Писательница Лиля Калаус размышляет о том, как изменилось наше отношение к некоторым выражениям, вполне допустимым в прошлом в контексте времени и географии.
На экране двое. Лысый старый дядька слева и молодой усатый парень справа. Дядька – хозяин поляны, это его прямой эфир, он владеет аудиторией. А парень – гость, он слегка робеет, и в речи его присутствует неистребимый провинциальный акцент. Беседуют о том, чем отличается вежливость наших людей от не наших, и становится понятно, что оба они волею судеб живут в США, в свободное время активно строя вечный дискурс «а у нас – а у них». Молодой рассказывает, что наши, те, которые тоже волею судеб стали эмигрантами, вывезли с собой угрюмость родной психологии. В отличие от улыбчивых американцев, наши слова в простоте не скажут и ни за что не поздороваются с незнакомым человеком.
— А если с точки зрения возраста? – уточняет дядька.
— Ну, молодые еще туда-сюда, –отвечает парень, – иногда могут кивнуть и бросить «привет», а вот пожилые…
И машет рукой. Дескать, бирюки бирюками. Тогда дядька решает пошутить.
— А вы в следующий раз вот что сделайте. Идет вам навстречу такой вот пожилой из наших. А вы ему скажите: «Третьим будешь?». Авось, он к вам и потянется.
Шутка так себе. Дядька улыбается, а парень – нет. С некоторым испугом он смотрит на собеседника.
— А зачем… В смысле, как это… – испуг на его лице сменяется брезгливостью.
— Ну третьим, третьим! – дядька все еще думает, что у парня просто юмора не хватает.
— Нет… То есть понимаю… Но… – бестолково тянет парень.
— Ох. Ну это значит выпить пригласить. Вы что, такого выражения не знаете?
Парень не знает. Дядька коротко объясняет смысл идиомы. Лицо у парня светлеет, он с облегчением переводит дух.
— А я подумал… Такие бывают отношения… Ситуации, когда… Ну вы понимаете, люди втроем… – и парень шевелит усами, недвусмысленно намекая.
Тут дядька, в свою очередь, догадывается о причинах казуса. Замешательство и общий смех. Занавес.
Выражения «третьим будешь?», «сообразить на троих» людям моего поколения объяснять не надо. Хотя мы по молодости лет, разумеется, не стояли у двери магазина, высматривая будущего собутыльника и сигнализируя ему пальцем. Почему соображали именно на троих? Хрущев во время своего недлинного правления СССР не только строил панельные дома, сажал кукурузу и стучал ботинком по высоким трибунам. Он еще и запретил продажу спиртных напитков в розлив в общепите. Видимо, решил таким образом бороться с повсеместным пьянством. А может, по другим причинам. Вот идет простой советский человек, предположим, с завода. А погода – как всегда. Раньше он мог зайти в пельменную и хряпнуть по-быстрому, чтобы согреться. А теперь – нет, надо в магазин переться, а на целую бутылку денег может и не хватить. К слову – водка тогда стоила 2.87. Стоит он на пороге винно-водочного, ждет такого же бедолагу. Пароль: «Сообразим на троих?». А потом они стоят уже вдвоем и следующего претендента спрашивают: «Третьим будешь?». Сбрасывались по рублю – желтенький мятый «шмель» был почти у каждого. А на сдачу обычно покупали плавленый сырок «Дружба» – закусить. Или занюхать. Анекдот той поры: от сырка остался кусочек, все по очереди им занюхивают. Один мужик случайно этот кусочек и проглотил. Остальные ему, с упреком: «Ты что, жрать сюда пришел?!».
Где та водка, та страна и те трешки и «шмели»? Даже граненые стаканы Веры Мухиной давно уплыли по течению реки Стикс, оглашая подземные окрестности жалобным прощальным звоном. Разве что сырок «Дружба» непотопляем и сравнительно недорого стоит в современных магазинах.
Не знаю, используются ли сегодня выражения «третьим будешь?» или «сообразим на троих?» в качестве приглашения к любви втроем. Мне кажется, вряд ли. Очень уж панибратски звучат. Но сбить с толку, конечно, способны.
Усатый собеседник того дядьки, наверное, представил себе ужасную картину, как он зовет противного незнакомого старикана к себе домой и предлагает ему предаться совместных утехам с какой-нибудь нетребовательной нимфой. И вздрогнул.
…Каждый год 31 декабря многие ТВ-каналы обязательно крутят «Кавказскую пленницу». Интересно, как современные молодые люди понимают тот эпизод, когда Шурик в психушке делает знаки тремя пальцами своим коллегам в полосатых больничных пижамах, нюхающим цветочки? Правда, он потом говорит: «Серьезно, я могу сбегать!». Ах, грешно смеяться над больными людьми, мало ли зачем он может сбегать, шалун… Хоть бы и за презервативами, не так ли?
