайском районе», а тем временем сотни людей – граждан Казахстана, дунган по происхождению – движутся к границе с Кыргызстаном. На той стороне рубежа их встречают как «беженцев из Казахстана».
В конце прошлого года я выступал с трибуны перед коллегами в Нур-Султане. Рассказывал о том, как важно не молчать, когда призывы к насилию в отношении друг друга звучат из самых разных источников в соцсетях и не только. Можно сказать, призывал коллег звучать громче в такие моменты. А на днях случается Масанчи со списком погибших и сотнями беженцев из Казахстана. И формулировать то ли сложно, то ли не хочется вовсе. Потому что даже молчать сложно. Не то чтобы говорить или писать. Да и сказано много. Читаю коллег, друзей. Под большинством слов хочется подписаться. Мы репостим друг друга, чтобы хоть как-то объединиться и поверить, что не все потеряно. В нас самих.
Тогда, во время выступления перед коллегами, в качестве примера звучала Караганда и события, развернувшиеся в ней в новогоднюю ночь, когда бытовой конфликт в ресторане вдруг окрасили в грязные тона межнациональной розни.
Очень хотелось, чтобы таких примеров у нас больше не было. Хватит, как мне кажется, в нашей общей истории всех этих кровавых пятен, которых не вытравить часовыми разговорами с психотерапевтом.
И антидепрессантов, способных помочь пережить травмы целых народов никто так и не придумал. Потому привыкли мы проживать общее горе вот так, просто, взявшись за руки. Свадьбы вместе, похороны, поминки в складчину, когда соседи, каждый несет «что есть». И никто не разбирается ни в национальностях, ни в происхождении. Все просто. По-человечески.
Вот и сейчас, все вместе, кто-то на левом берегу Нур-Султана, кто-то в золотом квадрате Алматы, кто-то на западе, в Атырау, а кто-то в Масанчи, недалеко от границы – события в небольшом поселке отозвались внутри каждого. Здесь необязательно быть дунганином или казахом, не важно – носишь ли ты погоны или белый халат, необязательно вообще иметь прямое отношение к произошедшему. Заболело у всех одинаково. Потому что отдавало периодически то в одной части страны, то в другой. И не всегда в каких-то межнацконфликтах. Причин сотни, болит одинаково.
На этот раз, как и всегда, никто оказался не подготовлен. В последний день января Артем Крылов, редактор «Эсквайр Казахстан» поздравлял меня с днем рождения, сказав, мол, «давно колонок от тебя нет, напиши, что-нибудь, вдруг чего волнует». И вот сейчас я думаю, лучше бы у нас вообще не было, о чем писать, снимать, монтировать и вещать. Пусть хоть сплошные нетленки в эфире из «холодильника», чем пища для размышлений такой ценой.
Освещение трагедии – вообще отдельная тема. В казнете будто уже традиция – когда и так хочется «выйти в окно», в постах и комментариях люди ищут виноватых, обвиняют друг друга, часто под раздачу попадают и журналисты.
Главреды изданий и телеканалов в оправдательном тоне вынуждены писать там же, в соцсетях, мол, работаем мы. Круглые сутки съемочные группы передают с места события. А в комментариях снова – «СМИ молчат». И с каждым новым лайком хочется, чтобы просто кто-нибудь выключил интернет из розетки. Кстати, на этот раз интернет работал не только у министра Абаева, никто ничего не отключал.
И вот, в субботу после эфира я отвечаю на сообщения в мессенджере, а на глаза вдруг попадается список: имена, фамилии, даты рождения и смерти – 08.02.2020. Я вчитываюсь в фамилии и понимаю, что некоторые из них созвучны с фамилией известной тяжелоатлетки Зульфии Чиншанло и думаю: «Зульфия – дунганка?» Понимаю, странные мысли, но я вдруг ловлю себя на том, что никогда не задумывался, дунганки ли, казашки или уйгурки прославленные чемпионки Чиншанло и Манеза, выступающие под флагом нашей страны. Помните, как в избитом примере, откуда-то из пабликов во «ВКонтакте»: если олимпийский чемпион, то россиянин, если террорист, то кавказец. Так и здесь. А ведь делить нам нечего. Если только общую боль прошлого, одну на всех.
Зина Чумакова, заслуженный работник культуры РК, член Союза писателей Казахстана, чеченка по национальности в одной из своих книг описала, как чеченцы и ингуши холодной зимой 44-го шли со станций до отдаленных сел пешком, телеги были нагружены чем-то и накрыты. «А говорили, что едут без ничего», – сказал тогда кто-то из жителей села, наблюдая за приближающимся караваном. Добравшись до места назначения, старики-вайнахи скинули с саней покрывала. Под ними оказались тела умерших в дороге. Тех, кого солдаты не скинули с поезда по пути в Казахстан. «Всех крепкий парней собрать, путь начинают рыть могилы», – сказал своим один из аксакалов казахского села.
В тот же день покойных придали земле, а старики – казахи и вайнахи – тогда сказали другу: «Теперь, когда тела этих людей покоятся на казахской земле, наши народы – братья навек».
Уверен, похожие истории есть про казахов и поляков, казахов и корейцев, казахов и немцев, казахов и дунган… Это то, о чем нам всем нужно помнить, рассказывать своим детям и передавать внукам.
Оправдывать действия мародеров – ужасно, согласен. Поддерживать их идеи, распространять призывы – еще хуже, к тому же опасно. Но и осуждать тоже много ума не надо. Это как с террористами: их обвиняют, с ними борются сверхдержавы, но никто не хочет разобраться и покончить с причинами, по которым люди вдруг берут в руки оружие и идут убивать, насиловать, грабить.
Вы можете счесть этот пример неуместным, но году в 2009-м, летом перед первым курсом универа мы с друзьями устроились в летний лагерь, уехали на три сезона вожатыми в Баян-Аул. Отряды большие, дети разные. Одни с последними моделями телефонов, другие с нелестными характеристиками и запятнанной репутацией: «курит, вымогает деньги у сверстников, разлагает дисциплину» и целый список еще бог знает чего. У нас была стратегия: таким детям мы не пытались указать – тебе нет места в нашем, таком образцовом, обществе, напротив, множество ответственных миссий поручали именно им, таким вот не подающим надежды. Оставляли их за старших, давали возможность раскрыться. Они всегда уезжали из лагеря с грамотами, кучей новых друзей и грандиозными планами на учебный год.
Что мы сделали для тех, кто в ночь с седьмого на восьмое февраля громил дома, магазины, кафе? Что мы – общество, государство – сделали для этих молодых и не очень людей?
Может быть, обеспечили их рабочими местами и достойной оплатой за труд? Может, взяли на работу не своего друга/свата/брата/зятя, а простого паренька из аула, где-нибудь в Жамбылской области? Который приехал «покорять столицу» без связей, особых талантов и с пустыми карманами, поскитался, попытался и уехал обратно в аул. Может, просто, садясь в свое дорогое авто, улыбнулись очень скромно одетому человеку, смотрящему на нас и пожелали ему хорошего дня, вместо надменного взгляда в духе «ты чего своим видом нам тут декорации красивой жизни портишь?» Вместо того чтобы задать себе эти вопросы, мы продолжаем смотреть друг на друга оскалившись, но не протягивая рук. А ведь и им, и нам – тем, кто громит и сжигает, тем кто читает новости и недоумевает – на самом деле очень нужно, чтобы кто-то протянул руку. И немного гарантии в том, что все будет. И будет хорошо.
Касым-Жомарт Кемелевич пишет в «Твиттере», что виновные – и чиновники, и провокаторы – понесут наказания. А как насчет спросить с себя?
Каждому из нас. Тем, кто принимает стратегически важные для страны решения, тем, кому доверили руководить страной, городом, селом. Тем, кто должен обеспечить людей работой и хорошими условиями жизни. Тем, кто, быть может, распилил бюджет, предназначенный на повышение качества образования в глубинках, откуда часто и вырастают люди, не умеющие мыслить в масштабах глобализации, о которой сегодня все говорят. Это ведь строится из таких вот деталей. Спросить с себя сегодня стоит и тем, кто, скорее всего, никогда не читал глянец, а значит, не прочтет и этот текст, тем, кто размахивая оружием, вытравил людей из дома. Мне почему-то хочется верить, что все эти люди, или хотя бы большинство из них, сегодня, когда эмоции поутихли, очень сожалеют о том, что произошло.
А тем временем власти Кыргызстана предлагают дунганской диаспоре помощь для беженцев из Казахстана, которые продолжают прибывать с северной стороны границы.
И это при том, что со времен советских репрессий Казахстан становился домом для тех, кого насильно гнали с родной земли.
В ту самую субботу, после эфира, я зашел в одно заведение послушать живую музыку. После «Сплинов» и «Землян» (странная подборка), музыканты вдруг заиграли знакомые ноты, а через несколько секунд певец в микрофон протянул: «Көзімнің қарасы…» Со следующей строчки стихи Абая мы пропевали уже всем залом. Там было несколько иностранцев, они смотрели по сторонам и улыбались. Потому что все присутствовавшие, правда, были очень разными. И внешне, и по происхождению.
Меня спросили: «Это какая-то популярная песня?» «Да, и очень для всех здесь родная», – ответил я и поймал на себе приятно-удивленный взгляд парнишки, на вид чуть младше меня, очевидно, казаха по национальности, сидящего в другом конце небольшого зала. Мы пели с ним вместе, и где-то на втором куплете, после слов «жылайын, жырлайын» он положили правую руку на сердце и кивнул мне, как бы говоря «рахмет». Я улыбнулся в ответ. Мы с ним друг друга поняли.
