28 октября взрыв на шахте имени Костенко унес жизни 46 человек. Мощность ударной волны превысила два километра. Всего на момент аварии в шахте находилось 252 человека, на поверхность успели вывезти 205. Трагедия в Карагандинской области стала самой масштабной за всю историю работы казахстанских шахт. Редакция Esquire Kazakhstan приносит искренние соболезнования родным и близким погибших и публикует архивный фоторепортаж Александра Ермакова для нашего издания, сделанный в 2013 году.
Это кадры той самой шахты, которая стала могилой для отцов, мужей, братьев и сыновей…
Караганда – город, обязанный своим существованием углю. Старые, просевшие шахтные стволы поменяли рельеф местности, образовали озёра, стёрли посёлки и старые районы. В городе трудно найти семью, которая никогда не имела бы того или иного отношения к шахтам. А на шахтах трудно найти человека, который не имеет предков или родственников, работавших там же. Суммарный трудовой стаж шахтёрских семей нередко переваливает за сто лет. За дедами приходят отцы, за отцами – сыновья и дочери. Люди оставляют шахте своё здоровье, иногда жизнь.
После развала СССР отношение к профессии кардинально поменялось. Шахтёром перестало быть престижно. Многие, выходя с работы, тщательно отмывают глаза, чтобы не выдавать принадлежности к подземному братству. Социальной защиты никакой, перспектив, в общем-то, тоже. Но люди работают. Кто-то должен это делать.
Шахтёры – очень суеверные люди. При такой работе это понятно. Новая каска, новое нательное бельё – плохая примета. Когда опускаешься на глубину в 600 метров по узкому колодцу в подземный тоннель, длиною в десятки километров, который непрерывно вентилируется во избежание взрыва, поверишь во что угодно.
Каждый год из угольной промышленности уходят сотни людей. Уголь теряет актуальность. Действуют рыночные законы.
Здание недействующей обогатительной фабрики на территории шахты. Уголь вагонами увозят на другие фабрики в десятках километров от шахты. Себестоимость угля резко возрастает.
«Охрана». Вахтёр со своим сторожевым псом охраняют дальний угол территории шахты.
Шахты создают вокруг себя «лунный» пейзаж. Отходы производства – угольная пыль, порода.
Законсервированный шахтный ствол. Таких памятников постепенно становится больше.
Горняки идут в клеть – лифт, который опустит их в забой.
В клеть за один раз входят 25-28 человек. Их ждёт 7-8 минут спуска в полной темноте на горизонт минус 100. Учитывая высоту Караганды в 520 метров над уровнем моря, глубина погружения около шестисот метров.
Шахта имеет несколько стволов подъёма-спуска, разнесённых на километры. Горняки переодеваются на основной территории и едут на автобусе на другой ствол для спуска. Под землёй ходит «трамвай».
Скиповой ствол – для подъёма на поверхность угля. Уголь поднимают в клетях вертикально. Это требует колоссальной энергии, благодаря чему уголь, по сути, становиться нерентабельным.
Наталья Жанзакова работает в ламповой. 11 января 2008 года муж Натальи, Ержан, погиб при взрыве на шахте Абайская, Караганда. Взрыв убил 23 человека. Спасатели не смогли подобраться к эпицентру взрыва. Самым молодым погибшим было по 22 года. Наталье предоставил работу на шахте угольный департамент в качестве помощи.
Валерий Зайцев. На шахте – «всю жизнь». В результате травмы на производстве почти полностью потерял слух и речь. На этой же шахте (им. Костенко) работает его сын Виталий, которого Валерий вырастил один. Мать Виталия умерла при родах.
Табельная. Здесь ведут учёт рабочих, которые идут в забой или возвращаются оттуда. На стене шахтёрские жетоны.
Евгения Синькова. Работает в приборной. Она принимает у шахтеров, вернувшихся из забоя, газоанализаторы и проверяет их состояние. От этих приборов напрямую может зависеть жизнь десятков людей. Муж и брат Евгении работают на шахте более 20 лет. Её мать, пенсионерка, отдала шахте всю трудовую жизнь. Пенсия у матери – 29 тысяч тенге.
Сергей Овсянников. На шахте с 1980 года. После травмы в 1995-м его вывели на поверхность. Его отец, брат, сестра и дядя – шахтёры.
Шахтёрские фонари – зачастую единственный источник света в забое. Старые постепенно заменяются фонарями нового типа, более лёгкими и экономичными.
Виталий Зайцев – сын Валерия Зайцева. На шахте 3 года.
Рафкат Абдуллин – на шахте с 1995 года. Его старший брат – Назиф – работает вместе с ним. Их отец, Амир Батрутдинович, отдал шахте 25 лет. Их третий брат отработал 20 лет.
Шахтёрская раздевалка. Спецовка подвешивается к потолку на специальных подъёмниках.
Старший брат Абдуллин Назиф. На шахте с 1981 года. Суммарный подземный стаж семьи Абдуллиных – около 100 лет.
Леонид Биркле. Работает на шахте несколько лет. Его отец тоже работает вместе с ним.
Вид на шахтёрскую раздевалку. Фонарь над входом – пожаровзрывобезопасная конструкция.
Ерёмин Вадим. Он и его отец проработал на шахте по 35 лет каждый. Сын Вадима – Роман – работает вместе с ним.
Горняки ждут подъёма клети. Подъём и спуск клети – энергозатратная процедура. Происходит по расписанию. Каждый проход клети стараются проделывать с пользой – спустить или поднять оборудование или каких-либо специалистов.
Шахтёры в клети. Оператор клети – женщина – следит за подъёмом и спуском. Обрыв троса клети – страшный сценарий. Клеть не упадёт вниз, сработают «парашюты», аварийный тормоз. Но оборвавшийся трос, весом в десятки тонн и длиной в сотни метров, может просто раздавить клеть. О таких вещах вслух даже не говорят.
Шахтёрские жетоны. Каждый, кто спускается в забой, получает свой личный жетон и сдаёт его по возвращении. Функции шахтёрского жетона те же, что и у жетона военного.
Ламповая. Цех, где заряжают аккумуляторы фонарей. В ламповой работают женщины. Они выдают и принимают жетоны, фонари и самоспасатели, контролируют заряд фонарей.
Шахтёрский самоспасатель. Единственная надежда на выживание в случае взрыва, выброса газа или задымления до прихода помощи от горноспасателей. Даёт от 1 до 3 часов времени, в зависимости от активности движения.
Роман Ерёмин. Сын Вадима Ерёмина. Суммарный подземный стаж семьи Ерёминых также около 100 лет.
Евгения и Сергей принимают газоанализаторы у шахтёров после смены.
Безопасность заявляется как главный приоритет в работе.
Шахтёры поднимаются на поверхность.
Фоторепортаж Александра Ермакова
