Казахстанский специалист Айнура Абсеметова, уехавшая по линии ООН с международной миссией в Малави начинает рассказывать читателям Esquire.kz о своей новой жизни за экватором.
Вы летите в другой мир. Мы будем переживать за вас. Какие вы все-таки отчаянные люди. С такими словами нас провожали в аэропорту родичи и друзья.
Что касается нас, виновников торжества – Апашка, я и Жаник – летели с разными чувствами. Моя Мама и апашка Жаника была полна предвкушений заграничной жизни. Жаник испытывал смутную тревогу. Всю дорогу говорил, что готов сбежать в любую минуту обратно домой. Я же вылетала с давно известным мне чувством волнения от предстоящих приключений. Единственное, на этот раз я испытывала огромный груз ответственности за еще двух членов моей маленькой, но смелой команды.
Перелет прошел нормально, если не учитывать небольшую заминку в Дубаи, вызванную путаницей билетов. Оказывается, мамин билет выписали на другой день, а наш с Жаником рейс уже полный. Было три варианта: мы с Жаном летим, а мама летит следующим рейсом; остаемся все вместе и летим на следующий день; ждем чуда до конца регистрации, вдруг кто-нибудь не полетит. Жаник предложил четвертый вариант – полететь с апашкой домой. Это был первый тест на прочность нашей команды. Но чудо произошло и за пару часов до рейса, наш регистратор объявил о свободном месте в эконом-классе. Это было воспринято как преодоление первого экзамена, после которого мы пошли на следующий уровень.
Следующая остановка – Найроби, Кения. Мы впервые пересекли экватор. Земля с иллюминаторов казалось совершенно другой. Она была яркая, бордово-терракотовая в отличие от казахстанской бежево-желтой степи. Воздух приятно влажный, с легкой прохладой. Поговорив мы сравнили свои впечатление – всем троим казалось, что мы попали в мир красивых людей и причесок. Мама таращилась на всех девушек и откровенно восхищалась формами, чертами лиц, затейливыми прическами и нарядами. Жанику было просто неловко от взглядов и настойчивого внимания африканцев. А я всем своим видом демонстрировала, что это мой сын и не надо мне задавать вопросы. Однако зря я была настроена столь воинственно. Люди были добры к нам. Стюард во время посадки спросил у Жаника: «Ты знаешь кто сейчас президент Кении?», полагая, что перед ним кенийский мальчик. Он был сильно удивлен, когда Жаник назубок отчеканил полное имя, отчество и фамилию нашего президента. Не знаю, что его удивило больше: длинное имя (для кенийского уха) президента Казахстана или что не в одной только Кении живут такие мальчики как Жаник.
Итак на вторые сутки путешествия мы добрались до международного аэропорта Лилонгве. Вся наша команда сошлась во мнении, что похоже будто мы прилетели в какой-нибудь Кокшетавский или Костанайский аэропорт. Самолет подкатил очень близко ко входу в Аэровокзал. Никаких тебе автобусов. Только удивительные растения и приятная влажность напоминали нам, что мы в Африке.
Процесс оформления визы и паспортный контроль мы прошли как-то по-домашнему. Во время оформления узнали, что в этой стране уже есть несколько казахстанцев. В первый момент новость меня обрадовала. Во второй, промелькнула мысль, чем соотечественники так запомнились пограничникам, что они сразу вспомнили и сообщили нам о том, что знают казахстанцев.
В первый день нас поселили в небольшую уютную гостинцу в стиле «Bed&Breakfast». Убранство похоже на стиль советского пансионата – кровать, тумба, маленький холодильник, стол, стул и зеркало. Причем мебель та же самая! Экваториальное отличие – навесной балдахин из сетки против комаров. Жаник сразу прокомментировал, что он теперь, как в мультике про Шрека, где Фиона спала под таким балдахином.
Маму пока все восхищает – сочная зелень, кусты-деревья, люди босиком, иностранный говор, вождение по левой стороне, улыбчивые люди. Меня же привел в восторг вечерний разговор с Принцем. Принц – директор местной НПО, на визитке которого написана основная деятельность организации – СМИ и журналистика. Я сразу вспомнила своих казахстанских друзей-журналистов, работающих в условиях отсутствия свободы слова, но Принц уже гордо сообщал, что его организация на самом деле занимается буквально всем – начиная от борьбы с болезнью, от которой слепнут бедные люди (заразные зеленые мухи лезут в глаза, а люди не имеют привычки умываться) и лоббирования доступной среды для людей с ограниченными возможностями, заканчивая прозрачностью гос.бюджета и местными органами самоуправления. Почему-то такой разброс меня не удивил. Такое и в Казахстане встречается.
В восторг я пришла от другого. Директор вездесущего НПО терпеливо отвечал на мои расспросы о стране, культуре, особенностях. Там много интересного, но пока расскажу про одну особенность Малави. В этой стране со-существуют патриархальное и матриархальное общества. Малави делится на три части: Север, Центр и Юг. В Центральной и Южной областях царствует матриархат, а на севере патриархат.
Патриархат в Малави, по описаниям, напомнил самый обычный казахский: огромный калым за невесту, роль женщины в семье на уровне мебели. После смерти мужа, женщина не может покинуть деревню, ибо за нее уплачено. Если она все же решится уйти, то дети и имущество остаются в семье мужа, она же может идти на все четыре стороны, но налегке. Родство считается по отцовской линии.
Матриархат (возрадуйтесь, феминистки) родство ведет по материнской линии и вообще к женщине лоялен. Когда девушка вступает в половую зрелость, этот день отмечается как праздник. Все старейшины-женщины рода собираются и проводят ритуал инициации и посвящения девочки в женщину. И тут я не дослушав, перебиваю его вопросом о вопиющем обычае, услышанном по Евроньюс, дефлорации девочек, у которых начинается менструальный цикл. Принц устало ответил: «Это все медийные штучки». На самом деле есть другая традиция, или скорее «привычка», как он выразился: если у семейной пары долго нет детей, то муж может по большому секрету заплатить другому мужчине с просьбой оплодотворить его жену. Возможно, поэтому в Малави самый высокий процент жителей со статусом ВИЧ-позитивный?
Дальше я забросала Принца вопросами про религию, обычаи, язык, историю…
В следующих письмах я обязательно вернусь к ним, особенно меня занимает матриархат.
Наш с Принцем разговор смогло прервать только приглашение на ужин. В нашей гостинице очень милый шеф-повар по имени Кеннеди. «Стесняшка», как назвал его Жаник. Он все время смущался, пока мама донимала его расспросами о еде – что да как, какая рыба, а специи, а что за мука и где рис? В итоге ужин удался настолько, что даже привереда Жаник великодушно назвал Кеннеди лучшим поваром Лилонгве. Кеннеди в ответ опять смущенно заулыбался и застенчиво предложил чайник чая за отдельную плату, а именно за 2000 киувача, это 860 казахских тенге.
Перед сном под балдахином, я в который раз задала Жанику вопрос: ну как тебе? В страхе, что он снова заведет свою шарманку «я уеду домой с первой посылкой». Но услышала «тут все гораздо лучше, чем я думал. Остаюсь.» У меня отлегло на сердце. Впереди 24 месяца, которые пролетят быстро или будут тянуться долго, но судя по первому дню они будут полными впечатлений и полезных дел.
