В России случился скандал. Профессор-филолог назвал русский язык, на котором сегодня говорит большинство россиян, убогим и клоачным. Казалось бы, ничего особенного, жалобы такого рода по поводу любого языка, звучат так же часто, как ворчание о падении нравов-культуры-молодежи. Но фамилия у профессора не Петров-Иванов или хотя бы Рубинштейн, а Гусейнов. Гасан Гусейнов. По прочтении колонок, постов, комментариев можно судить уверенно, что именно этот фактор оказался роковым для автора поста в "Фэйсбуке".
«Человек с вашей фамилией должен трижды подумать, прежде чем писать статьи о русском языке», – сказал Гусейнову еще в 1988 году старший коллега и наставник.Российский дискурс часто рикошетом отзывается в нашем информационном пространстве, но в данном случае касается нас непосредственно. Ведь на русском языке в Казахстане до сих пор говорит половина страны, что бы там ни утверждала государственная статистика. Это официальный язык, язык межнационального общения, статус которого защищает Конституция. Если профессор Гусейнов пишет, что очень скоро по приезде в Москву избавился от акцента, а значит, первым языком для него был азербайджанский, то для многих казахов, и меня в том числе, именно русский изначально первый, родной. Это не повод для гордости, уже не повод, этим гордились лет 60-70 назад, так же, как сейчас ученики элитарных школ гордятся своим английским, который постепенно становится для них языком межнационального общения вопреки наказу президента сделать таковым казахский. Так сложилось, и уже мои родители поколения послевоенного бэби-бума закончили школу, а потом и вузы на русском, на котором они говорили, думали, жили. Так что я русскоязычная казашка во втором поколении, а мой сын будет русскоязычным в третьем. Он понимает казахский и английский, и я постараюсь, чтобы он знал их как родные, но первым языком для него так или иначе уже стал русский.
Великий, могучий, убогий, клоачный, злополучный и любимый русский.Язык, ставший заложником политических спекуляций, язык, который многие хотели бы стереть из нашей и, что уже совсем удивительно, из собственной памяти. А теперь выяснилось, что его хотели бы снять с нашего языка исконные владельцы с правильными фамилиями. Сможет ли мой сын со своей фамилией рассуждать о русском языке с полным на то правом? Могу ли я писать статьи о русском языке? Скандал с профессором Гусейновым неожиданно показал русскоязычным жителям бывшей советской империи, что их право на язык ограниченное – это как вид на жительство гастарбайтера без политических свобод. Пользуйтесь, да не забывайтесь. «Инородцам» на пространстве бывшей империи советуют попридержать язык. Что интересно, внутри собственных отколовшихся стран, у них тоже не сказать что много права на высказывание. Дискуссия о языке имеет одностороннее движение.
Русскоязычные казахи, как аристократы перед буржуазией, а потом буржуазия перед пролетариатом, чувствуют свою историческую неправоту. Они в положении постоянно оправдывающихся и всегда в чем-то виноватых людей.
При всей нелюбви к депутатам, ставшее уже традицией преследование русскозычных парламентариев журналистами с вопросами на казахском языке иначе как глумлением и насилием над личностью не назовешь.
Совершенно нормально и законно было бы с их стороны спокойно и с полным на то правом сказать, что отвечать им удобнее на русском, так же, как депутату Бекболату Тлеухану, например, удобнее отвечать на казахском, и никто из русских редакций не принуждает его с микрофоном наперевес давать интервью на русском языке. Даже с точки зрения выборного маркетинга это резонно: у русскоязычного и казахскоязычного депутатов есть свои многочисленные электораты, и на рейтингах желание говорить на более комфортном и уверенном для них языке никак не скажется. Однако же Гульжан Карагусова испытывает настолько сильный комплекс вины, что прижатая журналистами буквально к стенке, снова и снова начинает говорить что-то совершенно нечленораздельное на языке, которым она совершенно не владеет.
Недавно вот еще президент Токаев сказал, что казахский должен стать языком межнационального общения, и никто ему не возразил, что это процесс естественный, можно сказать, природный, невозможно командно-административными методами заставить уйгура и корейца разговаривать между собой на казахском. А если все же заставлять, то это уже похоже на насильственную ассимиляцию со всеми вытекающими последствиями.
Дело, конечно, не в праве на публичное высказывание, в конце концов большинство нормальных людей «мирных» профессий живут себе спокойно без этого. Иметь и транслировать на весь мир собственное мнение про язык, на котором думаешь, пишешь и говоришь, совсем не обязательно даже в интернете. Вопрос стоит о самоидентификации. И заключается он не в том, что разговаривая на русском, я или кто-то другой чувствует себя меньше казахом, но если есть русский мир, то должен быть и казахский, и азербайджанский, а такие как я, положа руку на сердце, не принадлежат никому.Кара орыс, «черный русский» – есть такое только на первый взгляд кажущееся оскорбительным прозвище. На самом деле оно просто подмечает зависшее между культурами состояние.
"Пусть русский ты знаешь получше иных русских, говорящих на убогом и клоачном, все равно останешься «черным»!» – хотят милосердно сказать нам и братья-соплеменники, и обладатели правильных фамилий.
Судя по статистике эмиграции, все больше русскоязычных казахов решают для себя эту проблему радикально – эмиграцией в третью зону, где нет ни русского, ни казахского с их раскаленными политическими статусами, но где они еще более чужие со своим далеким от совершенства английским. Нет более несчастной фигуры, чем образованный житель бывшей империи, разговаривающий на «латыни» не хуже, чем гордые римляне, но так и не ставший «белым». «Кара орыс» как вероотступник, предавший языческих богов своего народа ради триединого бога образования. Везде чужой, кругом виноватый, нигде и ни у кого не вызывающий сочувствия.