Казахстанский специалист Айнура Абсеметова, уехавшая по линии ООН, с международной миссией в Малави начинает рассказывать читателям Esquire.kz о своей новой жизни за экватором.
В предыдущем письме я писала про белых, которые всю жизнь с незапамятных колониальных времен живут в Малави. Их мнение о местных нравах честно и нелицеприятное. Но справедливо показать взгляд на свою страну и ее прошлое и коренных малавийцев.
Сегодня у меня уже четырнадцатый урок вождения. Моего инструктора по вождению зовут Агрей. Он работает в школе с трудно выговариваемым названием, которая принадлежит его отцу. Агрей очень скромный и терпеливый инструктор. Учись я вождению в Алматы, уже рыдала бы от стресса и ругательств в свою сторону, потому как не самый способный ученик к вождению на механике.
Но Агрей всегда корректен и вежлив, а еще очень трудолюбив. Он явно выбивается из стереотипа о ленивых малавийских папиных сынках, проматывающих деньги семейного бизнеса. Агрей трудится буквально в поте лица, в день через него проходит по десять учеников, и, как я заметила, все дни – рабочие, без выходных и праздников.
Я люблю свои уроки вождения по выходным. Милое и неторопливое занятие. В рабочие дни все просто и сурово. В 6.30 утра меня забирают с работы, полчаса я езжу по городу, вот и все. В выходные же Агрей назначает занятия одновременно четырем ученикам, и когда приезжает за мной, на заднем сиденье уже сидят пара утомленных от ожидания своей очереди учеников и один за рулем. Агрей же сидит впереди и тихо командует: «Clash, break, handbrake, accelerate…».
Мы катаем друг друга по очереди, проезжая по симпатичным спальным районам. Пока другие учатся, я изучаю улицы, местную моду, культурные насаждения на обочине. Иногда пытаюсь бодро разбавить молчаливую компанию однокурсников шутками над своим мастерством водителя, но чаще всего они выглядят не уместными. Ребята вежливо улыбаются, а в глазах так и читается сочувствие к мало разумному существу. Пришлось оставить попытки подружиться до лучших времен.
В последние три занятия Агрей стал нас высаживать на каком-нибудь перекрестке и по очереди вызывать на практику вождения с задним ходом и поворотами. Оказываясь в числе высаженных, волей неволей начинаешь знакомиться. Чаще всего мы пересекаемся с Феликсом и Дорин. Феликс – мужчина 36 лет, женат, словоохотлив, работает в отделе кадров частной компании и учится на факультете по развитию человеческих ресурсов. Диплом получит в следующем году, так поздно, потому что приходилось прерывать образование из-за отсутствия денег. Дорин закончила колледж по бухгалтерии и работает в местной компании; очень скромна и узнать что-либо о ее жизни мне пока не удалось.
А в последний раз мне повезло познакомиться с учителем начальных классов Виктором. Мало какой малавиец может рассказать историю своей страны с таким интересом, как он и выдерживать шквал вопросов. Девять из десяти знакомых малавийцев могут максимум назвать имя первого президента, а про колониальное прошлое знают не больше, чем мой Жаник про Советский Союз. Виктор, вероятно, хороший учитель и не таких почемучек встречал в своих классах.
Постараюсь разложить по полочкам все, что узнала от него. Давным давно где-то в семнадцатом веке на территории современных Зимбабве, Замбии и Малавии существовали разные мелкие княжества и королевства. Они были сформированы под влиянием первооткрывателей-миссионеров из Европы. С тех времен началась вестись письменная история этих земель.
До прихода сюда белых и пишущих людей, мало кто мог вести исторические записи и фиксировать события в виду отсутствия своей письменности. Поэтому историю в академическом смысле до того момента как в этом уголке африканского континента появились миссионеры никто не знает – она существует на уровне мифов и сказаний. Миссионеры принесли с собой не только перья и чернила, которыми стали вести летопись, но такие новшества, как бананы, фрукты, бобовые культуры и кукурузу-маис. Удивительно, но всего этого вопреки стереотипам про бананы до 17 века здесь не было. В политическом плане миссионеры дали кочевым племенам свободу, отменив межплеменное рабовладельчество, оседлость, культуру и свет христианской веры. Но были и другие белые – работорговцы, правда до этих краев они сами не доходили, этим промышляли арабы, которые ловили, крали или выменивали чернокожих аборигенов у противоборствующих племен, а затем продавали их работорговцам и владельцам плантаций в далеком Новом Свете. До прихода миссионеров и арабов местные племена кочевали и питались тем, что поймают в саваннах, молились духам животных и предкам. Одежда представляла собой передничек из листьев. Первые читенджи – куски хлопковой ткани – появились у племенных элит от арабов, выменянных на рабов. Мужчины и женщины использовали материал одинаково – оборачивали вокруг бедер. С приходом британских колонизаторов и усилением роли миссионеров мужская половина в конце концов переоделась из читенджи в некое подобие штанин и произошло это только в 18 веке, а вот последние женщины надели поверх читенджи майки и прикрыли груди только в пятидесятых годах двадцатого века. Первые административные здания, школы, больницы, фермы миссионеры строили при своих церквях.
Все это было в прошлом, а что вы, молодой учитель, образованный человек, чувствуете сегодня, – спросила я Виктора. Ответ был коротким – глубокую безнадежность.
Учитель с пятилетним стажем уже испытал разочарование в системе в целом и в образовании в частности. На бумаге образование в Малави бесплатное и обязательное, по факту, все совершенно иначе. Два года назад государство перестало покрывать расходы на электричество и воду в школах, а до этого закрыло финансирование на школьное оснащение, которое включает в себя парты, стулья, доски, мел, учебники, методические пособия. Раз государство не может предоставить, все расходы ложатся на родителей – неподъемным грузом, ведь у каждой малавийской семьи в среднем четверо, шестеро детей. Не все готовы вкладывать в их образование, предпочитая привлекать к заработку в полях. На этом месте рассказа Виктора я вспомнила недавнюю служебную встречу, где мне озвучили статистику. Дети в Малави привлекаются к труду в полях с пяти лет. И если принять во внимание, что в этой аграрной стране более восьмидесяти процентов населения проживает в сельской местности и около семидесяти процентов – за чертой бедности, то шестидесяти процентная безграмотность уже не кажется высоким показателем.
Если бы ты был президентом, какие первые три вещи изменил бы в своей стране? – спросила я.
Образование, коррупцию и трайбализм, – ответил Виктор и тяжело вздохнул.
Ну и конечно же, где бедность – там невежество, где невежество – там закаливающее влияние религии. Еще одно наследие миссионеров, которые принесли с собой, получается, и свет и мрак. Религия играет огромную роль в Малави. Даже относительно образованные малавийцы отличаются сильным религиозным чувством. Здесь нормально начинать рабочее совещание с молитвы и библейских притч, а официальные заседания на высшем уровне открывать с обращения к Богу. На базаре я уже встретила кликушу, истошно орущего проповеди с библией в руке, а в грязном квартале видела вывеску – название магазина«Иисус–спаситель». Имена детям дают либо сугубо библейские, от Моисея, Иосифа, Ребекки до Покаяния, Невинный или Благодать; либо уже по шаманским традициям. На фоне нищих школ и колледжей огромные средства выделяются церкви, на современное оснащение и проведение пышных религиозных празднеств. Ни один родитель в Малави не посчитает за трагедию брошенную школу ребенком, но не допустит, что бы он пропустил церковную службу. У ребенка может не быть школьной формы и учебников, но у каждого есть нарядное недешевое платье для воскресной службы. Первый вопрос после имени тут не чем ты занимаешься или где ты учился, а в какую церковь ходишь. Заболев, как первый вариант решения проблемы – молятся. Не сработало – идут к местным знахарям-шаманам. Не получилось? Ну тогда помирать идут уже в больницу.
Глубокая религиозность, полное невежество, безграмотность и бедность создают замкнутый взаимозависимый круг, по которому иные народы так и бродят веками в абсолютной безнадежности.
