Рассказ первого пациента Республиканского научно–практического центра психиатрии и наркомании, который лечился от зависимости от социальной сети. Светлана, 24 года, стилист-визажист.

Каково это – попасть в психушку из-за инстаграма

Я работаю в модной индустрии, принимаю участие в фото- и видеосъемках, общаюсь с селебрити – это накладывает отпечаток на образ жизни. Когда начались мои неприятности, я была стилистом-визажистом на одном известном интернет-портале, посвященном моде, а это ежедневные ивенты и светские выходы. Жизнь кипела, и эту жизнь хотелось показать друзьям. Моей любимой социальной сетью – да что там, манией – быстро стал Instagram. Я сама не заметила, как начала выкладывать в интернет каждый шаг: начиная с утреннего макияжа, заканчивая демонстрацией перед сном новой пижамы, подарка дизайнера. На всякий случай у меня имелся свой хэштег: #mirrorlook” – завершенный образ, #withcelebrity – фото с очередной местной знаменитостью.


Позже с психологом мы анализировали причины моей патологии

и пришли к выводу, что во многом ей способствовала моя работа

и общение со звездами – известными бизнесменами,

актерами, певцами. Ну как не снять selfie,

когда рядом сидит Нагима Ескалиева?


Однако долгое время я не подозревала о том, что стала по-настоящему зависимой и, наверное, обиделась бы, скажи мне кто-нибудь об этом. Я считала, что поступаю как все – все вокруг фотографировали ерунду и жизнерадостно делились ею с окружающими. Ничего особенного. Хотя, взглянув мельком и сравнив мою фотогалерею и фотогалерею подруг, можно было понять, что со мной что-то неладное. Только мой инстаграм транслировал жизнь в режиме нон-стоп, с промежутком в час-полтора.

Проблема стала очевидной после того, как я сломала свой любимый айфон. Уронила в ванную, наполненную водой, утопив и потеряв в мыльной пене сон и покой. Я носилась по сервисным мастерским, но везде слышала ответ, что нужна какая-то маленькая штуковина, которой в Алматы нет, да и стоит она дорого, легче купить новый. Но на новый не было денег до зарплаты, и на третий день жизни без смартфона у меня стали сдавать нервы, особенно когда я видела на вечеринке, как друзья фотографируются и выкладывают снимки в инстаграм. А я не могла этого делать! Я могла лишь смотреть и завидовать. А возвращаясь домой, тут же бежать к компьютеру, в инстаграм, и подолгу разглядывать там старые фото. Я представляла, как выложила бы селфи с Батыром Шукеновым с сегодняшней вечеринки. Но это возможно только со смартфона.

Я считала дни до зарплаты. Стала рассеянной и раздражительной. Опаздывала на работу. Делая макияж очередному клиенту, подолгу смотрела на него и думала с точки зрения «инсты»: какой фотофильтр подошел бы ему, что лучше – усилить тень или сгладить тон. Самым смешным теперь мне кажется то, что я возненавидела обладателей смартфонов. Видя, как кто-то делает снимок, я демонстративно и презрительно усмехалась. В итоге начальница отправила меня на две недели в отпуск. «У тебя нервное истощение, отдохни».

Однако отдых лишь усугубил болезнь, ведь друзья активно пополняли свои инстаграмы снимками с наших тусовок, а мне оставалось только молча беситься. Мое расстройство из-за поломанного телефона переросло в недовольство жизнью и своим положением, мне было горько оттого, что я так много работаю и не могу купить себе даже несчастный смартфон. Ничтожество, неудачница! – говорил мне внутренний голос. И в один прекрасный момент я почему-то решила, что не могу так жить дальше, пришла вечером домой и «закинулась» приличной дозой таблеток. Не буду говорить каких, но скрутило меня мгновенно.


Потом, уже в больнице, скажут, что меня спасла реакция мамы

и скорая помощь, приехавшая на этот раз действительно скоро. Вообще это самый тяжелый момент: приходишь в себя, открываешь глаза, а там врачи смотрят на тебя как на морального урода.

И еще никогда не забуду мамин взгляд… За что я причинила

ей столько боли? Страшно подумать – за сломанный инстаграм!


Вместе со скорой помощью приехали полицейские, задавали дежурные вопросы: не довел ли кто, не издевался ли, как дела на учебе, работе, в семье, попросили предъявить справку о том, что я прошла лечение, но так и не приехали за ней.

Рассказывать о причинах своего поступка ни им, ни врачам, ни соседям по палате не хотелось. Стыдно, да и слишком экстравагантно, когда вокруг контингент – один с белой горячкой, второй слышит голоса, а третья не моется, но ставит себе, извиняюсь, в одно место мыло, потому что у нее фобия грязи. После одного дня в БСМП меня перевели в Республиканский научно-практический центр психиатрии и наркомании – серьезное заведение. Ни одна глупость не остается безнаказанной – я поняла это на всю жизнь.

За месяц в «психушке» я набрала 20 с лишним килограммов! Неудивительно, если учесть, что после капельниц и множества таблеток – а все это психотропные препараты, – постоянно хочется спать. На прогулки нас выводили строем, как заключенных, на 30-60 минут в маленькое огороженное место. Мы шутили: а где кандалы? На площадке лежали разные спортивные снаряды – мечи, обручи, скакалки, – но за месяц я не видела ни одного больного, игравшего с ними. Все выходят на улицу и, как овощи, тупо стоят.

В клинике много молодых женщин. Разные причины привели их туда: кто-то пытался повеситься из-за долгов и кредитов, несмотря на грудных детей, кто-то просто лечился от бессонницы, другие резали вены от несчастной любви. Я о своих мотивах умолчала.

В больнице все находятся под подозрением рецидива, поэтому во время приема с пациентов снимают лифчики, ремни, шнурки; забирают ручки, блокноты, телефоны. Все, что на тебе остается, – это трусики, майка и трико (штаны, легинсы, домашние шорты), ну и тапочки.


Один раз у меня случился нервный  срыв: я ворвалась в кабинет главного врача с криком: «Отпустите меня! Я нормальная!»,

после чего мне как раз-таки прибавили дозу психотропных лекарств, вводящих в состояние спящей красавицы.


Но мне еще повезло с лечащим врачом, Индирой Нургажиевной – она не ограничивалась таблетками и уколами, а подолгу разговаривала со мной по душам.

Через месяц я выписалась, или, как говорят в психиатрическом центре, освободилась. После чего еще проходила курс реабилитации в клинике невролога Кима Игоря Тхя-Уновича. Потому что от медикаментов у меня стала заклинивать челюсть, я не могла пить, жевать, глотать. Только раззевала беспомощно рот, как рыба, пугая родных.

Теперь все позади, я здорова, меня даже не поставили на учет. Первая попытка. У врачей даже есть выражение на этот счет: «В первый раз прощается».

Но, как я уже сказала, ни одна глупость не проходит бесследно. Еще в больнице скорой помощи я пришла в ужас оттого, что не могла прочитать лежавшую на тумбочке газету, хотя бы один абзац – не могла сосредоточиться. Врач объяснил, что это побочный эффект отравления, часть мозговых клеток умирает. Меня мучает мысль об этом.

Но есть и хорошее. Я уволилась со старой работы, удалила свой аккаунт в инстаграме и вообще по совету врачей в социальные сети не хожу. Пока во всяком случае. Пытаюсь жить нормальной жизнью, без луков и селфи. Впрочем, дело не в них, я думаю, что не в них…

А главное, я сблизилась с мамой. Она каждый день приезжала ко мне в больницу, утром и вечером, правда всего на 45 минут, таков режим. Мы с ней впервые начали разговаривать – о жизни, о наших мыслях и эмоциях. А не просто: «Привет, как дела?».


Записала Зоя Хорошева

Иллюстрации Banksy

Не забудьте подписаться на текущий номер
Поделиться: