«Нельзя требовать от грязи, чтобы она не была грязью» — чеховский лейтмотив сквозил на протяжении беседы Нурбергена Махамбетова и Артема Крылова. Главный редактор Esquire поговорил с музыкальным экспертом о его вменяемости, революционности Скриптонита и тонких кармических связях.
Поколению продвинутых алматинцев «за 30» не надо объяснять, кто такой Нурберген Махамбетов. Крестный отец клубного движения в Алматы, ну и по большому счету в Казахстане. Основатель радиостанции Shahar, позднее Energy FM — легендарной волны на 102.2 в fm-диапазоне, воспитавшей целое поколение людей, которые не готовы были слушать отформатированные поп-станции, и собравшей вокруг себя армию диджеев, ставших главными действующими лицами в не слишком многочисленных клубах южной столицы и других городов.
Первые годы Shahar был, прямо скажем, не особо прибыльным проектом. Пока не возмужали те, кто рос на этой музыке, и не понесли Нурбергену рекламные бюджеты своих компаний. Это был рассвет. Признание и заслуженная популярность. Нельзя было считаться прогрессивным горожанином и не слушать Energy.
Увы, у медиа-холдинга менялись хозяева, и в один момент Нурберген принял непростое решение отпустить свое дитя… Через время при его участии запустилось первое казахстанское профессиональное онлайн-радио ne.fm, ставшее отдушиной для тех, кому не хватало в эфире узнаваемого звучания.
Сейчас бывший сотрудник информагентства «КазТАГ», газеты «Ленинская смена» и одной из первых независимых казахстанских радиостанций «Максимум» предстает в нескольких ипостасях. Он музыкальный директор радио Business FM, член жюри талант-шоу X Factor и внезапно… диджей, ремесло которого он освоил относительно недавно.
— Мы с вами знакомы давно, наверное, с моей самой первой журналистской практики у вас на радио Shahar году в 2001-м или 2002-м. Я следил за разными вашими проектами, коих было столько, что охватить все в одном разговоре не получится, да и не надо. Поэтому просто поговорим. Например, о том, что ваше недавнее видеоинтервью с Карлыгаш Исабековой произвело на меня большое впечатление. Причем оно было небольшим, всего полчаса. Но получилось очень живо, видимо, потому, что вы были с Карлыгаш на одной волне.
— Я сразу сказал ей: «Карла, давай не будем про мои планы на будущее. Ну и совсем прошлое копать не стоит». Сколько можно жить этим прошлым? Сегодня ностальгия — это прямо какой-то тренд. А меня это очень сильно угнетает. Допустим, когда я еду в такси и слышу, что человек слушает ретро, я сразу понимаю, что он живет прошлым. Говорю: «А не хотите ли послушать другую музыку?» Ответ: «Она мне неинтересна».
Музыка всегда была отражением времени, и всегда есть что-то интересное новое. Но сколько можно говорить, что Led Zeppelin были ох&%тельны? Мы и так это давно знаем.
— Но это правда, что музыка, которая стала сейчас популярной, по сути вторична. Взять всю эту моду на саунд 80-х.
— Есть такое.
— Так это и есть отражение феномена популярности ретро. Кстати, знаете, какое сейчас самое топовое радио? Ну, насколько я могу судить по поездкам в такси. Радио «Дача». Это ж квинтэссенция всей самой «народной» музыки за последние 10–20 лет.
— Да, это хороший формат. Он, конечно, неприемлемый для моего уха, но тоже формат. Ребята четко нащупали его.
— Мечта дальнобойщика.
— Да-да, но 90% людей же любят такое. Недавно где-то прочитал чеховское выражение, которое я бы перефразировал так: «Нельзя от идиота требовать, чтобы он не совершал идиотские поступки». Меня прямо резануло.
Например, когда мы недовольны охранником в заведении: «Что он себе позволяет? Не пропускает хорошо одетых людей. Он не понимает, что эти кроссовки стоят, как его зарплата?» Нет, он не понимает, поэтому он охранник. То есть нельзя свою жизненную планку применять ко всем.
То же самое с музыкой. Возможно, это мой бзик. Я знаю, что он неправильный, что его раскритикуют, скажут, что я сужу слишком с высоты своего музыкального опыта.
— А вообще, нам в Казахстане нужны эксперты? Когда на смену СМИ пришли блогеры и вайнеры. То, что такое журналистское расследование, уже мало кому интересно. Люди больше реагируют на того, кто громче кричит. За ним и идут.
— Журналистские расследования сейчас в любом случае проводят, они есть. Другое дело, что они интересны более думающей аудитории, но не той, которая воспитана на моментальном восприятии каких-то событий. То есть съемка, снятая кое-как на телефон, оказывается более интересной. А что с этим делать? Это же прогресс, пусть он немножко косой, но прогресс.
Дальше будет еще хуже. Но как хуже? Хуже для нас, для тех, кто привык к хорошим журналистским расследованиям. А для аудитории, которая привыкла быстро воспринимать информацию, быстро проглотить и дальше идти — нормально. Ты заметил, как темы сейчас быстро умирают.
— Какие темы?
— Актуальные. То есть они перевариваются недолго. Тот же Нурпеисов появился, 2–3 дня о нем поговорили и забыли. Но я, допустим, нет. (Cмеется.) Я, когда прочитал все это, я о*#ел.
Поэтому возвращаясь к этой теме экспертов и авторитетов. Что нужно людям? Мне кажется, ты ничего не сможешь им втолковать, потому что нужно время, чтобы переварить информацию, а у них времени нет. Они слишком быстро хотят проживать эту жизнь.
— Вас часто можно увидеть в заведении «Бармаглот», где, как мне кажется, прожигателей жизни хватает. Вы диджеите там каждую среду.
— Да, уже полтора года. Но там другая публика. То есть для них я всегда ставлю то, что сам считаю нужным. Хорошее диско, нью-диско, хаус, r’n’b, хип-хоп. И я никогда не ставил ничего из совка. Там ко мне никто не подходил и не просил сыграть что-нибудь другое. Ни разу. То есть люди отдыхают и просто кайфуют от музыки. Пусть там встречаются девицы легкого поведения, но они настолько сливаются с атмосферой, настолько проникаются общим весельем.
Один раз я поставил Backstreet Boys As Long As You Love Me и вышел покурить. И вся терраса, все 400 человек, хором пели эту песню!
— Но этих Backstreet Boys тоже можно воспринять как «Что за радио «Ностальджи»?
Плащ ZHEREBTSOV
— Но это же хорошо сделанная музыка. Она прошла проверку временем. Я ведь не поставил It’s My Life Доктора Албана. Разница есть? Есть. Понятно, что грань очень тонкая.
— Ну, не знаю. Может, у меня что-то личное с Backstreet Boys связано.
— Они мне нравились всегда. Я думаю, что все-таки у меня чуть-чуть есть вкус и я могу разобрать плохая это песня или хорошая. Так вот, такой концентрации красивых и хорошо одетых людей, как в «Бармаглоте», нет нигде. Они хорошо одеты. Да, они там тратят много денег, но меня это не коробит, потому что там это смотрится логично. И те же астанинцы приезжают и просто в а*#е от того, как люди могут веселиться в 3 часа ночи в среду.
— Многие годы вы были этаким серым или даже вполне явным кардиналом алматинской электронной сцены – запустили танцевальную станцию, собрали вокруг себя диджеев, делали промоушн клубов, привозили артистов. Но при этом все время были «в тылу». Как получилось, что вы сами встали за вертушки?
— Я буду всю жизнь благодарить Дику (Диану. – Esquire) Бимахимову, потому что она впервые попросила меня подиджеить в ее баре dk. Я никогда не забуду, как у меня все тряслось. И человек, который мне помог с самого начала и сподвиг не бояться и делать то, что мне нравится в диджеинге, конечно, это Нариман Исенов. С ним мы позже как музыкальные единомышленники создали свой дуэт God Fathers, который прожил довольно долгое время.
— Неужели в первый раз это было в dk?
— Да, и только из-за того, что Дика очень долго меня уговаривала.
— И вы даже дома не крутили для себя?
— Ну дома ставил. Но с самого начала я не мог себе позволить купить всю эту диджейскую «кухню» Pioneer. Это страшно дорогая штука.
Поэтому весь свой опыт я нарабатывал, выступая в жутчайших заведениях. Где я только ни играл, но не отказывался ни от чего. Это богатейший опыт, я шел туда, чтобы набить руку.
— А чем вы берете как диджей? Если взять человека, не как я, который знает весь ваш бэкграунд и респектует просто по умолчанию, а вот пришли просто люди, чем вы их зацепите?
— Самое смешное, что людей, которые не знают меня и мой бэкграунд, я думаю, я не смогу зацепить никак.
Меня спасает мой возраст, опыт, статус. Я этим нагло пользуюсь и не скрываю этого.
— Но вы как диджей что-то же сообщаете публике.
— Сейчас я все-таки стараюсь играть избирательно, и аудитория в этих заведениях всегда знает, кто я, какую музыку я ставлю и что собираюсь сообщить. Существует много фишек, когда ты выбираешь знакомые глаза, на которые «работаешь». Ну и есть еще много вещей, где-то банальных, но они работают.
— Вы изучали, как быть диджеем, что-то читали?
— Нет, такой литературы нет. По крайней мере, я ее не знаю. Тебе нужно только работать. У меня были такие мероприятия сомнительные – юбилеи, презентации и еще много такого, когда я вообще не понимал, что происходит и чем это все закончится – поножовщиной или чем-то еще. Но приходилось работать по-всякому.
Недавно был в Атырау. А там я вообще суперзвезда местного разлива, потому что, во-первых, я оттуда родом, ну и, во-вторых, люди знают, что я сижу в жюри X Factor. При этом, когда я выступал там, я никого не зацепил. Со мной все фотографировались, но никто не танцевал вообще. Они ничего не поняли, что я играл.
— А что вы играли?
— Ничего необычного. Начал с хауса, понял, что это не работает, перешел на r’n’b. r’n’b не работает – перешел на хип-хоп. И потом, стою такой и думаю: что ж им надо?
Костюм из экокожи ZHEREBTSOV, кеды Diesel
— Странно, мне казалось, коммерческий такой R’n’B или хип-хоп – это беспроигрышный вариант в Казахстане.
— Как выяснилось, нет. Не всегда работает.
— Или им нужен расколбас. Я был недавно в Атырау. И вот среда, вечер. Куда идти? В «Бармаглот». Сейчас все подумали, что спонсор интервью – сами знаете кто. Но нет. Так вот, коктейльная среда, я ожидаю непринужденную музыку. Но там был такой расколбас, то есть буквально херачило настолько, что мы с товарищами поднялись на второй этаж, но и там пришлось друг другу к уху наклоняться, чтобы хоть как-то докричаться.
— У нас тут тоже много людей херачит. Есть пацаны, которых я уважаю, это их хлеб, они этим зарабатывают, и они играют очень энергично. Порой даже агрессивно. Ты зайди куда-нибудь в заведения, например, по Мира. Где звучит агрессивная музыка с совершенно естественным продолжением в виде драки.
— А неужели вам самому не хотелось поставить какой-нибудь дабстеп?
— Мне нравится эта музыка, но я не разбираюсь в ней. Это же надо посвятить время, чтобы ее понять. Я скорее начну играть техно, оно мне более понятно, чем дабстеп. Ты не был у Назиры (Назира Касенова – казахстанская девушка-диджей, приобретшая известность за пределами страны. — Esquire) на вечеринках?
— Отдельно ее слышал.
— А я специально ходил. Там толпа подростков, и все с рюкзаками, как будто их из дома выгнали. Назира, конечно, играет шикарно, а другие диджеи, которых я слышал, они просто х#&рят. Но это другое х#&ривание, отличающееся от того, что звучит в барах на Мира.
— Я думаю, когда я буду расшифровывать интервью, как я буду объяснять слово «х#@рить».
— Колбасить… Не, «колбасить» – дурацкое слово. У Назиры на вечеринках звуковая агрессия позитивная и friendly атмосфера. На меня, конечно, посматривали, мол, «что ты здесь, старикашка, забыл?» Но мне было так комфортно. Я просто сидел, слушал музыку, и мне по кайфу было, что Назира играет, и я не чувствовал себя чужаком, понимаешь? А на Мира я бы чувствовал.
— Кстати, о Назире, которая постоянно играет где-то в Европе, Азии и даже в Австралии. Ну и о других молодых казахах, которые стали все громче заявлять о себе в шоу-индустрии. Можно ли сказать, что стену постепенно пробиваем?
— Похоже, уже начали. Видел у Дудя под недавним интервью с Сабуровым прикольный коммент: «Когда казахи стали такими крутыми? И где вы все это время были?» Давай называть вещи своими именами: россияне, конечно, думают, что мы тут, мягко говоря, провинциалы.
И вдруг появляются Сабуров, Айсултан, Скриптонит. И они такие: «А может, мы ошибались». То есть стену уже пробивать начали. Мне кажется, это вопрос времени, потому что талантливых людей у нас много.
Другое дело, что здесь талантливым людям будет всегда тяжелее, чем в той же России. Здесь они свои. И эта формула работает, что в своем отечестве нет пророка. Но они пробьют дорогу многим.
— А вы Скриптонита слушали?
— Ну да. Хоть и новый альбом не совсем зашел. Но мне нравится, что он все-таки революционер, как ни крути.
— А как вы думаете, почему? Что-то казахское в нем помогло?
— Да нет. Какое-то стечение обстоятельств. Поэзия маленького уездного города, возвеличенная в такой ранг. Мне импонирует, что он говорит. Мне кажется, что, когда Скриптонит пишет свой текст, и я это четко ощущаю, его вообще не е@#т, что об этом скажут. Это ж такое редкое качество. Он человек, который искренне делает то, во что верит, и даже не боится провала.
— Вернемся к вашему диджейству. Меня до сих пор удивляет, что человек, который эту сцену формировал, диджеить стал намного позже.
— Ну я вообще этому не придавал значения. Это сейчас мне диджеинг приносит гораздо больший заработок, чем моя основная работа.
— А вы дорогой диджей?
— Я вменяемый. Я могу и бесплатно отработать, если надо. Я никогда не кочевряжился. Если я играю для ювелирного бренда, они знают, что это дорого. Если в клубе, для знакомых, то вообще недорого могу отыграть.
— А что вообще сейчас с профессией диджея? Ведь тех клубов классических не осталось.
— Во-первых, диджеи стали гораздо ниже оплачиваться, чем раньше.
— Почему? Их стало много?
— Их стало много. Есть те, кто демпингует, как и в любой профессии. Хозяев заведений тоже можно понять, они минимизируют расходы, и всегда на одного диджея, который стоит $100, найдется 5–6 диджеев, которые готовы отыграть за гораздо меньшие деньги.
И сегодня это нормально. Сейчас так многие делают в любом бизнесе – «на фиг вам этот маркетолог нужен, я вам вместо ста долларов за тридцать сделаю». Разве нет?
— И мы возвращаемся к тому, с чего начали. Сильно нивелируется экспертность, то есть опыт жизненный и профессиональный. И это в принципе свойственно молодежи. Это мы росли на каких-то там авторитетах, а им…
— Им по*@й вообще. Они не будут стесняться. Это сейчас везде. Как мне рассказывал директор Business FM Рустам Максутов, идет набор журналистов, приходят ребята, только окончившие университет. Какая зарплата? Мы хотим $1500–2000. А за что?
У них отравленное Инстаграмом мышление – сразу хочется быть красивыми и успешными. И никто не предполагает, что для этого нужно пахать.
Хотя среди пацанов-диджеев, которых я знаю, есть много тех, кто играет музыку, которая не моя совсем, но они трудяги. Я знаю, что они работают дешевле меня, но они никогда не позволят себе делать то, что делают щеглы. И при этом я верю в закон кармы: когда мне кто-нибудь звонит с просьбой отыграть, а я не могу, я всегда позвоню этим пацанам. Потому что я понимаю: эти ребята — они реально пашут и знают цену деньгам. Я им очень сильно респектую.
— Так что вы начали про карму?
— Я в один момент просто поверил, у меня в жизни было столько всего кармического. Не знаю, может, это с возрастом приходит, когда ты начинаешь четко понимать, что что бы ты ни сделал, все возвращается: хорошее, плохое. Плохое особенно. Это же такая очевидная вещь для многих. Или нет?
— Я в какой-то момент, когда был более религиозен, во что-то такое верил. Потом подумал: ну, нет.
— А у меня было много вещей, связанных с этим. Причем они больше были связаны не с негативом, а с позитивом. Негатив — от него я всегда стараюсь дистанцироваться. А хорошее если сделать, оно всегда возвращается.
Я люблю слушать шикарный подкаст комика Рассела Брэнда, он же философ. И постоянно говорит об этом: «Культивируйте доброту, это и есть смысл жизни».
То есть культивировать доброту и такое отношение к жизни – это и есть жизнь.
Приведу пример. Когда-то давным-давно я устроился на Shahar, и мне учредители сказали: «Зарплата у нас небольшая, но мы купим тебе квартиру». Это было в 90-х. Я лет 15 жил на съемных квартирах. И через время мне друзья начали говорить: «Иди предъяви, они же обещали». А я так не могу. Ну как можно прийти и сказать: «Вы же обещали, давайте мне квартиру». Я просто работал. Отработал на все 100%. Тем более, учредители мне всегда доверяли, говоря: «Нурберген, нам не совсем понятно, что ты делаешь и какой формат выбрал, но если считаешь, что так нужно, то пусть будет». Сейчас такое сложно представить.
И наступил тот день, когда выступает владелица Shahar и говорит: «Мы не забыли, выбирай квартиру на такую-то сумму». Я просто о#*ел. Вообще не ожидал. Причем, когда я квартиру выбрал, мне чуть не хватило денег. Она сказала: «Не парься, сколько надо — столько и дадим». И когда я пришел за деньгами, она сказала: «Вот твоя сумма». А потом достала еще: «Это на обустройство». Я вообще не мог поверить.
Свою квартиру я купил, когда мне уже было 40 с лишним. И я уже не ждал ничего, но меня просто до сих пор поражает, что эти люди, во-первых, были настолько верны своему слову, что и сейчас очень дорогого стоит, во-вторых, они оценили мою работу как положено.
А еще через полгода цены на жилье скакнули так, что парень, у которого я купил квартиру, меня встретил и говорит: «Я тебя ненавижу». (Cмеется.) То есть я, грубо говоря, купил квартиру за 30 тысяч, а через полгода она стала стоить 200. Поэтому не надо ждать чего-то от жизни. Просто делай добро, оно вернется, может, где-то не сразу.
— Вы внушаете мне веру в вечное и доброе.
— Ну это же очевидно. Это ведь настолько простая вещь. Хотя сегодня не принято так думать, надо требовать. У меня есть любимая фраза из фильма «Отель «Мэриголд»: «В Индии ты четко понимаешь, что жизнь — это не привилегия, это — дар». Здесь, в Казахстане, мы этого не понимаем, мы хотим от жизни большего. А чего можно желать большего, чем сама жизнь?
Фотограф Илья Ким
Стилист Леонид Жеребцов
Благодарим администрацию бара «Лолита» за помощь в организации съемок
