Esquire публикует нереализованный сценарий Адильхана Ержанова — режиссера, сценариста, лучшего режиссера Азии, удостоившегося в 2019 году престижной премии Asia Pacific Screen Awards.

Я и мой сумасшедший дядя

— Понимаешь, я как Будда. — промолвил дядя, закутанный в любимую мамину желтую штору. — Как Будда.

Я всего лишь шестилетний мальчуган. И это большое для меня испытание — оказаться с этим дядей на две недели в одной квартире.

Только я и дядя.

— Это будет на две недели. Всего на две недели. — спорил папа с мамой. — Его мы с собой взять не сможем из за астмы. На море такая астма.

— Но я не могу оставить его с твоим братом. Он такой странный. — говорила мама.

— Не съест же он его. У брата кризис сейчас. Потому он и странный. Но он любит нашего Балашку.

Балашка, то есть я, теперь сидел в своей кровати и слушал, как босые пятки дяди шлепают по коридору.

Он беспрерывно курил.

Иногда босые пятки останавливались и будто приближались к моей комнате.

Тогда я крепче сжимал бейсбольную биту под одеялом.

82 кило против 20 килограмм. Шансы не уравнивала даже бита.

— Не хочешь попить со мной чай? — спросил из кухни дядя.

Вот и все. Сперва чай, а потом газетные заголовки пестрят ужасающими подробностями акта педофилии с шестилетним ребенком. Не думайте, что я наивный и ничего про это не знаю. Спасибо фейсбуку, я знаком с реалиями нашей действительности.

Дядя сидел за столом и даже не посмотрел в мою сторону, когда я присел на табуретку.

— Я облажался. Понимаешь, бывает такое, что ты облажался. — Дядя наконец посмотрел на меня.

— То есть, как? Облажались, но как?

— Трудно сказать. Ты не поймешь.

— Тогда зачем говорите?

— Пей чай и дуй обратно в постель.

Дядя к своей чашке не притронулся. Он почему-то стал вытирать глаза. Так делала мама обычно, после скандала с папой.

Я ушел в свою комнату.

Залез с битой под одеяло.

Босые пятки дяди снова ожили. Остановились у моей двери.

— Понимаешь, бывает такое в жизни. — Дядя говорил куда-то в пустоту. — Всю жизнь к этому идешь. А потом понимаешь, что ты зря шел. Ну, или, как бы точнее объяснить.

Дядя тяжело дышал. Штора промокла от его пота.

— А почему вы закутались в мамину любимую штору?

— Я ведь даже полотенца не захватил своего. У жены все.  А ваши полотенца все такие чистые и в шкафу. Не стал трогать.

Я присел в кровати. Включил лампу. Дядя виновато шарился в шкафу и искал полотенце. Он собирался переодеваться прямо в моей комнате.

— Стойте. Не при мне.

— А, прости.

Дядя двинулся с полотенцем к двери. Внезапно остановился.

— И все-таки, я должен кому-то сейчас выговориться. Не то я умру. Я умру.

Дядя стал плакать. Он присел на корточки, а затем и вовсе расползся на полу, как кусок теста на сковороде мамы, когда та готовит оладьи.

Дядя плакал громче и громче.

— Так как вы облажались-то?

— Представь… Ты идешь по трудной тропе… Или нет… по болоту… Ну хрен пойми, идешь неизвестно как. Устал. И с каждым днем все четче понимаешь, что не туда идешь. Но сворачивать поздно. Понимаешь, ты уже на полпути. И если свернешь обратно, то никуда не успеешь. И вот смысла нет вообще идти. И стоят на месте нет смысла. Все темно вокруг. Все темно.

Дядя прекратил плакать.

Он убежал за дверь.

Его босые пятки прошлепали до балкона. Там он затих.

Теперь к страху изнасилования добавился страх за дядю, который был на грани суицида.

Но, конечно, второго случая я боялся меньше первого.

Я выглянул на балкон.

Дядя курил.

— А почему вы идете по этой тропинке? — спросил я.

— Ты о чем?

— Ну вы же говорили про тропинку…

— Кончай нести философскую ахинею.

Разговор не состоялся.

Я пошел спать.

Тревожно прошла ночь, утро прошло скучно.

Дядя лежал на диване. Ошибочно было бы думать, что он спит. Он лежал с открытыми глазами. Просто лежал.

— Может, куда-то сходим? — Предложил я.

— Зачем?

Тогда я вышел из дома один.

Друзья во дворе разъехались на каникулы. Я бродил один по пустому двору. «Как псих-одиночка» — сказала бы про меня сестра.

Вернувшись домой, я обнаружил, что дядя так и лежит на диване.

— Я не хотел бы просыпаться. Я просто хотел бы стать, как ты. Снова маленьким и ни о чем не думать. — Сказал дядя.

— Неправда. Я постоянно думаю. — ответил я.

— Но тебе не так плохо от того, что ты думаешь.

— Мне плохо. Я брожу по двору один, а все уехали на море. А я один.

Дядя сел на диван. Горько усмехнулся.

— Жизнь вообще хреновая штука. Живешь и все время думаешь.

— Такова жизнь. — Повторил я слова папы.

— Но надо дальше идти по этой тропинке. Понимаешь?

— Конечно. Не стоять же просто так. Это глупо.

— Вот именно. — улыбнулся дядя и мы как будто впервые начали друг друга понимать. Во всяком случае я старался так думать. — Надо идти дальше.

Дядя встал и пошел в ванную.

Спустя минуту он выглянул из нее в маминой шторе и пропел:

— Я как Будда! Я должен быть как Будда!

Странный был этот дядя. Возможно, я когда-нибудь его пойму.


Иллюстрация Павла Овчинникова

Впервые текст был опубликован в 2018 году.

Поделиться: