Прозаик, сценарист, ушел из жизни 10 июня 2008 года в возрасте 79 лет
Если бы мне дали вторую жизнь, я бы развернулся...
Я рос в аиле. И мне кажется, что детство в селении богаче. Хотя оно должно непременно перемежаться глубокими прослойками городской жизни. Необходимо в какие-то периоды жизни общение с цивилизацией. Город дает современность мышления.
Моя бабка – умная, много знающая, чуткая, и мастерица, и сказительница, она помогала мне поэтически видеть мир, понимать прекрасное. В те времена и в помине не было ни телевизора, ни даже радио. Можно сказать, что бабушка и была моим телевизором.
Я из семьи, попавшей под каток сталинских репрессий. Когда отца арестовали, то в школе меня стали считать сыном врага народа.
Не скажу, что я такой уж блестящий дипломат... Дипломатия у многих понимается как обязательная какая-то хитрость... Я всегда действую открыто, честно, искренне.
Однажды на приеме подали какое-то японское кушанье. На огромном блюде очень красиво была выложена экзотическая непонятная еда с цветами. Я решил, что раз подали к столу, значит все – съедобное. И съел цветы! Потом уже узнал, что они были украшением. Долго сам над собой смеялся.
Жизнь не может замереть, замкнуться на одной точке. Даже сохраняя и оберегая традиции, мы не можем обойтись без обновления.
Жестокость следует показывать не ради смакования, а во имя желания искоренить.
Я считаю, чем могущественнее массовая культура, тем сильнее надо ей противостоять, создавая новые самобытные художественные ценности и храня те, что уже были созданы.
Печально видеть, что наряду с изменением экономических отношений стало оскудевать и наше духовное богатство.
Кризис религиозного сознания (я не выделяю при этом какие-то отдельные религии) уже наступил. Я это понял недавно, когда в одном из селений Киргизии умер человек, перешедший из ислама в другую веру, и родственникам, несшим его на кладбище, преградила дорогу бешеная, яростная толпа местных мусульман. И пришлось родственникам везти покойного за сотни километров, хоронить его там. Если уж перед кладбищем мы не можем друг другу дорогу уступить, что говорить о жизни?
Считаю, что вся жизнь носит божественный характер.
Национализм – не такая страшная вещь, хотя считается врагом всего и вся. Надо вернуть первоначальное значение этому слову. Националист – человек, борющийся за сохранение своей культуры, языка. У каждой нации свои проблемы, повседневные, насущные. Они требуют решения, внимания, усилия. У нас же принято считать, раз националист – то его надо перечеркнуть. А кто будет заботиться о своей нации?
Если бы была такая возможность, бы написал Александру Трифоновичу Твардовскому… Это был великий поэт и выдающийся редактор. И очень умный человек. Было бы о чем написать ему.
Все говорят о глобализации. Но и она имеет две стороны, с одной стороны, это коммуникативность, накопленный опыт, но с другой стороны – это приводит к агрессии, убийствам, войнам.
Какой из меня космополит с таким лицом?
Меня больше всего волнует вопрос доброты, гуманности. Как оградить человека, как сохранить то, что дает природа? Как не растерять связь с ней, и тем, что заложено в нас нашими предками, как остаться человеком, защитить, не дать разрушить, и передать потомкам удивительный мир безумно красивой нашей планеты.
Человек должен быть подготовлен к борьбе.
Не люблю, когда люди, наделенные общественными полномочиями, в корыстных интересах начинают выдавать белое за черное, а черное за белое.
Я стою за то, чтобы жизнь была полноценной. Чтобы человек не испытывал недостатка в элементарных вещах. Встречаются еще ханжи, которые проповедуют воздержание, а сами не прочь иметь то, что пока дефицитно. Но иногда люди сами не замечают, как вещи начинают давить на них. Как страсть к накопительству выхолащивает все человеческое. Надо сказать, испытание сытостью, изобилием – очень большой соблазн.
Художник выше признания и славы. Он прежде всего руководствуется желанием самовыразиться. Хотя, конечно, намного лучше, когда художника признают.
С детства на меня оказал огромное влияние Эрнест Хемингуэй. Одно время я был главным редактором журнала «Иностранная литература», и мы печатали много американских авторов. Недавно в Германии одну из моих повестей, «Пегий пес, бегущий краем моря», поставили на оперной сцене и назвали почти по Хемингуэю – «Мальчик и море». Кстати, и книгу издали под таким же названием. Я очень доволен такой параллелью. Из мировой литературы близки мне Маркес, Джойс, Пруст. Из наших писателей – Фазиль Искандер.
Я пишу на двух языках. Но в Европе пишу только на русском. Русский язык дает больше возможностей.
Читатель всегда прав в своих выводах.
Наркомания – это дойная корова терроризма. И чтобы ее преодолеть, а вместе с ней и победить терроризм, надо покончить с бедностью.
Что мне особенно не нравится – мода на те или другие вещи.
Я не позволяю себе резко выступать, кого-то в чем-то обвинять, скандалить, стараюсь быть более сдержанным.
Нет ничего более дорогого у человека, чем память. Если нет ее, то нет ничего, человек перестает быть человеком.
В идеал женщины я всегда вкладывал интеллигентность. И интеллектуальность, конечно.
Если каждая женщина в порыве преуспеть будет лишать себя возможности стать матерью, женой, хозяйкой семьи, то к чему мы придем?
Юмора мне не хватает, и это я всегда чувствую. Очень завидую людям, воспринимающим жизнь юмористически. Сам я мрачноват. У меня трагедийное ощущение жизни. И я не знаю, как с собой бороться...
Из публичных выступлений
Если бы мне дали вторую жизнь, я бы развернулся...
Я рос в аиле. И мне кажется, что детство в селении богаче. Хотя оно должно непременно перемежаться глубокими прослойками городской жизни. Необходимо в какие-то периоды жизни общение с цивилизацией. Город дает современность мышления.
Моя бабка – умная, много знающая, чуткая, и мастерица, и сказительница, она помогала мне поэтически видеть мир, понимать прекрасное. В те времена и в помине не было ни телевизора, ни даже радио. Можно сказать, что бабушка и была моим телевизором.
Я из семьи, попавшей под каток сталинских репрессий. Когда отца арестовали, то в школе меня стали считать сыном врага народа.
Не скажу, что я такой уж блестящий дипломат... Дипломатия у многих понимается как обязательная какая-то хитрость... Я всегда действую открыто, честно, искренне.
Однажды на приеме подали какое-то японское кушанье. На огромном блюде очень красиво была выложена экзотическая непонятная еда с цветами. Я решил, что раз подали к столу, значит все – съедобное. И съел цветы! Потом уже узнал, что они были украшением. Долго сам над собой смеялся.
Жизнь не может замереть, замкнуться на одной точке. Даже сохраняя и оберегая традиции, мы не можем обойтись без обновления.
Жестокость следует показывать не ради смакования, а во имя желания искоренить.
Я считаю, чем могущественнее массовая культура, тем сильнее надо ей противостоять, создавая новые самобытные художественные ценности и храня те, что уже были созданы.
Печально видеть, что наряду с изменением экономических отношений стало оскудевать и наше духовное богатство.
Кризис религиозного сознания (я не выделяю при этом какие-то отдельные религии) уже наступил. Я это понял недавно, когда в одном из селений Киргизии умер человек, перешедший из ислама в другую веру, и родственникам, несшим его на кладбище, преградила дорогу бешеная, яростная толпа местных мусульман. И пришлось родственникам везти покойного за сотни километров, хоронить его там. Если уж перед кладбищем мы не можем друг другу дорогу уступить, что говорить о жизни?
Считаю, что вся жизнь носит божественный характер.
Национализм – не такая страшная вещь, хотя считается врагом всего и вся. Надо вернуть первоначальное значение этому слову. Националист – человек, борющийся за сохранение своей культуры, языка. У каждой нации свои проблемы, повседневные, насущные. Они требуют решения, внимания, усилия. У нас же принято считать, раз националист – то его надо перечеркнуть. А кто будет заботиться о своей нации?
Если бы была такая возможность, бы написал Александру Трифоновичу Твардовскому… Это был великий поэт и выдающийся редактор. И очень умный человек. Было бы о чем написать ему.
Все говорят о глобализации. Но и она имеет две стороны, с одной стороны, это коммуникативность, накопленный опыт, но с другой стороны – это приводит к агрессии, убийствам, войнам.
Какой из меня космополит с таким лицом?
Меня больше всего волнует вопрос доброты, гуманности. Как оградить человека, как сохранить то, что дает природа? Как не растерять связь с ней, и тем, что заложено в нас нашими предками, как остаться человеком, защитить, не дать разрушить, и передать потомкам удивительный мир безумно красивой нашей планеты.
Человек должен быть подготовлен к борьбе.
Не люблю, когда люди, наделенные общественными полномочиями, в корыстных интересах начинают выдавать белое за черное, а черное за белое.
Я стою за то, чтобы жизнь была полноценной. Чтобы человек не испытывал недостатка в элементарных вещах. Встречаются еще ханжи, которые проповедуют воздержание, а сами не прочь иметь то, что пока дефицитно. Но иногда люди сами не замечают, как вещи начинают давить на них. Как страсть к накопительству выхолащивает все человеческое. Надо сказать, испытание сытостью, изобилием – очень большой соблазн.
Художник выше признания и славы. Он прежде всего руководствуется желанием самовыразиться. Хотя, конечно, намного лучше, когда художника признают.
С детства на меня оказал огромное влияние Эрнест Хемингуэй. Одно время я был главным редактором журнала «Иностранная литература», и мы печатали много американских авторов. Недавно в Германии одну из моих повестей, «Пегий пес, бегущий краем моря», поставили на оперной сцене и назвали почти по Хемингуэю – «Мальчик и море». Кстати, и книгу издали под таким же названием. Я очень доволен такой параллелью. Из мировой литературы близки мне Маркес, Джойс, Пруст. Из наших писателей – Фазиль Искандер.
Я пишу на двух языках. Но в Европе пишу только на русском. Русский язык дает больше возможностей.
Читатель всегда прав в своих выводах.
Наркомания – это дойная корова терроризма. И чтобы ее преодолеть, а вместе с ней и победить терроризм, надо покончить с бедностью.
Что мне особенно не нравится – мода на те или другие вещи.
Я не позволяю себе резко выступать, кого-то в чем-то обвинять, скандалить, стараюсь быть более сдержанным.
Нет ничего более дорогого у человека, чем память. Если нет ее, то нет ничего, человек перестает быть человеком.
В идеал женщины я всегда вкладывал интеллигентность. И интеллектуальность, конечно.
Если каждая женщина в порыве преуспеть будет лишать себя возможности стать матерью, женой, хозяйкой семьи, то к чему мы придем?
Юмора мне не хватает, и это я всегда чувствую. Очень завидую людям, воспринимающим жизнь юмористически. Сам я мрачноват. У меня трагедийное ощущение жизни. И я не знаю, как с собой бороться...
Из публичных выступлений
