Светлана Доценко выросла в Воронеже, после 11 класса гимназии поступила в Гарвард на полное финансирование. И теперь рассказывает Esquire о приключениях – собственных и своих друзей из Казахстана.
В течение последних десяти лет я слушала лекции глав государств и нобелевских лауреатов; помогала редактировать книгу моему профессору Саманте Пауэр, которая являлась послом США в ООН; опубликовала статьи о своей работе в Forbes, TechCrunch, British Medical Journal; пробежала два полных марафона в Берлине и Нью-Йорке; начала компанию с полусумасшедшим, но бесспорно гениальным мультимиллиардером-профессором МИТ; с нуля начала свой собственный образовательный стартап adian.co, который привлек инвестиции от Гарварда, MIT, Commonwealth of Massachusetts, Gates Foundation. Я объездила 32 страны и решила, что больше всего мне нравится в Бостоне и в Берлине, между которыми я живу и летаю два раза в месяц.
Это история таких же путешественников: троих друзей из Казахстана, один из которых был моим гарвардским однокурсником. Парни своим умом поступили в Harvard, MIT и Caltech, а потом вынуждены были искать деньги на билет в Америку любой ценой. Сейчас я думаю, что главное в жизни – не только совершить свой собственный полет, а помочь другим встать на крыло.
***
Баур редко рассказывал о себе в университете. Я знаю, что он родился в небольшой казахской деревне, а в 7 классе поступил в какой-то космический математический лицей-интернат, в котором спать надо было на деревянных подстилках и долбить математику с шести утра и до последнего вздоха. С легкостью и спокойной ненавистью олимпийского атлета он выиграл мировой чемпионат по математике и поступил в Гарвард. На первом курсе Баур записался на Math 55, самый сложный курс математики в мире. Когда я за ланчем спросила его, как курс, такой невообразимый и недосягаемый, он тихо улыбнулся, перешел на акцентированный английский и сказал, «I only do proofs, you know». Он сказал это так, что мне, человеку в математике неискушенному, стало ясно, что proofs – это и есть корень, соль, основа, и что ни на есть фундамент всей этой математики.
Баур никогда не любил математику, как мы не любим все то, что просто и мучительно, с чем давно срослись, и без чего сами не можем.
В середине университета с ним случился срыв. Баур завалил экзамен по теории игр, хотя выучил весь материал еще в 9 классе для Сибирской олимпиады, не появился на финальном экзамене по греческой философии, и упросил декана пустить его в академический отпуск «по личным причинам».
Он давно мечтал об Италии, а конкретнее Болонье, где тогда еще преподавал его обожаемый Умберто Эко. Баур улетел на полгода и приехал тихим, но больше не напряженным. В Италии математику он использовал только для того, чтобы просчитывать, выиграет ли очередной матч его любимый A.C. Milano. Ну и лекцию Умберто Эко послушал, конечно.
Я не видела Баура пять лет после выпуска, а тут по работе прилетела в Алматы. Встречаемся в чистом, стильном, псевдоитальянском кафе на центральной улице, проспекте Абая. Белый мелок на черной доске; три опции завтрака – на казахский, русский и американский вкус. Я соскучилась по гречке; Баур заказывает тонкий омлет. На нем идеальный, вероятно, итальянский пиджак и черная футболка; Болонья не прошла даром. Мы быстро пробалтываем пленку последних нескольких лет: он работает в Нацбанке, его жена Алтынай, умница и красавица, похожая на Анук Эме, французскую актрису 60-х, тоже экономист с американским дипломом; скучают по Италии и Нью-Йорку, но в последнее время часто летают на выходные. Улыбаемся.
Минут через десять открывается дверь и влетает Даулет — энергичный, хищный такой, как ястреб, и сразу становится понятно, кто есть кто.
«Мы оба из Казахстана, из лицея. Баур учился в Гарварде, а я в Калтехе. Ты же знаешь, как Баур поступал?» Я не знаю. «Мы, это, вместе участвовали в международных конкурсах по математике от нашего лицея. И Маралбек, на два года старше нас, летел в самолете на олимпиаду, и рядом с ним сидел парень, и он случайно, ну вообще случайно сказал, что он в МИТ учится. Так вот этот парень из МИТ Маке рассказал, что можно в МИТ поступить, они даже стипендию дают, только надо все эти экзамены сдать. Маке приехал, всем рассказал, как, и мы все засели. Баур вот в Гарвард поступил, сам Маралбек в МИТ, а я в Калтех».
Вижу, очень четко вижу на улицах Казахстана, как Даке, Маке и Баке было тяжело взлететь в самые жестоко-меритократичные ВУЗы мира. Алматы находится у подножия гор, и это единственный город, который я видела, в котором все буквально поднимается снизу вверх: внизу рынок, грязь, советские развалы и запах жирного бульона на конине, а вверху стеклянные города, воздушные горы, снежные барсы, тончайшие казахские девушки на лакированных летящих лыжах.
«Только мы поступили, но ничего на этом не закончилось», – продолжает Даулет. «Университеты дали нам гранты и оплатили учебу, проживание, питание; все, кроме билета на самолет. Билет до Америки стоил 800 долларов, а у нас их не было».
«Что же вы делали?»
«Ну что, искали деньги. Маралбек нашел национальный конкурс, который спонсировал американская компания, большая, я уже и не помню, какая именно; можно было выиграть компьютер. Мы пошли, а я выиграл, один!» — довольно и немного хищно улыбается Даулет.
«Компьютер выглядел так, как будто бы его принесли инопланетяне в Казахстан; я до него боялся даже дотронуться. Только что с этого, я выиграл да продал его однокласснику за 800 долларов, еще в упаковке. Зато купил себе билет в Америку».
«А двое других что?»
Баур молчит. «Маке, с ним все понятно. У его родителей ферма, курицы, перепелиные яйца, кони, степь, все дела, настоящий Казахстан. И еще у него были коровы. Oдна корова стоила $200, а надо $800, и они всей деревней собрали четыре коровы! Он их продал и купил себе билет в Бостон».
Баур сам так никогда и не рассказал мне, как он купил свой билет. Через несколько лет после выпуска я слышала от знакомых математиков, что в Бостоне его приглашали участвовать в знаменитой покерной команде MIT, которая за выходные выигрывала сотни тысяч долларов, просчитывая комбинации карт в клубах Лас-Вегаса. Баур подумал и отказался: сказал, что уже наигрался, вежливо кивнул, встал из-за обеденного стола; взял свой поднос, чтобы не обременять обслуживающий персонал, и ушел.
Даулет говорит дальше: недавно они вместе слетали в Нью-Йорк на переговоры с инвестиционным фондом из Коннектикута. Там была большая группа, человек 15 из Казахстана, министры, первые люди государства. Их привели в конференц-зал на Upper East Side в Нью-Йорке, красивый, с панелями из красного дерева на стенах.
Из всех казахов (подозреваю, изо всех партнеров этого инвестиционного фонда) только Баур узнал ранний рисунок Пикассо на стене конференц-зала, и спросил, откуда он, и американцы, по выражению Даулета, «чуть в обморок не упали, что казахи вообще и искусство, ну ты понимаешь».
Даулет рассказывает об их новом коллеге Донате, который приехал из деревни рядом с Кызылордой, в общем вагоне («ну у него не было денег даже на купе, представляешь?»). На собеседовании Донат написал тест на лидерские способности, похожий на личностный тест Myers-Briggs, на самый высокий балл, который эти американцы вообще когда-либо видели. Выше балла и самого Даулета, и Баура, и американца с его Пикассо в Коннектикуте.
После теста Донату сказали, что он прошел, и что его принимают на работу. Он сдержанно улыбнулся, кивнул, пожал руку Даулету и попросил разрешения поехать домой собрать чемоданы, чтобы прилететь уже через неделю и начать работать.
И как американцы смеялись, когда узнали, что казаха с астрономическим баллом зовут Донат, ну Донат, это же вообще, это же Данкин Донатс, а «Америка ранз он Данкин».
И вообще donut – это низкая плюшка, от которой только жиреешь, и о нет, у них Пикассо и Климт, и до этого они не опустятся, а надо же все-таки, что самый высокий балл, нет, ну вы представляете.
А все казахи, во главе с Даулетом, многие из которых продали по жертвенной корове в обмен на свой билет в лучшую жизнь, пришли в офис в тот день, забыли о работе и болели за Доната, а потом, когда он уже вышел, смотрели на него в окно через жалюзи. Донат шел по улице спокойно, а потом вдруг остановился, поднял руки к небу, выдохнул, улыбнулся, побежал вперед и подпрыгнул, легко, совсем как третьеклассник.
Он тоже заработал свой первый, свой самый сложный и самый важный полет.
