Православный священник, Алматы
Я не люблю, когда ко мне обращаются «святой отец». Я не святой. У меня есть поступки, за которые мне стыдно перед Богом. И иногда перед собой. Но я стараюсь быть лучше.
Есть закон божий о том, как должна складываться жизнь. Все новые решения – например, греховно или нет пользоваться самолетом – Церковь выносит Собором. Но есть понятие «теологиум» – личное мнение священника. И я могу его высказывать.
Меня не коробит, если человек не верит в бога, но ходит в церковь святить куличи или носит на груди крест. Еще Достоевский говорил, что наша душа – христианка по сути. Хорошо, что носит.
У нас в душе есть огромное пространство. Что бы ты ни приобретал: драгоценности, автомобили, редкие картины, красивые дома – что бы ни стяжал, этого всего недостаточно, чтобы ее заполнить. Это место предназначается Богу. Поэтому даже не пытайтесь заполнить его материальными вещами.
Я бы многое убрал «из телевизора» и интернета, потому что это вызывает отторжение. Другой вопрос: кто будет охранять охранников? У цензуры есть одно свойство – она всегда стремится к абсурду. Лучше – внутренняя цензура.
Самый близкий к идеалу общественно-политический строй – это монархия. Какое хозяйство крепко? У которого есть хозяин. И это простирается от огорода до государства. Монарх – это ответственность. А в демократию я не верю.
Надо быть в мире со всеми. У Владыки Алексея Кутепова висела на стене фотография, где они с Муфтием Казахстана обнимаются, смеются очень задорно. И надпись внизу: «Нам друг без друга нельзя».
Мы не задаемся вопросом, на каком языке разговаривать с ребенком – мы разговариваем с ним на родном языке. Так и с верой. Если в семье бабушка буддистка, дед – иудей, мама православная, а папа мусульманин, – приоритет за тем, кто будет этим заниматься. Кто захочет отдать ребенку свое, привычное, естественное, родное.
Мне не нравится, что сейчас девочки увлекаются куклами Monster High. Но я понял, что если я буду запрещать своей дочери играть в эти куклы, то это может быть еще более пагубно для ее хрупкой души, чем сама кукла.
Как священник я общаюсь со всеми людьми – от бомжей до бизнесменов. Мое сердце открыто для всех. Хотя с бомжами мне не очень интересно.
Грех в наибольшей степени – это болезнь. Иногда запущенная. Иногда наследственная, иногда приобретенная. Но все болезни надо лечить.
Никогда не говори никогда. Человек, который утверждает, что он никогда не совершит тот или иной поступок, мотивирован прежде всего гордыней. А Господь гордым противится.
Я никогда не охотился, кроме того, священник не имеет права проливать кровь. Рыбачить, стрелять по тарелочкам, путешествовать – пожалуйста.
Совесть очень поддатлива. Если идти по пути самообмана, успокаивая совесть и оказывая на нее давление, она покорно замолчит. А что просыпается, когда совесть уснула? Правильно, страх.
По большому счету, у нас есть лишь одна свобода выбора: быть нам с Богом или вдали от него.
Я знаю, что дальше будет только хуже. Ценности стремительно разрушаются. Мир катится к своему завершению.
Я не согласен, что человек слаб. Человек – разный. Мы имеем замечательную возможность изменяться, если мы этого хотим. И в этом наша сила.
Семью нельзя найти, ее можно только создать.
Вера – это дело сугубо каждого. Христос не останавливал людей на улицах, не хватал их за рукав и не стремился заманить в церковь. И мы не будем.
Я бы хотел попасть на концерт Адреа Бочелли. С детства слепой, он подарил миру новый взгляд. Он сделал классическую музыку доступной простым людям.
Страшный суд страшен не тем, что будет сидеть грозный Боженька на табуретке и метать молнии в грешников, а праведникам раздавать булочки. Мы сами будем себе и судьями, и прокурорами. И это будет наше последнее слово.
Записала Наталья Слудская
Фотограф Дарья Спивакова
Впервые правила жизни Отца Игоря были опубликованы в журнале Esquire в 2013 году.
